Страница 4 из 9
Вот растянулся пионер,
За пионером – инженер,
За инженером – тракторист,
За трактористом – металлист…
Профессор в шубе на меху,
Три идиота наверху,
А эта шобла вся на мне,
А я на собственной жене..
А все катаются вперёд и в зад,
А я был этому совсем не рад.
Потянул аспирант древние бусы не на долгую память об экспедиции и не для творческого вдохновения при написании диссертации об эпических событиях прошлых веков. Не с целью, заряжаясь энергией неправдоподобно древней вещи, мыслью пронзать тысячелетия и оказываться у костров скифов и сарматов. Двигала элементарная жадность. Хотел продать бусы жены сарматского вождя, срубить деньжат на историческом экспонате. Но попался через полгода… Вовка мне потом написал…
Такие весёлые картинки из моего детства и юности… Дальше будет ещё веселей…
Следак прокуратуры
Распределился после института в городскую районную прокуратуру. Блатные в адвокатуру или на худой конец – помощниками прокурора. Мне без блата куда? Или юрисконсультом на копейки (получал он слёзы – восемьдесят рублей) или в следователи. Тоже никто не рвался. Считали – собачья работа.
Меня на собеседовании при распределении спрашивают:
– Где бы хотели работать?
– Помощником прокурора, – бодро отвечаю.
На собеседовании был начальник следственного отдела областной прокуратуры. В возрасте мужчина.
– Почему не адвокатом?– спросил он, усмехнувшись.
– Лучше меня знаете, – говорю дерзко, – туда попасть счастье надо иметь.
На что он:
– Если хотите стать настоящим юристом, нужно начинать со следователя. Это вам мой совет.
Прав был на все сто. Я хоть и работал следователем всего два с небольшим года, чётко понял: хочешь стать юристом-профи – поработай следователем. Закалку получил на всю последующую бурную жизнь.
Направили меня следователем в городскую районную прокуратуру. Сразу решил для себя: это не научный коммунизм, который можно откладывать, не уча, до последнего – кончилась лафа студенческая, пора карьеру делать. Работе отдавался, себя не жалея. Приходил раньше всех, уходил в одиннадцать, а то и за полночь. В первый день прибыл в прокуратуру, отрапортовался, представился, думал: для начала введут в курс дела, дадут недельку на ознакомление и стажировку, наставника прикрепят. Прокурор пожал руку, привёл на рабочее место, благословил:
– Дерзайте!
И через пять минут мне на стол вываливают гору дел «возбỳжденных». Нужно дорасследовать. Никаких раскачек, как я размечтался… По-взрослому: вот тебе дела начатые, доканчивай. Я так и присел. Опыта у меня ноль, институтская практика не в счёт. Срок расследования два месяца, когда, думаю, я эту кипу успею обработать? В комнате сидел ещё один следователь, видит моё смятение.
– Ничего, – говорит, – не паникуй.
И дал мне совет, которым всю жизнь пользуюсь:
– Если научишься отделять главное от второстепенного, а второстепенное от третьестепенного – у тебя всегда всё будет в порядке. По главному будешь в отчете, второстепенные дела – в работе, а третьестепенные – те что, подождут своего часа. Не научишься выделять – будет сумбур в голове.
Дела, что мне дали, в разной стадии были. Одно уже возбуждённое, («возбỳжденное» на профессиональном жаргоне), по второй группе дел материалы надо собирать, по третьей – обвинительное заключение писать…
А тут ещё слышу, девчонка из нашего института, из соседней группы, на месяц раньше меня в прокуратуру пришла, такого напортачила, ни в какие ворота не проходит. Распекают её в хвост и в гриву. Дали пустячное дело, завтра срок следствия заканчивается, она выясняла совсем не то. Я мотаю на ус чужие ляпы, самому бы с такими впросак не врюхаться.
Казалось бы, всё проще простого: состав преступления налицо, что нужно выяснять следователю? Время, место, способ совершения преступления, последствия. Молодые лезут в дебри, тонут во второстепенных мелочах и не выясняют главного.
