Всё золото мира

– Да, сэр, но там – сотни компаний… – почесал в затылке О’Рэйли.

– А у нас – вы со своим IQ 160, да еще у вас Ким впридачу.

– Предположим, АйКью у меня больше ста семидесяти, – пробурчал О’Рэйли, и на этом обсуждение данного пункта закончилось.

Далее основной информации ждали от Кима – он получил от техников флеш-файл, найденный в номере Франклина. И подготовил дополнительные данные по делу.

Сначала на экране появилось содержание текстового файла «флешки».

QUAERITE ET INVENIETIS – таков был заглавный титр.

– «Ищите и обрящете…» – с удовольствием перевел Лайон. – Латынь.

Ниже шли три группы цифр – по структуре различные. В первой группе – две строки по десять цифр. Во второй группе – несколько строк – в каждой по десять цифр без интервалов, а рядом – семь цифр, предваряемые четырьмя латинскими буквами. Первая строка выделена жирным шрифтом. Наконец, в следующей группе – просто длинный ряд цифр…

Кадры на экране сменились таблицами. Они шли, сменяя одна другую.

– Есть у кого-то предположения? – сухо спросил Потемкин, когда файл с «флешки» закончился. – А что было в других файлах?

– Финансовые документы… – пожал плечами Ким. – Мне они ничего не говорят.

– Ваше впечатление? – Потемкин посмотрел на О’Рэйли и Амальдено.

– Не знаю, – покачала головой Сандра. – Просто не знаю… Возможно, «черная» бухгалтерия.

– О’Рэйли?

– Такие вещи случайно не делаются. Те, кто прикрепил эту «флешку» на видном месте, хотели, чтобы мы знали, что Франклин не просто убит, а наказан. И тогда, по логике вещей, нам должны были дать понять – за что именно он наказан…

– Похоже… – резюмировал Потемкин. – О’Рэйли, первая часть файла отсылается криптографам, вторая – финансистам. Срок – вчера. Ким, есть еще что-то?

– Сэр! – поднял руку О’Рэйли. – Я не поручусь, но у меня такое впечатление, что три первых строки цифр могут быть как бы координатами каких-то трех местоположений. Первая строка – может быть, даже просто координаты – долгота и широта…

– Ну, так проверьте! – поручил Потемкин. – А теперь – внимание на экран. Ким, твое слово.

На экране – привлекательная молодая женщина за ресторанным столиком с благообразным мужчиной лет пятидесяти. Мужчина подтянутый, с хорошей осанкой. Седеющие длинные волосы зачесаны назад. Лицо слегка одутловатое. Что-то жабье есть в этом лице…

– Бо́рис Гарнетт, владелец трех ювелирных фабрик здесь, в Калифорнии. Вдовец, трое взрослых детей. Женщина – Илона Фаркаш. Та, с которой Сандра беседовала.

Еще кадр. Илона и Гарнетт гуляют по аллее какого-то парка, сидят на скамеечке. Оказывается, этот Гарнетт высок ростом и держится очень прямо. Армейская выучка? Тем временем на экране прощание. Нежный поцелуй…

– Кажется, я могу пояснить, шеф, – это Сандра Амальдено вступила в разговор. – Илона, с которой я беседовала, подозревала Фрэнка в неверности, и потому организовала слежку за ним. По ее словам, Фрэнк Франклин был неревнив. Что, очевидно, не помешало ему организовать свою проверку. Вот мы и видим результаты… Верно, Ким?

– С тех пор, как человечество изобрело электронную почту, хранить секреты стало намного труднее, – скромно потупился Ким.

– Что еще о Гарнетте?

– Удачливый бизнесмен. Рисунок поведения – подчеркнуто скромный. Закончив деловые переговоры выходит из дверей, пятясь – чтобы не поворачиваться спиной к собеседнику. Европейцы от этого балдеют. С Фрэнком Франклиным был знаком много лет. Постоянный его деловой партнер. Должен сказать, что продажи золота растут, и компания, которую представлял Франклин, если судить по поставкам, в последние годы явно на подъеме.

– Как идут расчеты за золото?

– Простите, шеф. Не успел физически проверить. Большой объем…

– О’Рэйли, займись.

