Принцесса и Дракон

– О, теперь я наконец понимаю, в каких преступлениях меня обвиняют. Благодарю за разъяснения. – Арман отвесил издевательский поклон.

– Не паясничайте! Ваши преступления указаны здесь! – господин, оказавшийся сыном мэра, снова кивнул на плакат. – Точнее с вашими преступлениями будет разбираться трибунал из столицы, и уж будьте уверены, что я сделаю все, чтобы вы перед ним предстали, причем, вместе со своей сообщницей.

– Если верить этой писанине, это я – ее сообщник, а она – воплощение зла. Жаль, что я не имею чести быть знакомым с этой

барышней. Судя по всему, она очень… соблазнительна, – Арман бросил взгляд на портрет роскошной белокурой дамы.

– Можете отрицать сколько угодно, трибунал развяжет вам язык! Итак, хватит пустых разговоров. Следуйте за мной.

– Вы серьезно думаете, что я захочу провести хотя бы час в вашем обществе? – Ламерти скривился. – Не льстите себе… и не рискуйте своей головой. Не могу сказать, что мне эта часть вашего тела кажется ценной, но, полагаю, вам она дорога.

Бравада Армана была блефом, ибо он был безоружен, отдав пистолет Эмильенне. Впрочем, молодой человек вполне мог рассчитывать на свою физическую силу и ловкость, поскольку полноватый и рыхлый слуга республики явно был ему не соперником. Если только у представителя власти не окажется с собой пистолета.

Увы, пистолет у сына бывшего мэра был, и тот не преминул им воспользоваться. Будь соперник Армана вооружен хотя бы шпагой, у Ламерти был бы шанс. От шпаги можно увернуться, использовать против нее палку, железный прут или еще какое-нибудь попавшееся под руку средство. Но пистолет направленный прямо в лицо лишал молодого человека возможности сопротивления или бегства. С такого расстояния не промахнется даже этот патриотически настроенный рохля.

– И куда же вы жаждете меня пригласить? – демонстрируя полное равнодушие, Арман прикидывал шансы выбить оружие из рук противника.

– В комендатуру. И, кстати, поскольку это официальный арест, я должен вам представиться – Андрэ Лаваль, – несмотря на изрядную долю уверенности в себе, сын мэра не льстил себя надеждой, что бывший аристократ помнит или хотя бы знает его имя.

– Не могу сказать, что мне очень приятно, – хмыкнул Арман, к его разочарованию Лаваль держал оружие крепко и не отводил прицела от головы арестованного.

Ламерти пришлось последовать за вооруженным представителем власти, при этом немногочисленные попадавшиеся на их пути прохожие удивленно глазели и, по большей части, присоединялись к процессии. В итоге к комендатуре Лаваль со своим пленником подошли уже в сопровождении небольшой толпы.

Комендатура, как и следовало ожидать, располагалась в здании бывшей мэрии. Видно, господин Лаваль не мог расстаться с помещением в котором работал его прославленный отец и где прошли годы его юности. Хотя было и более прозаичное объяснение – мэрия была единственным административным зданием в городке. Оставив зевак на улице, миновав тесную приемную, Арман в сопровождении своего конвоира оказался в том самом зале, где не раз находился в юности. Правда, в отличие от Лаваля, Ламерти не придавал этим эпизодам своей жизни большого значения, и не напомни ему о них сын мэра, возможно Арман бы вообще не вспомнил, что бывал тут, хотя обстановка комнаты и в этом случае показалась бы ему смутно знакомой. Особенно, с учетом того, что в комнате ничего не изменилось за исключением привнесения революционной атрибутики.

– Прошу садиться, – церемонно произнес Лаваль, указав на стул. – Думаю, что не стоит затягивать с допросом, а потому мы начнем прямо сейчас.

– Начинайте, – равнодушно кивнул Арман, вольготно развалившись на стуле и всячески демонстрируя, что происходящее его нисколько не касается.

– Вы так же вели себя с отцом! – выдержка изменила коменданту. – Смотрели на него, как на ничтожество, словно вы честь ему оказали, посетив мэрию, а не притащили вас за уши после очередной каверзы! Но хватит! Хватит! Прошли ваши времена, господа «бывшие»! Вы нам за все теперь ответите!

