Страсть герцога

К тому же Лизетт даже не была уверена, что есть повод для беспокойства. Она покинула территорию поместья много лет назад. Увиденный же человек вообще мог быть не Хакером. Не стоило тревожить Дома без причины.

Лизетт уже почти закончила зашивать перчатку, когда в комнату вошел единственный слуга Дома – дворецкий, камердинер и лакей в одном лице.

– Уже почти девять, сэр. У вас осталось всего полчаса на то, чтобы добраться до пристани.

– Благодарю, Скримшоу, – протянул Дом. – Я умею пользоваться часами.

Румянолицый парень напрягся.

– Прошу прощения, сэр, но, «как волны вечно к берегу несутся, спешат минуты наши к их концу».

Заметив, что Дом начинает хмуриться, Лизетт, едва сдерживая смех, спешно сказала:

– Я уверена, что он отплывет вовремя, Шоу. Он уже скоро.

Скримшоу не выглядел убежденным, однако, развернувшись, ушел.

– Клянусь, если этот тип еще раз процитирует Шекспира в разговоре со мной, я его выгоню, – проворчал Дом.

– Нет, не выгонишь. Тебе никогда не найти того, кто делал бы то, что делает он, за такое маленькое жалованье. – Завершив шитье, она вручила брату перчатку. – К тому же ты провоцировал его, назвав настоящую фамилию.

– О, во имя Господа, – ответил Дом, натягивая перчатку. – Я не стану называть своего слугу по его сценическому псевдониму, где бы он ни проводил большую часть вечеров.

– Знаешь, тебе нужно быть к нему добрее, – упрекнула его Лизетт. – Из-за твоего требования оставаться здесь по ночам, чтобы присматривать за мной, ему пришлось отказаться от небольшой роли, репетировать которую он должен был начать на этой неделе. И в любом случае он прав. Тебе пора. – Она с трудом сдержала улыбку. – Минуты и правда спешат к концу.

Пробормотав проклятье, Дом повернулся к двери, однако затем замер и оглянулся на нее.

– Насчет Тристана. Если к моменту моего возвращения из Шотландии от него по-прежнему не будет никаких вестей, я подумаю, что можно сделать.

– Спасибо, Дом, – произнесла Лизетт тихо, понимая, чего ему стоило дать такое обещание.

– Но не думай, что я помчусь во Францию на поиски этого шельмеца, – проворчал он. – Разве что кто-нибудь мне за это заплатит.

– Возможно, пока ты будешь в Эдинбурге, я распутаю дельце-другое, – сказала Лизетт весело. – Тогда я смогу тебе заплатить.

Ее брат нахмурился.

– Это и близко не смешно. Пообещай мне, что не станешь делать такие глупости.

Таинственно улыбнувшись, она взглянула на часы.

– Ты опоздаешь на корабль, если не выйдешь сию же минуту.

– Так помоги мне, Лизетт, если ты…

– Иди, иди! – крикнула она, толкая Дома к двери. – Ты прекрасно знаешь, что я тебя дразню. Не волнуйся за меня. Со мной все будет хорошо.

Наконец он ушел, бормоча что-то о нахальных слугах и беспокойных сестрах. Рассмеявшись, Лизетт вновь взялась за корреспонденцию, откладывая каждое из писем к документам по тому или иному делу и сооружая стопку из новых запросов, которые собиралась просмотреть последними.

Она провела день, отвечая на эти письма, делая примечания по поводу дел, которые, как ей казалось, могли заинтересовать Дома, и занимаясь делами по хозяйству. Когда Лизетт легла в постель, была уже почти полночь. До этого пытаться уснуть не имело смысла: большую часть вечеров по улицам шатались толпы театралов. Впрочем, ей нравились шум и суматоха. Они напоминали Лизетт о театрах, в которых маман играла в Тулоне.

Когда она легла, шум на улице стих. Обычно он не возобновлялся до полудня – во всяком случае, на их оконечности Боу-стрит.

Потому, когда вскоре после рассвета с первого этажа донесся тяжелый стук во входную дверь, у Лизетт едва не остановилось сердце. Кто бы это мог прийти в такую рань? О боже, неужели что-то помешало кораблю Дома отправиться в Эдинбург?

Спешно набросив пеньюар поверх ночной рубашки, она поспешила в коридор, услышав ворчание Скримшоу, уже направлявшегося к двери. Едва он успел открыть ее, как послышался сердитый мужской голос:

– Я требую встречи с мистером Мэнтоном.

