Всё золото мира

Замах, удар, скульптурное застывание с поднятой клюшкой – и новое путешествие за мячом.

– Это вовсе не значит, конечно, что я знаю или хотя бы догадываюсь о том, кто убил бедного Фрэнка Франклина. Вы должны ясно понимать, что он не входил не то, чтобы в первый – но и во второй, и в третий круги моих знакомств и связей. А эти связи простираются, – Макс сделал значительную паузу, – от конгресса и даже Белого дома – до сообществ простых людей, которые честно трудятся на американской земле. (Взгляд на Потемкина: оценил ли он пафос говорящего? Никакой реакции со стороны собеседника). И Вазири продолжал, совершенно не смущаясь:

– Но я ему, Фрэнку нашему бедному, убиенному – я ему симпатизировал. Знаете, почему? Он был в каком-то смысле – как я. Не канцелярский работник, а человек, понимающий: он будет есть завтра на обед то, что добудет сегодня. И соображающий, что для этого надо рисковать. Добыча золота и торговля им – это, знаете ли, темы щепитильные… Я Фрэнку помог однажды – и с тех пор он меня очень ценил. Доверял, считался со мной. Я в свою очередь к нему тепло относился. Даже познакомил его с этой дамой, с которой он вместе уже года три.

– Илона Фаркаш? – Потемкин решил, что уже пора сказать хоть что-нибудь вслух, потому что Вази – не из тех людей, которые умолкают сами по себе. – А вы ее хорошо знали?

– Моя профессия – всех знать… – Макс Вази поглядел на Потемкина почти снисходительно. – Многие считают, знаете ли, что у них со мной – тесные отношения. Я не против, если это льстит их самолюбию. А если профессионально – конечно, я еле знал Илону. Однако она – дама фактурная, ничего не скажешь. Могла пригодиться. И пригодилась… – Но только не спешите делать вывод о том, что я – законченный циник и негодяй. Хотя – я и циник, и негодяй, но я об этом, в отличие от других, по крайней мере, не стесняюсь говорить вслух. Что касается Илоны Фаркаш – я ее знал еще в очень нежном возрасте. У меня были деловые связи с ее отцом, Ласло. Когда-то, в прошлой Венгрии, он был человеком очень влиятельным. Думаю, и сегодня его связи и авторитет при нем… Вы про него ничего не знаете?

– Знаем кое-что…

– А вы поинтересуйтесь! – Вази посмотрел на Потемкина, взглядом подтверждая: «Поинтересуйся, поинтересуйся Фаркашем…» И, как опытный собеседник, Макс тут же ушел от темы, когда разговор коснулся чего-то действительно важного. – Ласло – хороший папочка и девочка у него выросла хорошая.

Зазвонил телефон и Макс, извинившись, вышел в соседнюю комнату.

В первые совместные годы Илона вообще ничего не знала о бизнесе Фрэнка – и, честно говоря, не очень им интересовалась. Но как-то раз, примерно год назад, Илона подумала, что самым радужным отношениям когда-то приходит конец, если они не подкреплены некоей формальной основой. Короче, Илона захотела выйти замуж за Фрэнка Франклина. И вовсе не потому, что формализация их отношений ей что-то добавила бы во мнении окружающих или в собственной самооценке – нет! Просто появились мечты о том, о чем она раньше и мечтать не могла – надежном жизненном фундаменте и стабильности. И Илона решила попытаться стать женой Фрэнка. Почему бы и нет? Он сам говорил, что создан исключительно для семейной жизни. И вообще, не зря говорится, что лучшее – враг хорошего.

Илона знала, что Фрэнк осторожен. Он и жить к ней окончательно не перебирался – его всегда ждал номер в отеле «Четыре сезона» или в каком-то другом пятизвездочном отеле.

Фрэнк объяснял это требованиями бизнеса. А у Илоны Фрэнк бывал как бы в гостях – даже когда оставался на несколько дней… Зная характер Франклина, Илона понимала, что главное – не спугнуть его. А потому она долго выбирала нужный момент, чтобы впервые даже не заговорить на эту тему, но попробовать почву – насколько казалось ей опасным то, что она задумала. Внутри себя Илона была готова и к тому, что это не просто трудно, а почти безнадежно… Потому что знала – и из разговоров в компании, и из отрывков бесед Фрэнка по телефону, при которых Илона присутствовала, что в ЮАР у Фрэнка есть жена. Еще знала, что детей у них нет и живут они мягко выражаясь, не слишком хорошо… До поры она об этом ничего не спрашивала, а сам Франклин разговоров на эту тему не заводил.