Во время этой страстной тирады, Арман внимательно разглядывал собственные ногти, что еще больше взбесило допрашивающего. Впрочем, Лаваль быстро сообразил что ставит себя в унизительное положение и постарался взять себя в руки.

– Итак, вернемся к главному вопросу, – комендант вновь пытался придать голосу властность и значительность. – Где Эмильенна Ноалье? – приставку «де» Лаваль намеренно опустил.

– Понятия не имею, – все так же лениво отозвался Ламерти, не глядя на допрашивающего.

– Советую вам хорошенько подумать, – Лаваль встал, оперся ладонями о стол и теперь нависал над Арманом, что впрочем, не мешало последнему по-прежнему игнорировать представителя власти. – Кого бы вы из себя не корчили, жить-то хочется и вам! Очевидно, до вас, господин Ламерти («господин» прозвучало как оскорбление, поскольку Лаваль счел, что обращения «гражданин» арестованный не заслуживает) до сих пор не дошло, насколько серьезны ваши дела. Можете сколько угодно любоваться своими холеными ручками и делать вид, что вам плевать на меня и то, что я говорю. Но если вы не раскроете местоположение вашей сообщницы, вас расстреляют не позже, чем на рассвете.

– Спасибо хоть не повесят, – Ламерти, казалось, никак не задели слова Лаваля. – Ну, а если бы я каким-то чудом узнал о местонахождении вышеупомянутой заговорщицы и сообщил его вам, это бы что-то изменило в моей участи?

– Что ж, – Лаваль был явно доволен тем, что наконец-то смог хоть чем-то задеть надменного аристократа и привлечь его внимание. – Вполне возможно, если вы поможете в поисках опасной приспешницы роялистов, то, памятуя о ваших прежних заслугах, трибунал решит сохранить вам жизнь. Конечно, о том, чтобы совсем избежать наказания не может быть и речи, но оно не будет столь суровым и… окончательным. Не думайте, что в Париже не понимают, почему вы решились на предательство всего,чему служили. Говорят, она очень красива? – заговорщицкое выражение лица и доверительный тон еще меньше подходили Лавалю, чем старательно изображаемое им до этого гневное величие. – Так где же мадемуазель Ноалье?

– Кто ее знает, – Арман пожал плечами. – Хотя… – неожиданно Ламерти поднял голову и посмотрел коменданту прямо в глаза, чем немедленно пробудил в последнем надежду на получение нужных сведений, за предоставление которых он – Лаваль, вполне может ожидать повышения из Парижа. Не вечно же ему прозябать комендантом в этом скромном городишке. Верный сын республики заслуживает большего! И вот он – его шанс.

– Хотя… – продолжил Ламерти. – Если вдруг вам удастся найти эту особу до рассвета, окажите мне любезность – познакомьте нас. Говорят, она очень красива? – Арман довольно похоже передразнил слова коменданта и гнусно ухмыльнулся. – Думаю, что одной ночи для знакомства с ней мне будет достаточно.

Лаваль поняв, что над ним издеваются просто рассвирепел. Он рванулся к двери и позвал кого-то из приемной. Через минуту в дверях появился дородный мужчина с глуповатым лицом и огромными кулаками, очевидно, помощник Лаваля. Комендант велел ему запереть Ламерти и с особенным смаком распорядился о подготовке казни на рассвете, при этом краем глаза поглядывая на арестованного в тайной надежде, что тот, оценив серьезность своего положения, передумает и выдаст девицу.

Лаваль почему-то не сомневался, что местонахождение девушки известно Ламерти. Было, конечно, не совсем понятно, почему представители чрезвычайной комиссии по расследованию, прибывшие накануне вечером из Парижа так сильно заинтересованы в поимке какой-то барышни семнадцати лет, ну да не ему судить о делах великих мира сего. То что приехавшие искали и жаждали арестовать самого Армана де Ламерти – хозяина близлежащего замка, коменданта ничуть не удивило, зато изрядно порадовало.

Пока Лаваль досадовал и предавался размышлениям, Арман был сопровожден своим конвоиром в небольшое помещение с решеткой на окне и тяжелой дверью, очевидно, служившее камерой, и заперт там. Видимо, раньше у этой комнаты было иное предназначение, скорее всего она служила складом для архивов и других документов. Мэрия – не самое удачное место для содержания арестантов, но после революции, когда в здании мэрии расположилась комендатура, надо полагать, что данное помещение подолгу не пустовало.