Принцесса и Дракон

– Гостей мне только и хватало! – фыркнула девушка. – Да я в Англии кроме Клариссы Стилби – подруги моей матери и ее сына никого не знаю. Нет уж, избавьте меня от пышных торжеств!

– Я тоже не жажду лишнего пафоса, – согласился Ламерти, довольный тем, что их взгляды в этом вопросе сходятся. – Хотя, мне бы, наверное, хотелось увидеть вас в подвенечном платье, – мечтательно протянул он.

– А мне бы не очень хотелось его надевать, – холодный тон Эмильенны вернул Армана к реальности. – И мне все равно, какой будет наша свадьба. Для меня это событие не является праздником!

– Спасибо, что не даете мне об этом забыть, – с горькой иронией заметил Ламерти.

После этого, они больше не разговаривали, погрузившись каждый в свои мысли и глядя на пламя. Искры мерцающими рыжими пылинками взлетали над костром и гасли в холодной синеве сентябрьской ночи.

Глава сорок четвертая.

Утро было серым и холодным. Эмильенна не выспалась из-за боли в руке, да и вообще спать на земле в середине сентября не слишком приятно. Арман тоже почти не спал, поддерживая костер, и наблюдая за состоянием Эмили.

Девушка чувствовала себя хуже, чем накануне, и Ламерти все-таки решился остановиться где-нибудь в гостинице, но для этого, вопреки избранной первоначально тактике, выбрал крупный город, тем более, что они были неподалеку от Бетюна. Маловероятно, что республиканские заводилы мелкого городишки, даже держащие в страхе ближайшую округу, будут хоть что-то значить в Бетюне, и что кто-то там станет ловить недругов «Карла», «Людовика» и «Филиппа».

Так, впервые за время своего путешествия, молодые люди оказались в приличной гостинице. Ламерти вызвал к Эмильенне настоящего доктора, правда, происхождение ее раны объяснили тем, что девушка споткнулась, вылезая из экипажа и распорола плечо, зацепив острый край подножки кареты. Характер повреждений, в принципе, не сильно противоречил выдуманной версии, поскольку Жиль на самом деле скорее распорол ей плечо, чем проткнул. Доктор ничем не показал недоверия к истории, которую ему рассказали, да и странно было бы с его стороны предположить, что скромная, приличная барышня из зажиточного сословия была ранена шпагой.

Поскольку врач посоветовал несколько дней не трогать Эмильенну с места, было решено задержаться в Бетюне. Только оказавшись в уютной, респектабельной гостинице, получив возможность заказывать еду из хороших ресторанов, Эмили осознала, чего она так долго была лишена. Она наслаждалась каждым часом, проведенным в городе, благословляя внезапную передышку. Лежать постоянно в кровати Эмильенна отказалась, и как только ей стало легче, уговорила Армана совершить прогулку по городу. Ламерти был не в восторге от этой идеи, но Эмильенна напомнила ему его же слова о том, что они – не самые значимые и разыскиваемые преступники, и что, по сути, новому режиму нет до них особого дела.

Молодые люди отправились на главную площадь, полюбовались на знаменитую колокольню, которую Арман нашел уродливой, а Эмили повздыхала о том, что не может оказаться наверху. У подножия колокольни они обнаружили уютную уличную кофейню, утопающую в цветах. Эмильенна, до смерти соскучившаяся по сладостям, заказала больше пирожных, чем смогла съесть, а Ламерти добродушно усмехался, наблюдая детскую радость своей спутницы.

На город медленно спускался теплый осенний вечер, пришедший на смену солнечному дню. Эмили давно не было так хорошо. Рука уже почти не болела. до Кале оставался, самое большее, день пути. Арман был добр, не изводил ее насмешками и не демонстрировал свою власть.

Расправившись с очередным пирожным, и вопреки всем правилам хорошего тона, по-детски облизав пальцы, Эмильенна подняла глаза на Ламерти. Тот сидел, положив подбородок на скрещенные ладони, и смотрел на девушку. Какая-то незнакомая ей теплота и мечтательность сияли сейчас в его глазах вместо привычных усмешки и самодовольства. И в этот миг Эмили показалось, что выйти замуж за этого человека – не такая уж плохая идея. Обаяние дымчато-голубых сумерек, пронизанных золотистым светом уличных фонарей, наполненных звуками музыки и запахом жаренных каштанов, пробудило в девушке желание жить, любить и быть любимой. Если бы только можно было поверить в истинность чувств Ламерти, а, главное, в их долговечность.

