Принцесса и Дракон

Найдя в себе мужество признать, что она обижена равнодушием Ламерти к собственной персоне, будущая монахиня немедленно обвинила себя в грехе гордыни, и стала молить Бога о даровании ей смирения, которое, и правда, никогда не занимало почетного места среди ее добродетелей. Активно практикуясь в смирении, и моля Господа и Деву Марию исцелить ее от неуместного пристрастия, вызванного чрезмерным самолюбием, через какое-то время Эмильенна почувствовала, что глупые и грешные страсти постепенно оставляют ее бедное сердце, освобождая место для чистых духовных радостей, более подобающих Христовой невесте. Конечно, исцеление происходило медленнее, чем хотелось бы девушке, но она прилагала все усилия, чтобы выдернуть с корнем любые ростки недостойных чувств. Тоска по Арману чаще всего овладевала Эмильенной, когда та оказывалась в одиночестве. Заметив это, юная послушница, решила как можно реже оставаться наедине с собой. Если приступ печали одолевал ее днем, то Эмили искала общества сестер, бежала в церковь, или со всем рвением предавалась исполнению какого-нибудь дела, порученного ей. Если же, что бывало чаще, грусть, граничащая с отчаянием, накатывала ночью, девушка, становилась на колени в своей келье, истово и подолгу молясь об освобождении от наваждения. Когда хотелось плакать, слезы свои она обращала в раскаяние и посвящала Матери Божьей. За день Эмили старалась как можно больше молиться и работать, чтобы усталость не позволила ей бодрствовать, а значит, подвергаться искушению.

Подобные усилия не могли пройти даром, и покой мало помалу вновь стал воцаряться в девичьей душе. Прошедшие события уже казались далеким сном, а жизнь в обители святой Фелиции – единственной реальностью. Даже мать – настоятельница временами склонялась к мысли, что, возможно, Эмильенна действительно призвана Господом, чтобы заслуженно и с радостью занять место среди верных Его служительниц. Среди сестер Эмили особенно сдружилась с юной сестрой Агатой. Правда, та, к некоторому огорчению Эмильенны, больше восхищалась красотой новой подруги и выпавшими на ее долю приключениями, чем поддерживала Эмили в прохождении по монашеской стезе. Впрочем, сама радость и легкость, с которой сестра Агата несла свой крест, лучше всяких слов убеждала новоявленную послушницу в правильности принятого решения. Глядя на юную монахиню, заражаясь ее примером, Эмили еще более страстно желала поскорее принять обет.

Прошло около трех недель со дня прибытия Эмильенны в монастырь, когда девушку неожиданно вызвала к себе мать Люция. Дело в том, что настоятельница редко вызывала к себе кого-нибудь из монахинь или послушниц, она предпочитала общаться с ними в церкви, до или после службы, и также охотно принимала их у себя, когда те приходили по собственной инициативе. Все обитательницы монастыря знали о привычках аббатисы, если уж она кого-нибудь вызывала к себе, это значило, что повод действительно важен.

Пересекая монастырские коридоры, в которых она теперь отлично ориентировалась без всякого сопровождения, Эмильенна гадала, зачем она могла понабиться настоятельнице. Больше всего девушка боялась, что ее наконец-то выследили враги и требуют от аббатисы выдать государственную преступницу. На втором месте было опасение, что мать Луция, внимательно наблюдая за своей новой послушницей, пришла к выводу о полном отсутствии у нее призвания к монашеской жизни и теперь хочет как-нибудь деликатно об этом поговорить.

В итоге, измучив себя предположениями одно другого хуже, Эмили, открывая дверь в приемную аббатисы, пребывала в состоянии нервного напряжения и подавленности. Однако, увидев с порога теплый и спокойный взгляд матери Люции, девушка как-то сразу ощутила уверенность, что ничего дурного не случилось.

– Дочь моя, – начала настоятельница, усаживая Эмильенну в кресло. – Скажи, пожалуйста, знакомо ли тебе имя Агнессы де Лонтиньяк?

– Агнесса де Лонтиньяк? Вы шутите?! Это моя тетя! Но откуда?! – голос Эмили от волнения пресекался, она вскочила с кресла. – С ней ведь все в порядке? Она здесь?!

