Страница 15 из 32
Ходырев сложил бумаги в портфель, внимательно осмотрел всех присутствующих, смачно плюнул на пол и вышел. Наглер встретился взглядом с Чеченом, тот покачал головой и прокашлялся.
– Вот и вышел гражданин, достающий из штанин, – сказал Чапа. – Надо Ходыреву ружжо подарить, заместо его пукалки, и отправить за речку. Пусть воюет.
– Я б за такую пукалку две своих отдал не глядя, – заметил Наглер, – таких уже лет пятьдесят не делают. Я одно не понял, глава наш с какого момента нарисовался?
– Я вообще в ту сторону не смотрел, – пожал плечами Чапа, – честно говоря, продремал половину. Но тут галдели так, что и внизу слышно.
Бонда догнал Ходырева в коридоре. Взял сзади за рукав и прошипел, уткнувшись в ухо:
– Ну что, прапор? Всё записал? А ты не думал, что здесь как бы… передовая? И люди гибнут. Ты сам, что, горец? Или Кащей? Так у нас тоже есть специалисты… по иголкам в яйцах. Не задумывался? Не провоцируй! У тебя своя война, а у нас своя. Таких как ты, в городе три батальона, меряйтесь там языками, а здесь я мозги засирать не позволю… Выбей нам то, что уже который месяц просим… по вооружению и по людям. По людям, а не по алкашне, которую ты сюда подгоняешь. По спецам. А замотивировать я их и сам постараюсь.
Глава 23. Деформация
Все серьёзные жулики и бандиты являлись чьими-то агентами, и было… как-то «нецелесообразно» их «закрывать».
То есть, периодически давая расклады наверх, можно относительно спокойно заниматься любой противоправной деятельностью. Индульгенция. Причем сливать только то, что нужно конкретному индивидууму для его персональной хозяйственной деятельности. Заезжих конкурентов, например, или вышестоящего подельника.
Да и сами органы обандичивались. Оправдывались профессиональной деформацией. Мол, кого мы по работе чаще видим, не нормальных же людей?
Что ж тогда говорить о сотрудниках под прикрытием и агентах?
Ну, представь, что Штирлиц в свободное время ездил по концлагерям и отстреливал советских военнопленных. В составе группы камараден. Он же фашист, не должен выделяться! А советское командование ему это позволяло, так как он суперразведчик, добывал секретные сведения и плёл интриги, позволяющие в оконцове сберечь многие тысячи жизней.
Тысячи спасенных явно больше, чем десяток давно списанных со счета доходяг. Которых, по идее, еще следует тщательнейшим образом проверять и проверять. Чистая математика! Неравноценный размен. Пешек за ферзей.
Впрочем… Я думаю, что у ваших коллег наверняка существовали такие суперсекретные инструкции… по вынужденной целесообразности. Типа, сам не лезь, но если весь коллектив поехал бесчинствовать, то от коллектива не отрывайся, не внушай подозрений.
А ты не усмехайся, ты ж не можешь знать всего… всех оттенков прекрасного… А я имел несчастье наблюдать. И не похоже всё это было на самодеятельность.
Только когда ты – жертва, то тебе фиолетово, кто отрывает твою голову: местный садист или внедрённый наш агент! Даже если он по этому поводу станет потом рефлексировать.
У нас один… большой такой… начальник был. Дзюдоист. Ветка сакуры, используй силу соперника, все дела. Вот и гнулся под внешними нагрузками, гнулся, аж перекрутило всего, вроде и не сломался… Но уже и не выпрямился. Пытался. Но до конца не смог.
Заигрались, мать вашу за ногу, заигрались! Вот при таком бесконтролье и произошла эта профессиональная деформация: агент, изображающий бандита, стал бандитом, изредка изображающим агента! И в экономике, и в её концентрированном выражении – политике, доверенные белые и пушистые лица, извалявшись во лжи, крови и грязи, навсегда стали грязными и продажными рылами.
Ты не косись, что я эдак, по-плакатному, я ведь эти слова много раз говорил. Прошел через это всё, прополз. Это вы тут разуверились! Решили, что хуже уже не будет? Будет только лучше? А вот я говорю вам: большой вам мужской половой член!
