Фрилавщик

   – Да, все правильно. Извини, мне пора.

   Шла и мысленно приказывала себе не оглядываться. Ведь так должно если выбрал правильную дорогу. А оглядываешься назад, значит, что – то упускаешь.

   Не смогла удержаться, оглянулась. Ник смотрит на меня таким тоскливым взглядом.

   В детском доме дурдом. Все куда – то бежали, что – то не успевали. Стоял шум и гам, похожий на панику.

   – Что случилось? – спросила у Ксюши.

   – А. – махнула рукой. – Очередной меценат приезжает.

   Через два часа, нас всех собрали в актовом зале, где дядечки в дорогих костюмах, вещали со сцены: как им нас жалко и какая у них фирма замечательная, что облагодетельствовали нас, притащили целые коробки пирожных.

   Конечно, этот пафосный бред сопровождался съемками местной телекомпанией.

   После нас собрали, всучили в руки пресловутое пирожное. И долго фотографировали, вместе с нашими меценатами.

   Воспитатели и эти дядечки, у которых, по их мнению, должен был святиться нимб на голове, пошли пить чай с этими сладостями, а может и не чай, а что покрепче.

   Ксюша провожала их презрительным взглядом.

   – Суки!!!

   – Ты про что? – у нее было такое лицо, с которым маньяк распиливает свою жертв.

   – А ты не поняла? – мотаю головой. – Притащили нам свои почти просроченные пирожное, потом будут деньги отмывать через наш детдом.

   Смотрю на коробочку в руках, и правда, завтра они уже будут просроченными. Действительно, зачем выкидывать, тратить деньги на утилизацию, если можно пустить все на пиар ход. И остатки жизни, считать, что все грехи искуплены. Как же сироткам помогли. Принесли радость в их унылую жизнь.

   – А как они будут деньги отмывать?

   – Не знаю. Но ты серьезно думаешь, что на зарплату директора детского дома можно купить BMW x 5?

   – Думаю, что нельзя.

   – Ксюша, – к нам подошел директор. – Ты почему так себя ведешь?

   – Как так?

   – У тебя такое лицо на фотографиях, что не похоже, что ты счастлива. А нашим меценатам нужны эти фотографии на главную страницу размещать.

   – Ага, знаю. Еще и в Twitter и Instagram. Потом слушать хвалебные речи, “какие они святые люди! “Твари! Ненавижу!

   – Ксюша, ты чего? – директор побледнел.

   – Чего? – она с безумным взглядом хватает пирожное и запускает в фото улыбающегося дядечки, которые развешаны на бордовых шторках cцены. – Вот чего!!! Пускай сам жрет свои чертовую тухлятину!

   У директора, в прямом смысле отвисла челюсть.

   – Ты что творишь? Малолетка чокнутая!

   – Да пошли вы все! Горите твари в аду!

   – Карцер. – трясет пальцем перед лицом.

   – Ага, сейчас! Только попробуйте! И я в интернет скину фотки ваших махинаций.

   – К -каие фото? – тянет красный галстук, пытаясь расслабить узел.

   – Такие, думаете, если я брошенка и мама моя…Шлюха, так я совсем ничего не понимаю? Они эти пирожное списали, а по бумагам провели, как свежие. Выручку с вами поделили. За сколько Борис Иванович вы миритесь с отсутствием у вас совести и чувства вины, перед нами? Сорок или тридцать процентов?

   – Какие фото Ксюша?

   – Фото? – она улыбается. – Вашей подпольной бухгалтерии. Залезла, как – то в ваш кабинет и сфоткала. Я в этом ничего не понимаю, вы правы, но думают люди из налоговой заинтересуются. Эти ваши… меценаты, – последнее слово она выплюнула, – еще и налоговой послабление получают и государство им еще и тринадцать процентов возвращает.

   – Давай телефон!! – побагровел.

   – Ага, сейчас! И вы серьезно думаете, что эти фото я храню на нем? Я правда произвожу впечатление беспросветной дуры. Так, что Борис Николаевич, ходите и бойтесь и только сделайте, что – то я быстро позвоню по телефону доверия. Вы каждую неделю тащите таких благодетелей. На прошлой неделе были, кажется, тонны просроченных чипсов. На следующей что будет? Соки? Хотела еще спросить вы дачку достроили?

   – Дача не моя!

   – Конечно, не ваша, а вашей жены. Сотрудники органов опеки конечно же столько и зарабатывают, чтоб строить дачу в десять миллионов. Тебя это не касается!

   – Не касается. Но я хочу “ особого” отношения. Вы у меня в руках, Борис Николаевич. – он хватает ее за руку и оттаскивает в строну, видимо, поняв, что я тоже это слышу. Ты не боишься, что однажды тебе на голову кирпич упадет?

   – Не боюсь, потому что в этом случае вам тоже придется бояться. Нужные документы сразу дойдут до нужных людей. – она победно улыбается и уходит.

   – Стерва! Дочь прошмандовки! – этот спокойный, как мне казалось, дядечка, бьет со всей силы по столу.

   Пытаюсь уложить полученную информацию, не получается. Никогда бы не подумала, что можно зарабатывать таким образом в детском доме. И, что для меня эта информация лишняя, и ничего хорошего она мне не принесет.

   Захожу в комнату, по ней мечется.

   – Ксюша. Ты в порядке?

   – А что по мне не видно? – она опускается на железную койку, та со скрипом прогибается. – Прости, я сорвалась на тебя, просто меня все это бесит. Ну ты в принципе сама все слышала.

   Сижу молчу, не знаю, как помочь.

   – У нас еще не так плохо, как в пригородных детских домах. Там со счета детей снимают деньги, на вещи, а детдомовским суют шмотки, что принесли им люди.

   – Знаешь, в детстве я правда думала, что этим лицемерам не все равно. И мне это было, как бальзам на сердце. Глупо, конечно, думать, что чужому человеку до тебя есть какое – то дело. А сейчас я повзрослела, и многое поняла. Все это для имиджа. Ладно, это все лирика, я уже пришла в себя. Теперь ты мне скажи? Что ты будешь делать?

   – Ты про что?

   – Завтра Сережа возвращается. С кем ты останешься?

   – А, что тут думать? Ни с кем. Я ведь не совсем честна была перед Сережей.

   – Ты с Ником?!..

   – Нет, ты, что с ума сошла? Я с ним в боулинг ходила и в кино.

   – Пфф, тоже нашла измену.