Но однажды, он вышел из ванной с трубкой в руке и закончил разговор в тональности, для него совершенно необычной. «Хва-а-а-тит! – говорил он в трубку, растягивая слова. Он не кричал, нет, но для Фрэнка такой тон был хуже крика. – Хва-а-а-тит, я тебе говорю! Мне надоело, что мной постоянно пытаются руководить. Да, это и к тебе относится… Может быть, даже к тебе – в первую очередь.»

Он нажал кнопку отбоя и сел за стол завтракать, не снимая халата – тоже на него совершенно непохоже. Он всегда садился за стол аккуратно одетый. Илона молча налила Фрэнку чай, села напротив и смотрела на него прямо, ни слова не говоря.

– Я у тебя в Лос-Анджелесе для того, чтобы тебе было удобно и приятно, – науконец сказала она негромко. – В постели, на людях, на концерте, на приеме… Ты считаешь, что этого достаточно. Но я знаю, что тебе нужен человек, на которого ты мог бы опереться. Однако я не привыкла навязываться. Никому. И тебе – тем более. Поэтому, если то, что я сказала сейчас, хоть в какой-то степени неверно – забудь мои слова. И я тебе обещаю к этому больше не возвращаться.

Франклин допил кофе и встал из-за стола. Поблагодарил за завтрак и, поцеловав Илону в щеку, ушел одеваться. К утреннему разговору он вернулся только за ужином. Они любили ужинать в гостинице «Фримонт» на свежем воздухе, в саду, где светили маленькие лампочки, гирляндами вившиеся по стволам пальм, а вдоль ограды горели узкие высокие факелы.

Вот тем вечером Илона с Фрэнком перешагнули какую-то невидимую черту – и их отношения вышли за прежние рамки. Не сразу и не все, разумеется, но Фрэнк стал в какой-то степени доверять Илоне. И она узнала многое о золотодобывающей компании из Южной Африки, которую представлял Фрэнк, и о золоте, и обо многих вещах, связанных с торговлей золотом, о которых прежде просто не подозревала.

– Самое главное, – сказал ей как-то Фрэнк, – я тебе доверяю то, что знают немногие. А с остальным мы разберемся, обещаю.

И в этот год отношения у них были просто идиллические. До последних трех месяцев, пожалуй. Потому что в эти месяцы появился у Фрэнка знакомый уже Илоне холодок – когда мужчина еще поддерживает прежний рисунок общения, еще ласков и внимателен – но уже не так ласков и не так внимателен как прежде.

Ничего не говоря Фрэнку, Илона предприняла домашнее расследование, пользуясь собственными источниками – подругами, знакомыми, коллегами. Результаты были быстрыми и, увы, неутешительными – судя по информации, у Фрэнка появилось новое увлечение: некая Глостер, то ли певичка, то ли поэтесса, то ли – и то, и другое. По информации, которую получила Илона, эта Глостер была «девушкой из эскорта». Не доступной «дамой по вызову», а из числа тех, что выполнют ту же работу, но только клиенты у них куда богаче и услуги их гораздо дороже. Говорили, что познакомил их опять же Макс Вази. Илона хотела было связаться с Максом напрямую, но вовремя одумалась – никогда не знаешь, чего ждать от людей такого плана как Вази. И вот Илона молча выжидала, копила новые сведения. Но новые сведения были, к ее сожалению, похожи на старые.

В нынешний приезд Фрэнка Франклина Илона решила поговорить с ним окончательно и сделать для себя окончательные выводы. «Никогда я не позволяла собой помыкать и никогда не позволю!» – твердила она себе.

Однако недаром американцы говорят: «Never say „never“»[2]. Так вышло, что в этот приезд слово «никогда» относительно Фрэнка Франклина произнесла не Илона Фаркаш, а кто-то совсем другой.

Макс Вази, вернувшись, продолжил разговор буквально с тех же слов, на которых прервался. Но Потемкин поднял руку – и собеседник умолк.

2

«Никогда не говори: «Никогда» (англ).