Страница 12 из 48
— Но как же тогда?.. — прошептал Даро.
— Катастрофа сиуэ была не только в угрозе вымирания, Даро. Не вмешайся Империя, Королевство навечно застыло бы во времени. Но, хвала богам, теперь у нас есть надежда. Это вы, наши дети, — вздохнул правитель. — Вы растете в ином мире и сможете принять то, что многие из нас — уже неспособны.
***
Дома, в деревне, Риэ часто мастерил что-нибудь для младших сестер, вытачивая из дерева и всяких железок игрушечных зверьков. Некоторые даже могли пройти на веревочке пару шагов, хоть и быстро ломались. В первые три пятилуния своей жизни в городе Риэ почти не выходил из дому, проводя все время с отцом в мастерской. Тока не был настоящим техником, скорее любителем-самоучкой. Простые починки ему еще давались, а сложные приборы он разбирал на запчасти и потом продавал на вес. Старьевщик обучал сына и принимал его помощь без особого восторга. Другой на месте мальчика обиделся бы, но во-первых обижаются только на близких, а близким Тока Зунна Риэ бы точно не назвал. Во-вторых, сидеть без дела было непривычно и скучно: в деревне день был наполнен трудом с раннего утра до поздней ночи. Смотреть передачи по тахиосвязи надоедало, а проектора голограмм, чтобы читать книги, у Зунна не было. Да и потом, язык сиуэ плохо годился для чтения глазами, а шариков-книг у Тока не водилось, разве несколько старых инструкций по ремонту.
Днем в лавку старьевщика приносили разные мелкие приборы или вещи на починку. По ночам там происходило совсем другое, но об этом Риэ тогда не знал. Тока спал прямо на топчане в мастерской и каждый вечер запирал дверь на лестницу, ведущую в верхнюю комнату, где обитали Риэ с дедом. Это не слишком удивляло Риэ — мало ли какие привычки и обычаи у городских… Может, отец просто не доверял им, так же как и сам Риэ не доверял Тока. Увидев отца вживую, он с облегчением убедился, что мать была неправа: Риэ походил на отца разве цветом волос.
Сначала Риэ просто повторял за Тока, потом стал вникать в устройство электронных штучек. Он быстро наловчился не только чинить небольшие поломки, но и делать разные фигурки из ненужных частей, которые Тока свозил на свалку в конце каждого пятилуния. У него получилось создать модель той бескрылой птицы, встреченной в первый день в городе. Теперь Риэ уже знал, что они называются туйси и живут в солончаках на другом берегу залива. Местные использовали туйси как гужевой транспорт — птицы были выносливы и неприхотливы в уходе, а их яйца с крепкой скорлупой годились для разных поделок.
Эту модель Риэ думал продать в один из торговых дней, когда ездил с Тока на рынок, однако в итоге все четыре печати боялся, что ее кто-нибудь купит, и испытал огромное облегчение, когда этого не случилось. После он делал гораздо более проработанные фигурки — героев сказаний, животных и птиц, морских тварей, но расставался с ними легко. А та, первая туйси так и стояла на полочке у лежанки.
Столичные врачи брали дорого, но даже к бесплатным медикам, что периодически дежурили в районе, дед отказывался идти. Привычными ему средствами здесь не лечили. А при виде мерцающих цветными огоньками капсул диагностов, в которые укладывали выстоявших длинную очередь посетителей, Камоир тихо ругался и делал жест для отвода зла.
Дед Камоир старался помочь Риэ по мере сил хотя бы в сборе металла, но с каждым пятилунием ему было все труднее выходить из дома и даже спускаться по лестнице, встречая редких теперь посетителей. Он принимал это с присущим старикам внешним безразличием. Риэ также не показывал ему своего отчаяния, так что их совместные вечера были, по большей части, наполнены безмолвием. Ощущая, как руки деда ласково перебирают и расчесывают его волосы, Риэ чувствовал, что без того неподъемный камень в груди становится еще тяжелее. Ведь очень скоро у Риэ не будет и этой малости. Скоро. Может, даже завтра… После смерти деда он останется совсем один. С другой стороны, Риэ молод и здоров, а Камоир мучается приступами жара чуть не каждые двенадцать дней и, верно, еле сдерживает себя, чтобы не просить Элай о милосердном скором конце…
Тонкий плазменный резак с тихим гудением шел по линии. Горячий воздух обжигал пальцы даже сквозь изолирующий состав, которым Риэ смазал руки. Он старался не дышать, чтобы не запотело увеличительное стекло. Наконец, на верстак упала вырезанная деталь. Риэ подул на нее, полюбовавшись, как вспыхнул по краешку раскаленный металл. Подождав, пока яркая линия погаснет, отодвинул в сторону, к уже готовым кусочкам.
