Страница 46 из 48
Центральный зал заливал зеленоватый свет узорных панелей, в воде лениво шевелили плавниками светящиеся голубые ванао, задевая пышными хвостами молящихся. Статую Марай облекала голограмма. Полные слез глаза обращались к каждому, кто встречался с ними взором, то ли жалея грешника, то ли умоляя не вставать на путь греха.
Верховный жрец Марай провел Даро сквозь несколько залов и остановился в одной из боковых комнат, предназначенных для уединенной молитвы. Он был стар, а звенья цепи на его шее достигали толщины пальца в местах, где их еще не разъела ржа. Сиуэ живут долго, но на самом деле не так уж много тех, кто оставил позади более пяти сотен оборотов. И еще меньше родившихся до скачка технического прогресса и Первой Космической Войны. Кто сполна вкусил последствий Великого Очищения, позже названного Великой Ошибкой. Даро не опустил глаз, хотя взгляд жреца, казалось, проник в него до костей, и это было куда ощутимее, чем иллюзия взора богини.
— Я слушаю тебя, ищущий помощи Марай Исцеляющей.
Даро глубоко вдохнул.
— Я не способен взять эту рождающую. Ее русло не наполнится от моей страсти. Я сражался и убивал ее родичей. Для меня она — одна из них, и никогда не будет иначе.
Жрец смотрел на него, не мигая. Казалось, он не удивился. Хотя что может удивить того, кто видел сотни тысяч проходящих мимо жизней?
— Знаешь ли ты, о чем просишь? Готов ли ты встать на путь исцеления и отдать дух в руки богини и ее слуг?
— Я должен исполнить свой долг, но не могу, — ответил Даро. — Этому противится мой дух и тело. Я готов ко всему.
— Да будет вода твоя чиста, а ветра послушны, Наследник. Ты вернешься сюда через двадцать печатей. Отныне ты не принадлежишь никому, кроме Марай Исцеляющей.
Нужно было закончить несколько мелких дел. Даро занимался именно этим, когда в его кабинет вбежала сестра. Гневно раздувая ноздри, остановилась у стола, вцепившись в край пальцами.
— Что ты делаешь, Даро? — срывающимся голосом спросила она. — Зачем?
Он продолжал наносить знаки на голограмму, едва взглянув в сторону Найи. Сестра шумно вздохнула, прижала ладонь к губам.
— Что произошло? Умоляю, скажи мне!
Даро слышал ее дрожащий голос и понимал, что Найя вот-вот заплачет. Это не трогало его, лишь доставляло неудобство.
— Может быть, я смогла бы помочь! Я кое-что нашла, и уже начала исследовать вопрос, зачем же ты…
Даро прикрыл глаза и вздохнул.
— «Может быть». «Бы». Я так устал от всего этого. У кого мне еще просить помощи как не у богов?
— У меня!
Найя бросилась к нему и обхватила руками. Даро грустно усмехнулся. Найя правда хотела бы помочь. Она любила его так сильно, как только могла.
— Ты моя маленькая светлая саэлин[1]… — он провел рукой по ее вздрагивающей спине. — Просто… пусть все кончится. Как угодно, но кончится.
Най оторвалась от него, поспешно промокнула лицо рукавом и взглянула в глаза.
— Скажи мне, что случилось. Не молчи…
У Даро внутри расстилался гладкий океан, волнение сестры пускало по нему едва заметную рябь. А ценой восстановления покоя была всего горстка слов.
***
Найя задыхалась от ярости. Галерея до женского крыла казалась бесконечной, как назло, там собрались полюбоваться закатом гости дворца, и с каждым необходимо обменяться вежливым жестом.
В комнате отдыха у покоев прабабушки было тихо. Длинные легкие занавеси трепал ветер, за ними виднелась стройная фигура, сидящая у резной каменной решетки окна.
Найя схватила занавеску, отбросила в сторону и подошла вплотную к паури. Та обернулась, степенно встала и поклонилась сестре Наследника. Найя поймала ее за подбородок и вздернула вверх.
— Как ты посмела?.. Тварь… — Найя едва удерживалась, чтобы не запустить ногти в гладкую кожу на лице Майко. — Как ты могла… так опозорить своего жениха?! Тех, кто дал тебе приют?!
— Я просила у Наследника смерти, госпожа, — тихо ответила паури. — Он не позволил мне…
— Зачем ты рассказала ему, глупая девка?!
