Фрилавщик

   Прихрамывая, захожу в комнату. Ложусь на койку и зарываюсь в подушку. Реву.

   Жила же, как – то четырнадцать лет без парней не нужно было и начинать.

   Надо бы алгеброй заняться, завтра олимпиада. А на меня накатила такая тоска, хоть волком вой. Какая в таком состояние учеба?

   Забыла о своих целях, что должна кому – то что – то доказать. Кому? Себе, конечно, чтоб потом себя уважать. А не думать лет в тридцать, что из – за своих переживаний, все потеряла.

   Но даже после таких внутренних бичеваний, настрой на работу не вернулся.

   На следующий день, перед олимпиадой хожу, как сомнамбулой.

   – О, сиротка, привет. А кто тебя сюда пустил? – Вилена, моя бывшая лучшая подруга ехидно мне улыбается.

   – Те же кто и тебя. Да, ладно тебе, Вилена, тебе и второе место сгодиться.

   Смотрю, как она зеленеет.

   – Посмотрите какие мы зубастые стали. Я же говорила, что в детском доме одни асоциальные люди живут.

   – Выговорила, даже не запнулась. Молодец. Не плюйся ядом, сама знаешь, я всегда первое место брала, и не собираюсь изменять традициям.

   – Это было пока ты училась в престижном лицее. А сейчас ты где? В школе для коррекции?

   Меня выбесила эта самоуверенная стерва. Я из принципа выложусь на сто процентов.

   Через три дня меня вызвал к себе директор, и троекратно расцеловал. Внешностью он напоминал на Брежнева. И ему для полного сходства не хватало фразы:” Спасибо партия за это”.

   – Беляева! Представляешь первое место! Первое!

   – Вы про что?

   – Мы заняли первое место. Дайте – ка вспомнить, когда это было… да никогда!

   Выйдя из кабинета, хотела бы сейчас увидеть лицо Вилены. Позлорадствовать.

   Я это заслужила.

   С момента попадания в детский дом, я стала другая, жестче, что ли. И мне это нравиться.

   Никогда и не кому не позволю больше вытирать об себя ноги! Никому! И никогда!

   Вернувшись в детский дом, захожу в свою комнату.

   Блин! Как меня достал этот беспорядок. Шмотки, трусы, прошу прощения за подробности, даже использованные прокладки валяются посреди комнаты. Я это убирать не буду!

   Пошла в комнату отдыха, где мы обычно смотрели телевизор. Мне даже находиться в этом гадюшнике не хотелось.

   Бесцельно тыкаю по клавишам пульта, закипая с каждой секундой все больше. Придут я им устрою! Они не одни там живут.

   Слышу топот и заливистый смех. Пришли голубушки! Сейчас я им задам.

   Фурией залетаю в комнату.

   – Скажите одно. Чьи это шмотки и средства личной гигиены валяются?

   – Ну мои! – Натали с вызовом смотрит на меня. – А что?

   – Что? Я тебе сколько раз говорила, что ты здесь не одна живешь! Ты, что до мусорного ведра не могла дойти?

   – Ой, перестань. Придет нянечка она все и уберет.

   – Ты про Нину Федоровну? Да она и так на вас лошадей, пашет круглые сутки! Ты привыкла жить в сраче, я нет!

   – Не привыкла? Вот и убирай за мной!

   – Сейчас, уберу.

   Хватаю ее за волосы, и тычу носом, как нашкодившего котенка, прямо в использованную вещь. Ксюша от смеха хватается за живот.

   – Че тварь, не нравиться? Я тебя быстро к порядку приучу, раз мамочка не смогла. Еще раз увижу эту гадость в моей комнате еще раз натыкаю, и так до тех пор, пока не научишься за собой убирать.

   Оля испугано отшатнулась и убежала.

   – Еще спасибо скажешь, когда вырастишь.

   Натали, размазывая тушь и слезы поплелась выкидывать.

   В комнату заходит Марина Николаевна, воспитатель.

   – Что здесь твориться?

   Я научилась у детдомовцев, как себя нужно вести. Должна признать, они все хорошие психологи. Читают человека на раз, как и с кем себя нужно вести. Иногда они из себя строили бедных сироток, и делали вид побитого котенка. Иногда были такими ласковыми, не один воспитатель не устоял. Все умиленно улыбались, и прощали им любую шалость.

   Ну и что? Я тоже сирота, буду копировать их поведение. За свои нетрадицион6ные методы воспитания, еще раз попасть в карцер не хотелось. Ладно бы вместе. А то, как тогда, меня наказали, а Олю нет.

   – Мариночка Николаевна, – пропела елейным голосом, и сделала глазки, как у кота из Шрека, – ничего не случилось, все хорошо. Вот Наташенька решила убраться. Молодец она у нас. Правда? Просто умничка ТАКАЯ понятливая. – выразительно смотрю на вернувшуюся Натали, чтобы она даже пикнуть не посмела. – А знаете, Марина Николаевна, я на олимпиаде первое место заняла. Вот в честь этого вам шоколадку купила. – достаю из кожаного рюкзака гормон счастья. – Это вам мое спасибо, без вас бы мне не удалось добиться такого успеха. – и улыбка, контрольная на тысячу ватт.

   – Умничка Вероника. Я знала, что ты у меня умничка. – обнимает и целует.

   – А вот и Олечка, – подхожу и обнимаю за плечо, – вы знаете, Мариночка Николаевна, мы так подружились! – целую ее в щеку и шепчу на ухо. – Слышь, ты, крыса, еще раз настучишь по стенке размажу. Ой, замарала, – это уже для воспитателя, продолжаем спектакль, – прости сестренка, вытираю помаду. Оля стоит ни жива ни мертва. Натали потупила глазки, вся крутость с них слетела, как и не бывало.

   Поменьше бы жалости к сиротам, и из них бы могли вырасти достойные члены общества. А то тут холят, лелеют, все прощают, оценки липовые ставят.

   А жизнь она такая жестокая штука, она не будет жалеть.

   – Ну вроде все у вас хорошо, а то прибежала Оля вся запыхавшаяся говорит, что Натали убивают. – воспитатель ушла вся такая гордая. Как же таких замечательных девочек вырастила! Одна олимпиады выигрывает, другая убирается.

   – Ну, ты Ника даешь! – восхищенно говорит Ксюша. – Классно ты ее уела. Мне и самой надоел этот беспорядок. Не хотелось сориться, просто. А ты ее на место поставила. Я тебя еще больше зауважала.

   Я себя и в правду чувствую, как будто готова свернуть горы. Как здорово никого не бояться.

   На полднике, Оля и Наташа шарахались от меня, как черт от ладана.