Даро смотрел на работу друга во все глаза. Риэ прикусил губу, чтобы не улыбаться, и вновь сосредоточился на том, что делает. Он впервые привел Даро к себе в дом, и теперь тот почти лежал на верстаке, чтобы лучше видеть, как Риэ собирает очередную механическую никчемушку — знак Марай, три наложенные друг на друга капли. Тронешь — завертятся, заблестят. Делать такие Риэ не любил, но они продавались лучше всего.
Риэ больше не верил в богов, но подолжал бросать зернышко вионы в воду перед тем, как плыть на охоту, и делал жест для отвода зла, оказываясь на перекрестьи четырех дорог. Он не верил в богов, но привычные действия успокаивали. Так казалось надежнее. Даро же всем сердцем был предан Марай и искренне страшился гнева ее строгой сестры и неистового брата. Риэ не пытался переубедить друга — зачем? Ведь еще совсем недавно он и сам верил в то же, и был тогда гораздо счастливее…
Сверху раздался глухой кашель деда. Риэ отложил инструменты и прислушался, потом вернулся к работе. Даро смотрел на него так, что Риэ на миг стало невыносимо жалко самого себя. Он нахмурился и отвел взгляд.
— Скажи, ты знаешь легенду о плавниковой шлюхе? — спросил он, желая рассеять потяжелевшее молчание.
— О ком?! — поперхнулся Даро.
Риэ закрутил последний маленький саморез, отодвинул стекло и сунул отвертку в ящик.
— Ты же слышал это ругательство. Я и сам так бранюсь, но подцепил его только тут, в столице. Одна девчонка с доков рассказала, что плавниковыми шлюхами называют тех, которые ложатся под всех подряд. Не владеют собой, как олу в период нереста. И могут от этого обрасти плавниками и превратиться в поганую болотную рыбу…
Он усмехнулся, глядя, как темнеют щеки Даро: тема отношений между полами была для него смущающей и запретной. Высшие напридумывали себе сотни странных и неудобных обычаев, образующих пропасть между парнями и девушками, и Риэ никак не мог понять — зачем. У них в округе Красных Песков были совсем другие законы приличий, там работали и развлекались все вместе. А Даро и посмотреть-то на уличных девчонок не мог без того, чтоб не начать мучительно багроветь и заикаться.
— Она сказала, есть старая легенда, — закончил Риэ.
Даро закрыл ладонью лицо, потом фыркнул.
— О боги, я, кажется, понял, о какой легенде речь. Там все совсем не так!
— А как? — с любопытством спросил Риэ. Откинулся на стуле и задрал ноги на верстак, приготовившись слушать.
— Это печальная история о деве, которая полюбила саэля. Он являлся ей в образе океанского альсонну…
— Такой огромный? — вытаращил глаза Риэ. — Ну ясно, почему она не смогла устоять…
Даро стукнул его кулаком, хохочущему Риэ едва удалось удержать равновесие, не сверзившись на пол.
— Вечно ты все… Нет, у них была любовь, но чтобы остаться с саэлем, девушка отказалась от семьи и рода, и сама превратилась в альсонну. В самку, — уточнил он, подозрительно глядя на ухмыляющегося друга.
Но Риэ не стал шутить. Настроение улучшилось — и довольно. Теперь можно поговорить о более важных вещах. Это было еще одной причиной, по которой Риэ позвал Даро к себе: в пыльной лавке к ним никто не смог бы незаметно подкрасться. С некоторых пор Риэ ходил по улицам с оглядкой…
Он вынул из кармана кошель и достал оттуда золотисто-зеленую пластинку. Даро удивленно приоткрыл рот. Ну еще бы: такие деньги не каждый день видишь. Друг поджал губы и отвел глаза. Риэ криво усмехнулся.
— Я не крал ее.
— Нашел работу? — тут же расцвел Даро.