– Боже, дитя мое, сколько вопросов разом, – мать Люция улыбалась, созерцая горячность юной послушницы. – Даже не знаю, на какой ответить первым. Впрочем, мне известно не так уж много. Зато я могу отвести тебя к той, кто, надеюсь, ответит на все твои вопросы.

– Значит тетушка здесь! – девушка с трудом сдерживалась чтобы не выбежать из комнаты настоятельницы, разыскивать свою тетю.

– Боюсь, что нет, – остудила ее пыл мать Люция. – Особа, желающая повидать вас, явно моложе вашей родственницы, к тому же, называя имя Агнессы де Лонтиньяк, она не выдавала его за свое.

– Тогда, кто же это? – буйный восторг и надежда Эмили сменились полным недоумением.

– Я не знаю, дочь моя, – аббатиса пожала плечами. – Мне известно лишь то, что в обитель пожаловала женщина, спрашивающая о вас. Учитывая обстоятельства, при которых вы попали сюда, я сочла нужным лично встретиться с ней, дабы узнать причины, побуждающие ее разыскивать Эмильенну де Ноалье. Тот факт, что наша гостья точно знала, где вас искать, признаться, насторожил меня.

– Ни одна живая душа не знает, что я здесь! В смысле, ни одна женщина, – поправилась Эмили. Для настоятельницы не был секретом ночной визит Ламерти, а также та роль, которую молодой человек сыграл в жизни Эмильенны.

– Само собой, я не стала подтверждать то, что девица де Ноалье находится в нашей обители. Однако, видя мое недоверие, наша гостья, начала уверять меня, что она – ваш друг. И назвала имя вашей тетушки. После этого я покинула ее, не дав определенного ответа, и послала за вами. Итак, желаете вы увидеться с нею?

– О, да! Конечно, матушка! Понятия не имею, кто это, но ей известно что-то о моих родных, а потому я должна немедленно с ней встретиться.

– Хорошо, – кивнула настоятельница. – Вы можете прямо сейчас пройти в приемную, она ожидает там. Вы ведь знаете где это?

– Да, знаю. Теперь мне уже не нужна сестра Агата, чтобы не заблудиться в монастыре. Приемная за воротами, ведь так?

– Именно. Нашу обитель не должны посещать мужчины, за исключением облаченных саном. А потому приемная формально находится за территорией монастыря, чтобы дать возможность людям обоего пола встречаться с монахинями, при необходимости.

Эмильенна впервые услышала обоснование местоположения приемной, но, в данный момент, эта информация была ей абсолютно не интересна. Девушка жаждала одного – поскорее увидеть женщину, которая может рассказать ей о тете Агнессе. Покинув аббатису, Эмили со всех ног бросилась через двор, к воротам обители.

Распахнув дверь приемной, Эмильенна наконец увидела ту, которой удалось неожиданно так взволновать ее. Навстречу послушнице поднялась довольно молодая и привлекательная женщина с темными глазами и волосами, одетая со вкусом, правда, чуть более вычурно, чем дозволяли правила хорошего тона в представлении Эмили. Впрочем, девушка еще не забыла тех времен, когда ей самой поневоле приходилось разгуливать в открытом бальном платье. В нынешние времена порядочные люди не всегда вольны в выборе одежды.

– Сударыня? – девушка машинально присела в реверансе, как и предписывалось при встрече с незнакомой женщиной дворянского звания, старшей по возрасту.

– Эмильенна? – незнакомка улыбнулась, но улыбка выглядела как-то натянуто, а глаза смотрели недобро и изучали будущую монахиню с головы до ног.

– Да, мадам, – Эмили поклонилась. Холодный, подозрительный взгляд женщины несколько охладил ее радостный пыл. – Мать Люция сказала, что у вас есть сведения о моей тетушке.

– Значит, Агнесса де Лонтиньяк, действительно ваша тетя? Что ж, я рада, что это оказалось правдой.

– А вы сомневались? – Эмильенна совсем ничего не понимала. – Это тетушка вас послала? Где она? Что с ней? Может, вам известно что-то о дяде?

– Мне известно не так уж много. Впрочем, если вы подождете несколько минут, то узнаете то, что вам следует знать, – после этих загадочных слов, женщина встала и неожиданно покинула комнату, оставив Эмильенну одну и в полном замешательстве.