Сыновья алых лун

Туа Майко походила на горный цветок, что раскрывается неохотно и медленно, а потом цветет десятки оборотов, пока не умрет само растение. Порой Найя даже жалела ее — если запрос в генетическую базу докажет, что девчонка — плод кровосмешения, ей придется с позором вернуться в Паур. А после двух с лишком пятилуний среди культуры Пяти Планет… поистине жестокий жребий.

Тому, кто захотел бы приглядеться, было видно, что паури светилась тихим светом с того дня, как Даро устроил ей встречу с низшим. Найя стискивала зубы каждый раз, когда вынуждена была видеться с девчонкой. Теперь присутствие сестры Наследника за плечом Туа уже не требовалось, и это стало для Найи большим облегчением. Паури не спрашивала, в чем причина перемены отношения с ее стороны, только старалась услужить ей более обычного, отчего Найя порой вспыхивала, словно факел, и отсылала девчонку прочь либо уходила сама. Благо Майко уже не пугалась, как раньше, и вела себя достойно… не в пример самой Найе. Запутанная ситуация, обвившая их, словно клейкие щупальца океанского роэга, вынуждала Найю вести себя неподобающе. Даже прабабушка делала ей замечания. И то, что тайна дочери правителя невольно пробивалась наружу, заставляло Найю переживать еще больше.

Но она не до конца забыла о долге. Главной задачей было развеять тяжесть на душе брата. После войны она боялась говорить с ним на опасные темы, однако теперь — если Даро гневно сводил брови, шипел на нее или смеялся — все было лучше, чем застывшая маска Высшего на лице. Нет, на публике это, несомненно, необходимо, достойно, да и просто красиво, но не тогда, когда брат разговаривает по душам с единоутробной сестрой!

Первым воспоминанием Найи о Даро было то, как она, не прекращая сосать молоко, своей пухлой ручонкой отталкивала брата от матери. Ему тогда исполнилось три. Даро легонько толкался в ответ, лукаво глядя своими оранжевыми глазищами. Тихий смех матери и ее теплые руки, устраивающие маленькую Найю поудобнее на коленях… Обнимающие сына… И тот момент, когда Найя все же схватила отворот его мантии и притянула старшего братика ближе, щедрым жестом предоставив в распоряжение Даро налитую молоком материнскую грудь. Пока они были совсем маленькими, часто дрались и исправно доводили друг друга до слез. Но главным и самым ярким воспоминанием Найи оставалось то, как Даро вытащил ее из глубокой воды, куда она по неосторожности сунулась, пока отвернулась нянька. Тогда Найе в голову впервые пришло осознание, что брат — вовсе не конкурент за внимание матери и отца, но тот, кто останется рядом, даже когда родителей не станет.

— Ты помнишь, о чем мечтал в детстве? — спросила Найя, смахивая с лица капли морской воды.

Брат задумчиво свел брови.

— Быть полководцем, кажется. И открывателем новых миров. Как и все мальчишки.

— И твоя мечта сбылась, — улыбнулась Найя.

Даро помолчал, затем тоже слегка улыбнулся:

— Я и не думал об этом… так. Наверное, да…

Он вздохнул и снова опустил голову, сложив руки за спиной. Найя шла рядом, в полосе прибоя, ощущая тепло накатывающих волн.

— А ты о чем мечтала? — спросил Даро. — Я почему-то совсем не помню.

Найя пожала плечами.

— Верно, не помнишь. Честно говоря, я старалась этого не делать. И сейчас тоже. Сам понимаешь.

Даро снова помрачнел и закусил губы. Найя раздула ноздри, сердясь на то, что никак не выходит завести разговор о чем-то приятном. Но можно попробовать выйти из воронки, поддавшись на миг штормовому ветру.

— Негоже, что все вокруг тебя больны, а ты до сих пор не заразился этой болезнью, — лукаво улыбнулась она.

Они подошли к скалам, Найя прыгала с камня на камень, без многослойных платьев это было проще, и она искренне наслаждалась свободой. Даро отвел взгляд от слепящих глаза волн и вопросительно поднял бровь.

— Можно тоже устроить тебе тайное свидание, братик, — склонила голову Найя. — С какой-нибудь красивой лэрнен… или лэром.

Даро фыркнул, залился краской и, махнув на сестру рукой, рассмеялся.