Я человек не гордый, мало ли, что пять лет учился, лишний раз заглянуть в теорию не повредит. Взял в библиотеке при прокуратуре учебное дело, почитал. И засучил рукава. Беру конкретное дело из тех, какими завалили меня по самую макушку, открываю, смотрю: что мы имеем? Какие документы в наличии? Должно быть постановление о возбуждении уголовного дела. Это раз. Второе – запрос информационного центра МВД СССР. Затем характеристики, материалы допросов… Пишу для себя список, чего не хватает, и работаю по нему, не считаясь с личным временем. Жена у меня понятливая, скандалы не устраивает. И хорошо пошло. В районной прокуратуре проработал шесть месяцев, не было ни одного дела, чтобы не раскрыл.
Через полгода прохожу аттестацию, и мне предлагают старшим следователем в областную прокуратуру. По тем временам попасть в областную, это пахать и пахать. Лет десять-пятнадцать. А я сопляк неоперившийся. Но, получается, не совсем, раз в такую компанию взяли. В областной следователи работали серьёзные – деды, зубры, с каждого можно роман писать. Были экземпляры – ещё при Сталине начинали. И тут я, чернила на дипломе толком не просохли. Почесал репу, представил перспективу: если в районной до двенадцати ночи разгребал дела, тут вообще домой уходить не придётся…
Мне выделили отдельный кабинет. В облпрокуратуре следователи колхозом не сидели. У каждого свои апартаменты. В моём кабинете здоровенный стол. Двухтумбовый, зелёным сукном столешница обтянута. Что называется – довоенной эпохи мебеля. И дают мне дело. Тонюсенькая папочка. Шнурочки развязываю, открываю и… не по себе становится. Дело с аннотацией депутата Верховного Совета СССР, первого секретаря обкома КПСС: «Просим проверить соблюдение финансовой дисциплины со стороны главного врача санэпидстанции Абрамовича и возбудить уголовное дело». Такая довесочка может десять томов перетянуть. Дело дали без всяких пояснений и комментариев.
Абрамович городскую санэпидстанцию возглавлял. Подоплека приписки первого секретаря обкома была следующей. Абрамович, депутат Горсовета (какая уж муха его укусила) на заседании Горсовета не согласился с первым секретарем обкома. Выступил против шерсти. Я сразу понял: дело дутое. И начал собирать бумаги. Думаю, обложусь ими со всех сторон. Опросил двести свидетелей. Кучу запросов сделал. Из той тоненькой папочки получилось пять томов.
Имея в арсенале этот многотомник, вызываю Абрамовича. Так как выношу постановление о прекращении уголовного дела, должен ознакомить фигуранта. До этого Абрамовича ни разу не дёргал. Вызываю повесткой. Приходит. Приглашаю:
– Проходите, садитесь.
И объявляю:
– Уголовное дело в отношении вас прекращаю, пожалуйста, распишитесь.
Как он на меня понёс! Как разошёлся! Соскочил со стула:
– Что это такое? Проводилось расследование, а я даже не знаю!! Я – депутат Городского совета, а вы за моей спиной! Это что за порядки?! Буду жаловаться в Москву, если ваше начальство попустительствует!
Был семьдесят седьмой год, мне двадцать три года, ему лет пятьдесят пять. Звали его Георгий Маркович. Кипятится, слюной брызжет. Вскакивает со стула, хватает свой портфель, наверное, бежать на меня жаловаться, снова садится. Побледнел, глаза сверкают… Видимо, страшно нервничал, получив повестку… И вот эмоции захлёстывают…
Я спокойно сижу, ни слова поперёк. Он чуть стравил пар, я взял слово, говорю:
– Не мне вас учить, я молодой, а у вас такой жизненный опыт. Вы человек с положением, многого достигли, но советую вам никуда не жаловаться. Я дело прекратил, распишитесь и забудьте. Я вас не дёргал, вы ничего не знали. Не нервничали, не тратили здоровье, всё прошло мимо вас. Подоплёку дела знаю, советую не обжаловать.
Он выслушал мои доводы, посмотрел на меня долгим взглядом, посидел молча пару минут.
– Где расписаться? – спросил.