Фрилавщик

   – Нет! Русик, милый. – Оля прижимает руку к лицу.

   Я испугалась. Не хотелось бы, чтобы из – за меня кто – то умер. Пусть даже такой урод. Подхожу, пытаюсь унять дрожь в руке, прощупываю пульс.

   – Фух, живой.

   – Живой? – Оля вытирает слезы.

   – Теперь с тобой! – поднимаю заброшенный кастет, одеваю на правую руку и бью, что есть сил ей по животу. Она сгибается и орет. – Еще одна такая подстава и сядешь, дрянь.

   Запахиваю безнадежно испорченную рубашку и иду в детский дом. Хорошо, что хоть куртку не испортил. И меня… тоже.

   Подойдя к нашему обшарпанному зданию, моя смелость исчезает. Меня трясет, как на электрическом стуле, зубы отбивают чечетку.

   – Вероника, – Ник ловит меня за плечи, – что случилось. На тебе лица нет.

   Ник! Мой хороший, самый красивый. Ну и что что фрилавщиек. Зато он никого по заброшкам не насиловал.

   Осознание того, что было бы если бы у меня не было баллончика, накатывает лавиной. Спасибо, мама, мысленно благодарю. Из глаз полились слезы.

   – А что тогда есть? Если лица нет? – всхлипываю я.

   – Шоколадка моя, – обнимает, – расскажи. – мотаю головой. Нет.

   Вырываюсь и убегаю, на второй этаж перепрыгивая через две ступеньки.

   В комнате никого нет. Это хорошо. Не хватало, чтоб меня такую Натали увидела.

   Снимаю куртку, и порванную блузку. Иду к зеркалу. На по ребрам идо живота сиреневая кожа. Провожу по ней рукой. Ай, больно.

   – Ника, от куда у тебя это? Кто тебя ударил?

   В комнате стоял Ник, сверлил мое отражение в зеркале.

   – Я не слышала, как ты вошел. – вытираю слезы с щек.

   – Я повторю вопрос: кто тебя ударил?

   – Оля с каким – то Русиком, затащили меня в заброшенный садик. Вот результат на лицо, точнее на животе. – он разворачивает меня к себе.

   – Он сделал, что – то с тобой? Я имею ввиду…

   – Нет. Ник он не успел, точнее не смог. Я ему из баллончика перцового брызнула. А вот блузка испорчена. Он мне ее ножом порезал.

   – Тварь! Ему не жить!

   – Ник, успокойся. Я уже разобралась. В следующий раз буду осторожней.

   – Разобралась она! – садись и рассказывай все по порядку. Но сначала оденься. Не могу смотреть.

   Ах, черт! Я же в одном лифчике и юбке. Быстро бегу к шкафу, судорожно ищу, что одеть. Первым попадается майка, алкоголичка.

   – Садись рассказывай. – Ник хлопает рукой по кровати, рядом с собой.

   – Что рассказывать? Шла от школы. Знаешь там здание есть, заброшенный садик. Получила удар по голове, – Ник скрипнул зубами, – очнулась на стуле… Там был какой – то Русик и Оля. Она хотела, чтоб меня просто побили, а у этого Русика возникли другие планы… Ну, а дальше ты знаешь… Блин! Я еще рюкзак с учебниками там оставила!

   – Зачем, этой стерве тебя бить?

   – Ну, я Натали воспитывала, она доложила все воспитателю, я ее припугнула.

   – Я понял. – встает.

   – Ник, ты куда?

   – Сама как думаешь?

   – Но Ник, он здоровый, взрослый! Тебе с ним не справиться! – хватаю его за плечо разворачиваю к себе, и висну у него на шее.

   Я испугалась за него. Зачем нужно было ему все рассказывать? Дура импульсивная. Кто меня просил?

   – Я тебя не отпущу! – крепче прижимаю к себе.

   – Шоколадка, не бойся, я не один пойду.

   – А с кем?

   – С охраной.

   – Какой еще охраной?

   – Да есть у меня… Они профессионалы. Все, Ника, я верну твой рюкзак.

   Два часа после ухода Ника металась по комнате. Повыдирала себе все волосы.

   Вдруг его ужу в живых нет … Нужно в полицию позвонить! Подбегаю к двери. В нее входить Ник.

   – Вот держи, твой рюкзак.

   Какой на фиг рюкзак? Бросаюсь ему на шею.

   – Ника, ты чего? Соскучилась? Переживала за меня? – мотаю головой. – Я не говорил тебе?

   – Что?

   – Я супермен!

   – Тьфу ты дурак! – бью его по плечу.

   – Ай!

   – Ты что ранен?!

   – Нет, я пошутил.

   – Я чуть тут не посидела, а ты все шутки шутишь?

   – Ты переживала за меня, шоколадка? – гладит по лицу. Наклоняется и целует. Я почти забыла, какие потрясающие с ним поцелуи. Ноги подкосились, но он сжал меня сильнее. – Я скучал. Почему ты такая упрямая? – упирается лбом в мой лоб. – И сладкая. – тащит меня на кровать. Усаживаюсь на него, ноги по его бокам. Целую так, что как – будто о этого зависит моя жизнь. Он сжимает мою попу, между моих ног упирается его достоинство, издаю стон.

   Не знаю, что со мной твориться, мне и хорошо, и плохо одновременно. Все тело пылает, всего мало, и поцелуев, и ласк. Это и есть желание?

   – Ох, как горячо! – в комнату входит Ксюша и застывает.

   Я пойманная на этом горяченьком, вскакиваю. Делая вид, что вроде ничего и не было.

   – Да ладно, Ник и Ника. – не смущайтесь. Я от ваших игр сама завелась. Надо срочно звонить Дамирчику.

   – Я и не смущаюсь. – Ник развалился, вытянув ноги, руки за головой. – Что естественно то не без образно.

   Он не смущается! Ну правильно, а я сквозь землю готова провалиться, или забиться под плинтус. Я совсем стыд потеряла.

   – Ник, выйди. – говорит Ксюша. – Мне переодеться нужно.

   – Ой, что я там не видел.

   Меня это кольнуло. Об этом я и не подумала.

   Ксюша, как – то говорила, что была в списке его побед. Побледнела. Одно дело какие – то там девушки, которых я и видеть то не видела, а другое Ксюша.

   – Ника, прости. Я ляпнул не подумал. – он хватает меня за лицо. Я опускаю глаза, сейчас разревусь. – Ника, прошу, посмотри на меня. – в его голосе слышаться нотки отчаянья. И я смотрю. У него такие глаза, как черный омут, и меня затягивает в них. Ничего не могу с собой поделать. – Детка, не делай со мной это опять, я не переживу. Я хочу быть с тобой, только с тобой. Я просто иногда становлюсь моральным уродом. Но я, обещаю тебе, что буду исправляться.

   – А как же твоя идеология?