Иногда даже поражало то, как долго мы падаем. Иногда – то, что все-таки остановились. Оттолкнулись от дна, теперь все пути только наверх. Завтра будет лучше, чем вчера. Но… раз, и падаем снова. Может быть, это велосипед у нас такой, что мы так регулярно валимся? Или опять палку в спицы кинули? Или всё же виноват тот, кто в этот раз за рулем?
Я с возрастом понял, что тут всё на это работает. И первое, и второе, и третье. Чтоб наверняка навернулись! О, как сказал! Наверняка навернулись. Запиши. А если сильно ударимся, то может, сдуру-то… и вообще в другую сторону поедем?
А что творилось на дорогах! На всех. В буквальном смысле тоже. У меня тогда было стойкое желание иметь на панели автомобиля секретную кнопку, нажимая на которую, я бы превращал в пар некоторых участников дорожного движения вместе с их вёдрами или болидами. Каюсь, имелись среди них и особы женского пола. Которых, в принципе, можно было попробовать наказать по-другому… Грязно и цинично. Я имею в виду – перевоспитать… на тяжелых и грязных работах. Кстати, через пару десятилетий именно унизительный физический труд (без потерь для здоровья) стал основой воспитательного процесса при Большом Оздоровлении Нации.
Ну как с вами можно разговаривать? Вы ж все равно не верите ни одному моему слову?! Да, сейчас это выглядит бредом, но пройдет совсем немного времени и все полетит в тартарары с сумасшедшей скоростью. А что вы так ехидно усмехаетесь? Жить в постоянном напряжении – та еще пытка! Не знаешь, что будет завтра – машина собьет, дом рухнет или сразу военные действия с доставкой на дом. И инфраструктура ветшает, и люди звереют.
И надеяться не на кого, и не на что – влететь можешь хоть где. Даже если ты… ну вообще, казалось бы, не при делах. Полетишь куда-нибудь, а самолет… того. Не будешь летать – на концерте зацепит. Будешь избегать массовых мероприятий, что-нибудь всеравно прилетит на голову. Тот же самолет, в который ты не сел. Это не обязательно, но шансы благополучно дожить до старости стремительно таяли.
Терроризм – штука такая… неблагородная. Эффективное оружие отмороженных беспредельщиков. А государственный терроризм особенно. Хочешь – деньги печатай, свои для чужих, или чужие для чужих. А хочешь – отстреливай или отравляй субъектов. От ведущих конструкторов, до неподконтрольных политиков и чиновников. Прямо на территории вероятных друзей.
А закладки? Ну, про Маяк и говорить нечего – сами привезли, сами похоронили. Кем надо быть, чтобы принимать непонятно что в чужой запаянной таре? Ладно, хоть снова малой кровью. Во всяком случае, уже было с чем сравнивать.
Когда технологии позволяют в любом гаджете (дурное какое слово – гаджеты-гаджеты, гад же ты!) закладывать достаточное для сноса окружающих голов количество взрывчатки или сигнальное устройство для активации стационарных закладок, простите за масло масляное, о чем еще можно говорить? Вы тут подошвы изотопами мажете, а через тридцать лет нужного субъекта можно будет отслеживать, видеть и прослушивать почти по всему миру. Если он, конечно, об этом не подозревает… Или вызвать у него острую сердечную недостаточность.
Стоит завод, делает сладкую газированную воду. То ли частично наш, то ли весь не наш – там концов не найдешь. Одна вода, похоже, местная. Сахарозаменители и красители узкоглазых, а главную изюминку, то бишь композицию, везут чуть ли не из-за океана. И никто здесь не знает, что там за состав. Это ж, типа, секретный ингредиент фирмы.
В соседней области фабрика шлепает эрзац-сигареты из табачной пыли, водорослей, искусственного никотина и опять же секретных составляющих. Одна из которых, кстати, вызывает помимо обычных неизлечимых болячек еще и жуткое привыкание. Забыл, как называется, её и в эрзацкофе, и в чипсы, и в пиво, и в кошачий корм клали. Чего вылупился, майор, не слышал, что для кошек специальные корма делают?
Так вот, я однажды на таком месяц жил. Выживал. Даже разбираться начал, какой хуже, а какой лучше. У меня в своё время зверюшки тоже нос воротили от некоторых сортов. И если и ели, то только в отсутствие альтернативы, скривив усатые морды. День на третий. Когда уже невмоготу, а хозяин, сволочь, непреклонен. Как я их потом понимал!