От удивления глаза Туа стали огромными. Найя отпустила ее, брезгливо отерев пальцы о край юбки.
— Ты не способна понять, что наделала! Из-за тебя он теперь…
Горло у Найи перехватило спазмом, она отвернулась от Майко.
— Я не отрицаю своей вины. Я думала… что, может быть, вижу Риэ в последний раз. Жизнь хрупка, боги безжалостны, а время жестоко.
Найя нервно теребила браслет на запястье. Имя Зунна, произнесенное с такой дерзостью, заставило ее стиснуть пальцы до боли.
— Я осознала, что наделала, лишь потом. И не могла молчать, не имела права, — Майко говорила так, словно беседовала с собой, озвучивала постылые, горькие мысли. — Проступок должен быть наказан. Я… — впервые за все время Найя услышала, как этот красивый голос ломается, обернувшись, впервые увидела, как лицо паури искажается горем. — Я хотела спасти Риэ. У нас за неверность умерщвляют соблазнителя, — она прерывисто вздохнула, пытаясь справиться с собой. — У вас… не так. Но боги везде одни. Если бы Элай возжелала жертвы — она бы ее получила. Моя кровь смыла бы и проступок Риэ перед его покровителем, которого он называет другом…
— Я без колебаний отдала бы Элай обе ваши никчемные жизни, если бы это могло помочь брату, — прошипела Найя.
— Лжешь, — неожиданно твердо сказала Туа, глядя ей в лицо. — Ты с радостью отдала бы только одну жизнь.
У Найи потемнело в глазах, она ударила прежде, чем успела подумать. Майко не опустила взгляда, даже когда с ее губ закапала кровь. Найя содрала с руки коммуникационный браслет, подошла к стене, где в нише располагалось отверстие утилизатора, кинула его внутрь и ударила ладонью по сенсору. Яркая вспышка превратила браслет в пыль.
***
Высокая дуга диагноста мерцала полосками сканеров, двое жрецов следили за показаниями на голоэкранах. Наконец, Даро подали знак выйти из-под арки. Спокойная гладь воды внутри расцветилась едва заметным алым: тонкая игла не причинила боли, но впрыснутое вещество обожгло руку.
«Это уберет лишние преграды меж духом и телом», — пояснил жрец-целитель. — «Разум порой мешает этому».
«Сними одежду», — показал он.
Даро повиновался, оставшись только в тоэ на бедрах.
«Всю одежду».
Препарат, что ему ввели, подействовал: мир словно подернулся дымкой, мысли начали путаться. В первый миг ослабление контроля испугало Даро, но вслед за мыслями ускользнул и страх.
Даро пришел за жрецом в помещение, что было погружено во мрак, а посреди пола в полукруглой выемке замерла другая фигура. Даро не сразу смог узнать собственную невесту, а когда узнал, то остановился, словно его пригвоздили.
— Зачем… она здесь?
Язык едва слушался, руки и подавно.
Жрец повернулся, взял его за плечо и подтолкнул к центру комнаты. Прикосновение обожгло: Даро отчетливо ощутил каждую складку перчатки и тепло чужих пальцев.
— Нужно разрушить твой страх, — негромко сказал целитель, — Но для этого ты должен посмотреть ему в лицо.
Даро едва не упал: поверхность выемки была скользкой, тонкие струи воды, сбегающие по округлым стенкам, превращали ее в идеальную ловушку для попавшего внутрь. Бояться упорно не получалось, и собраться с мыслями — тоже. То взгляд цеплялся за голубовато-серую поверхность неведомого камня, то отвлекало ощущение тепла от близкого чужого тела, то лишенный опоры мозг ловил и пытался идентифицировать слова жреца.
— Чтобы исцелиться, нужно вернуться к истокам. Вспомни, кто ты есть. Ты — морской охотник. Зверь.
Даро чувствовал, как собственные губы разъезжаются в улыбке. Странное ощущение.
— Неужели так просто? — он не знал, произнес ли это вслух или ему показалось.
Смешно. Слишком просто.
— Отбросить хитросплетения, порожденные разумом — единственный ключ.
Понимать слова и метафоры становилось все труднее. А произносить их вслух было уже невозможно.
«Зачем тогда мы вышли из моря? И кто придумал большинство правил, как не жрецы?»
Он перевел взгляд на стоящую перед ним рождающую. Алые глаза. Слишком темные на его вкус. С этим цветом было что-то связано. Что-то неприятное. Эхо боли прошло мимо, так и не сумев всколыхнуть воспоминаний.