— Плохо за тобой следила наставница… Откуда у тебя в голове такая похабщина?! Насмотрелась имперских трифильмов?

Найя улыбнулась, вздохнула и спрыгнула на песок. Пошла рядом.

— Чувства у всех одинаковые. Знаешь, — Найя на миг прижалась к его плечу, — я поняла: любовь — это не то, что все думают. Это даже необязательно приятно. Просто… хочешь ему добра. Даже в ущерб себе.

Даро посмотрел сестре в лицо, прищурился и, внезапно подставив ей ножку, перехватил Найю и швырнул в море. Когда она вынырнула, брат уже был рядом и смотрел на нее, стоя по шею в воде.

— Тебе не идет философский настрой, — пояснил он, глядя на растрепанную сестру смеющимися глазами.

— Ах ты мелкий… — зашлась в возмущении Найя, — я тебе покажу!

На дно метнулись два гибких тела.

Наигравшись, они вышли на берег. Даро вытряхнул из сапог песок, Найя распустила волосы и достала гребешок, чтобы вычесать водоросли и заново заплести хотя бы одну косу. Когда она закончила расчесываться, брат подошел и провел пальцами по ее вискам, собрав волосы, начал скручивать жгуты.

— Неужели ты еще помнишь, как это делать? — спросила Найя, послушно выпрямив спину, чтобы ему стало удобней.

— Конечно, помню, — уверенно переплетая пряди, ответил Даро. — До обряда мои были длиннее твоих.

— А еще — гораздо гуще и красивее, — вздохнула она.

***

Работа на верфи оказалась сложной и интересной. Алур Ито — инженер, под началом которого трудился Риэ — разрабатывал новую модель транспортника. Разные команды проектировали разные составляющие корабля, Риэ видел, как эти части сливаются в единое целое на большой голограмме. Порой модель начинала светиться желтым цветом, указывая на места, где машинная проверка нуждалась в помощи живого разума. Тогда в главном кабинете Ито, в котором работали и стажеры, собирались все участники процесса и вместе решали вопросы, исправляли ошибки. Риэ жадно слушал опытных судостроителей, стараясь не пропустить ни слова. Но в последнее время ночи Риэ стали гораздо мучительнее дней, в которые можно было отвлечься работой. Ночи заполняли воспоминания и несбыточные мечты, порой удавалось заснуть лишь к рассвету. Поэтому к концу дня детали на экране Риэ начинали сливаться в одну.

И снова приходили болезненные, но столь драгоценные воспоминания о встрече с Туа.

Когда только она успела не просто проникнуть в сердце, а словно стать им? Теперь оно билось неровно и как-то пусто. Будто не было уверено, что стоит продолжать это делать. Но Риэ сжимал зубы и заставлял себя работать, спать и работать снова. Когда-нибудь должно стать легче. Так не может продолжаться вечно, что-то умрет первым — или чувство, или он сам. Это были недостойные сиуэ мысли. Расскажи ему раньше кто-нибудь такое — Риэ только презрительно фыркнул бы и покачал головой. Влюбленность — это всего лишь взаимное влечение, да еще толика любопытства. Впоследствии к ним может прибавиться дружба и уважение — так строятся семьи. А о том, что внезапно накатит безумие, когда вся вселенная сжимается до размеров одного-единственного лица… до улыбки любимых губ… он не имел понятия. Это же просто сказки! Но Риэ пришлось убедиться, что если и сказки — то не просто красивые, но и весьма жестокие.

Он поднял руку и тронул символ Марай у себя на затылке. Богиня воды, любви и познания отметила его своим знаком. Благословение то было или проклятие?!

Риэ помнил отдельные яркие моменты. Залитую светом кожу. Поворот головы. Локон волос. Жесты.

«Моя душа умолкла».

«Я буду помнить, как она звучит».

Риэ отчаянно хотелось попросить ее об одном, слова готовы были сорваться, но он удержал их.

«Спой мне. Спой мне в последний раз».

Но это стало бы песней птицы в клетке. Лучше он запомнит переливы ее голоса там, на черно-белых дорожках сада, когда капли росы сияли как драгоценные камни, которые он бы не смог ей подарить, да они и не были ей нужны.

Он помнил так и не пролившиеся слезы в ее глазах. Туа сильнее него. Она не сломается. Будет выполнять свой долг до смерти. И эти девять капель не превратятся для нее в яд, как для самого Риэ, а лишь придадут сил.