Отъехав от виллы Хорхе Гальярдо, его собеседник Антонио остановил автомобиль на тихой улочке Сэндтона и про себя ещё раз прокрутил в уме прошедший разговор. Хозяин терпеть не может, когда его переспрашивают. Надо понимать каждое слово тогда и так, как оно сказано. Звучит это хорошо, но если представить, что ты понял что-то не так или не совсем так, что-то домыслил, в чем-то был неточен – результаты бывают всегда одинаковыми и плачевными. Для того, кто ошибся, разумеется.

Восстановив по памяти разговор в деталях, Антонио для себя убедился, что ошибки нет – он получил задание ликвидировать Барсено, причем ликвидировать чисто и по возможности так, чтобы человек просто исчез.

Работа привычная и на этот раз потому она легче, что этого Барсено сам Антонио никогда не любил.

Серый «Пежо» тронулся с места. «Сейчас надо увидеть Риту, – думал Антонио, – детали уже после…»

Рита жила во вполне приличном буржуазном районе Рандбург… Дома здесь были похожи на лондонские – строились они не по горизонтали, а по вертикали. Зашел в такой дом – небольшие по площади этажи и полуэтажи сменяют один другой. Таких уровней может быть пять или шесть. Антонио не любил архитектуру такого рода, тем более, что о лифтах в этих домах и речи не было.

Что касается Риты – то она всегда говорила, что подобные дома ей нравятся – в них легко прятаться. От кого прятаться и зачем – она не уточняла, да и не нужно было. С Ритой вообще все было просто – она никогда не изображала из себя кого-то, кем не являлась. А являлась она… «жрицей любви»? – так, что ли, их называли в старых испанских балладах, которые романсеро пели под балконами? Ну, может, и жрица… Говорить о ней как о проститутке – язык не повернется, хотя по сути – какая разница?

«Разница – социальная, – думал Антонио. – Она принадлежит к той же профессии, но к иному социальному слою, к иному уровню…» Антонио был единственным во всей их группировке, кто закончил не только среднюю школу, но и колледж, получил звание бакалавра искусств. Товарищи по работе (а проще – братки из банды) не очень эти увлечения Антонио одобряли – для их ремесла образованность и знание французской или испанской живописи XIX века как-то особо не нужны. Когда-то давно насмешки над Антонио, который был помоложе и послабее вот-вот могли стать небезобидными. Помог случай: молодой шеф банды Хорхе Гальярдо, рассматривая иллюстрированнный журнал, увидел фото любимой своей певицы Нилы на фоне картины, изображающей всадника. Фото сопровождалось игривым текстом о том примерно, что вот этому мужчине (имелся в виду всадник на картине) Нила отдает предпочтение перед другими.

– Вот вы, тупые крестьяне, готовы на эту певичку день и ночь дрочить, – обратился тогда Хорхе к своему окружению. (Он мог сказать и похлеще – ему, Хорхе Гальярдо, любимому сыну главы мафии Менандеса, в любом случае никто не решался возразить…) – Вы будете на нее глазеть, картинку эту на стенку приклеите. Но я готов дать сейчас вот эту тысячу рэндов одной бумажкой тому, кто назовет мне имя человека, изображенного на этой картине. Я уже не говорю о том, чтобы вы художника назвали. Ну? – И, убедившись, что желающих нет, Хорхе удовлетворенно закончил. – Вот то-то же! А мне такой человек сейчас для дела нужен.

– Это художник Рембрандт, босс. Картина называется «Портрет польского всадника», – вдруг раздалось откуда-то из-за спин собравшихся. – Кто точно на ней изображен – неизвестно.

Пауза длилась долго. И все это время Хорхе Гальярдо с интересом рассматривал ладного подростка, стоявшего в конце живого коридора, который сам собой образовался под взглядом Хорхе.

– Тебя Антонио зовут? – Хорхе гордился тем, что знал по имени всех своих людей – до последнего рядового, и никогда не ошибался в составе их семей. Если был в хорошем настроении, позволял себе поинтересоваться – как, мол, мать? Выздоровела? У нее же воспаление легких было, ты говорил…

Сейчас Гальярдо смотрел на Антонио так, будто видел впервые.

– Рембрандт, говоришь? Ну, иди сюда, герой и вот тебе твоя тысяча. А откуда ты знаешь о Рембрандте?