– Прошу прощения, сэр, – ответил Скримшоу, с большим апломбом играя роль дворецкого. – Мистер Мэнтон не принимает клиентов в столь ранний час.

– Я не клиент, – парировал мужчина. – Я – герцог Лайонс. – В его голосе звучал ледяной гнев, на который были способны только аристократы. – И лучше бы ему со мной увидеться.

Это смелое заявление заставило Лизетт в панике ринуться к двери.

– В противном случае, – продолжил герцог, – я вернусь с представителями закона, которые обыщут каждый дюйм этого дома в поисках его и его…

– Его здесь нет, – сказала Лизетт.

Сбегая по лестнице, она даже не думала о том, как была одета. Последней вещью, в которой нуждались «Расследования Мэнтона», был назойливый герцог, шарящий по особняку вместе с толпой полицейских из-за того, что его разозлил какой-то глупый пустяк. Даже слух об этом мог разрушить их жизнь.

Однако, оказавшись внизу и увидев гостя, Лизетт замерла. Потому что стоявший перед Скримшоу в двери человек не выглядел как герцог.

О, одет он был по-герцогски – дорогой шелковый цилиндр, искусно сшитый кашемировый сюртук, идеально завязанный шейный платок. Однако все герцоги, которых Лизетт видела в газетах или на карикатурах, были седыми и согбенными.

Этот же герцог был совсем другим. Высокий и широкоплечий, он поразил Лизетт больше, чем любой другой из мужчин, которых она видела за всю свою жизнь. Он не был красавцем, нет. Черты его лица выглядели излишне резкими – тяжеловатая челюсть, слишком глубоко посаженные глаза. Золотисто-каштановые волосы тоже были откровенно прямыми, чтобы его прическа смотрелась модно. Однако герцог был привлекателен, о да. Лизетт он казался привлекательным настолько, что она сама на себя за это разозлилась.

– Дома здесь нет, – сказала она вновь.

– Тогда скажите мне, где он.

Он явно ждал, что Лизетт просто начнет плясать под его дудку, и это заставило ее ощетиниться. Ей уже приходилось иметь дело с людьми вроде него, и самым худшим было бы позволить ему себя запугать и рассказать слишком многое. В конце концов, она все еще не знала, что ему нужно.

– Он ведет расследование за пределами города, ваша милость. Это все, что я вправе вам сообщить.

Глаза безупречного нефритового цвета вперились в Лизетт, срывая с нее вуаль претенциозности. Одного свирепого взгляда хватило герцогу для того, чтобы раскрыть ее возраст, семейные связи, общественное положение. Он заставил Лизетт почувствовать, кем она была… и кем не являлась.

Герцог посмотрел в сторону, однако затем его всевидящие глаза вновь уставились на нее.

– А вы кто такая? Любовница Мэнтона?

Нарочитое презрение в его голосе заставило Скримшоу побагроветь, однако прежде, чем слуга успел что-то сказать, Лизетт коснулась его руки:

– Я справлюсь с этим, Шоу.

Слуга напрягся, однако он был знаком с Лизетт достаточно хорошо, чтобы распознать в ее тоне нотки, означавшие, что она вот-вот ринется в контратаку. С неохотой он отступил.

Лизетт холодно посмотрела герцогу в глаза.

– Откуда вы знаете, что я не жена Мэнтона?

– У Мэнтона нет жены.

Надменный болван. Или просто… англичанин, как назвала бы его маман. Возможно, он и не был похож на герцога, однако вел себя явно по-герцогски.

– Нет. Но у него есть сестра.

Это, похоже, озадачило герцога. Однако затем он вспомнил, зачем пришел сюда, и окинул Лизетт высокомерным взглядом.

– Вот только я о ней не слышал.

Это заставило Лизетт рассвирепеть по-настоящему. Она забыла о его угрозе, о том, сколь ранний на дворе был час, о том, во что была одета. Лизетт видела перед собой лишь еще одного Джорджа, раздувшегося от собственной важности.

– Ясно. – Шагнув вперед, она встала с ним лицом к лицу. – Что ж, раз уж вы сами столько всего знаете о мистере Мэнтоне, вполне очевидно, что мы не нужны вам для того, чтобы рассказать, когда он вернется или как вы можете с ним связаться. Посему доброго дня, ваша милость.