– О чем вы думаете? – спросил Арман.

– О вас, – почему бы для разнообразия не ответить честно? Вечер настраивал на откровенность.

– И что вы обо мне думаете? – несмотря на явную заинтересованность в ответе, Ламерти не сменил позы, а голос его звучал лениво и безмятежно.

– Вы мне нравитесь сегодня, – призналась Эмили. – Мне сегодня все нравится.

– Только сегодня? – уточнил Арман.

– А вам этого мало?

– Мало, – серьезно ответил Ламерти. – Я бы хотел нравится вам всегда.

– А вы сами? – Эмильенна слегка подалась вперед, к собеседнику. – Способны вы любить всегда?

– Откуда мне знать, – пожал плечами молодой человек. – Обещать вечно любить – все равно, что обещать жить вечно. Подобные вещи не в нашей власти.

– Жизнь – нет, но любить или не любить, мы вольны решать для себя сами, – возразила девушка.

– Черта с два! – Ламерти наконец стряхнул с себя ленивое оцепенение, навеянное магией чудесного вечера. – Разве я волен был полюбить вас? Точнее, не полюбить. Поверьте, меньше всего в жизни я рассчитывал и желал влюбиться, тем более в женщину, подобную вам. Однако это случилось, и я не в силах что-то изменить. Впрочем, я и не хочу, – добавил он.

– Но при этом вы не можете быть уверены, что не разлюбите меня завтра, так же невольно, как и полюбили? – ответ был очень важен для Эмильенны.

– Если бы я обещал вам подобное, любовь моя, я бы солгал. Повторяю, никто не может знать, как долго и как сильно он будет любить. А потому, разбрасываться подобными заверениями, по меньшей мере, самонадеянно. Я не так уж много знаю о любви, но твердо уверен в том, что мы над ней не властны, – Арман говорил то, что думает, хотя понимал, что в данный момент романтическая ложь была бы куда уместнее. – Конечно, иные, чтобы блюсти верность единожды данному слову, способны до конца дней притворяться влюбленными, обманывая не только предмет своего прежнего обожания, но и самих себя. Но ведь любить и притворяться, что любишь – совсем не одно и то же. Не согласны?

− 

Согласна, – кивнула Эмили, заметно погрустнев.

Ничего из этого не выйдет. И не надо воображать, что он точно так же в будет смотреть на нее влюбленным взглядом всю жизнь. Сегодня – это сегодня, и надо быть благодарной за этот день, не мечтая о множестве подобных.

– Вы расстроены? – Арман склонился к ней, и накрыл ее ладонь своей.

– Я расстроена тем, что не могу съесть все эти пирожные, – она демонстративно решила сменить тему. – Но это не в моей власти, хотя завтра я об этом пожалею.

– Не жалейте о пирожных, – рассмеялся Ламерти. – Завтра я накуплю вам новых. Какое же вы, в сущности, еще дитя, Эмили. Обожаете сладости и верите в сказки о вечной любви.

– Некоторые умудряются дожить до глубокой старости, сохранив оба эти качества, – парировала девушка.

– И такое случается, – не стал спорить Арман.

Помолчав немного, он вновь обратился к Эмильенне.

– Я бы очень хотел пообещать, что буду любить вас вечно, но тогда, однажды, вы сможете упрекнуть меня во лжи.

– Да не нужна мне ваша вечная любовь! – Эмили начала раздражаться. – И замуж я за вас не просилась, вы сами этого захотели!

– И сейчас хочу, – подтвердил он. – Больше всего на свете! И сила моей безумной страсти к вам ничуть не меньше от того, что я не могу гарантировать ее бесконечности.

– И не надо, – Эмильенна встала из-за стола, окинув на прощанье полным сожаления взглядом груду недоеденных лакомств. – Пожалуй, нам пора возвращаться в гостиницу.

– Давайте прогуляемся по набережной, – предложил молодой человек.

– Как вам будет угодно, – с подчеркнутым безразличием кивнула девушка. Она изо всех сил старалась скрыть свое разочарование даже от самой себя, но это не очень получалось.