Страница 6 из 17
Где-то далеко, в конце улицы, где скрылись преследующие врага передовые части, послышались выстрелы. Борис безо всякого интереса посмотрел в ту сторону.
По улице шёл Михась: не торопясь, держа в одной руке револьвер, а в другой шлем лётчика.
Борис задержался взглядом на шлеме:
– Знатная вещица, на обезьяньем меху, – тупо подумал он. – Вот только с чего это вдруг мне Неверов привиделся? Что вы за видение, Михаил Андреевич?
«Видение» заметило Бориса и широко улыбнулось. Они обнялись. Михась оказался настоящим: чувствительно похлопал друга по плечу. К тому же – призраки не пахнут машинным маслом и порохом. Не водится за ними такого.
Какое-то время стояли молча, разглядывая друг друга.
– Говори…
– С утра был чудесный день, – продолжал улыбаться Михась. – Сначала порадовал противника бомбами. Безнаказанно, в полное своё удовольствие. Вторым вылетом «подбил к обеду» разведывательный самолёт красных. В третий раз, будто я обидел кого, накинулись черти со всех сторон, всю машину изрешетили.
– Ты у нас известный пулеулавливатель, – кивнул Борис.
– Сел на опушке леса, – продолжал Михась. – Успел от расстрела с воздуха спрятаться за деревьями. Пошёл к нашим. Деревню удалось обойти незамеченным. Я же в кожаной куртке: примут крестьяне за комиссара – добро пожаловать на вилы. Кому интересно, что там бес верещит, когда православные за хвост тащат… Представь себе, чудесный день продолжился – тебя встретил…
Накаркал Михась – не был день чудесным… Улицу быстро заполнили крики и выстрелы – по ней бешено неслась конница красных.
Друзья забежали в переулок. Влетели в подъезд кирпичного трёхэтажного здания. Поднялись на чердак. Осторожно выглянули в окошко.
Городок быстро наводнялся большевиками. С разных сторон доносились звуки боя, но они постепенно угасали.
– Эта грязная тупая работа мне всё больше не по нутру, – устало дыша, произнёс Михась. – Утверждаюсь в мысли, что я создан природой, чтобы придаваться пустым прихотям…
– Самое время…
Друзья оглядели чердак: вокруг хлам всякий, преимущественно разбитая мебель. Приметили тёмный угол. Начали сооружать в нём баррикаду, из-за которой было бы удобно отстреливаться.
Приволокли древний тяжеленный шкаф, набили его деревянными останками столов и стульев. Баррикада получилась надёжной. Теперь они были готовы дать короткий, бессмысленный бой.
Только всё равно надо было что-то делать, чем-то себя занять… Старая привычка – умирать не хочется.
– Чтоб я ещё раз… услышал от тебя про «чудесный день»… – тихо сказал Борис. – Может поспать удастся. По очереди…
Стрельба в городке окончательно прекратилась. Мимо дома проскакал какой-то деятель и громким басом призывал спрятавшихся по углам сдаться добровольно. Обещал жизнь и достойные условия плена. Упрямым и непонятливым предсказывал быструю смерть.
Этот речистый друзьям не понравился. Стреляные зайцы не верят в морковку с неба.
– Надо будет нашему батюшке попенять, – заметил Михась. – Даром он полковой хлеб кушает. Плохо молебны об избавлении от большевиков служит. Может, молитвы у него неправильные?..
Около дома, где прятались друзья, остановились трое всадников. Спешились, привязали лошадей. Ничуть не осторожничая, громко разговаривая, вошли в дом. Поднимались по лестнице.
– Оказались мы с тобой, Боренька, в деликатном положении, – прошептал Михась.
– Пропасти на них нет…
Красноармейцы зашли на чердак. Один сказал:
– Показывай, Ванюша, где мешок спрятал. Солдаты подошли совсем близко к шкафу-укрытию. Ждать было нечего.
Борис и Михась выпрыгнули из-за баррикады. Ударами кулаков и рукояток револьверов одного гостя оглушили, двух вогнали в безвольный ступор. Спешно связали ремнями. Заткнули рты первыми попавшимися тряпками. Сняли с красноармейцев ремни, нашли какую-то верёвку и обездвижили пленников надёжнее. Сели передохнуть, прислушиваясь к звукам на улице. Михась закурил.
Пленники оказались людьми к битью привычными, в себя пришли быстро, зашевелились.
– Ну что, порубим сволочь, потешим душеньку? – равнодушным голосом спросил Борис.
– Для чего ж мы их ждали, – согласился Михась. – Только мешок посмотрим сначала. Этот, кажется, Ванюша…
Михась отвесил звонкую оплеуху самому молодому из солдат. Тот, мыча и выпучив глаза, задёргал подбородком в сторону остова дивана.
Спрятанное оказалось награбленным хламом, который солдатики оставили во время последнего отступления. На чердак они забрались, чтобы богатство изъять и поделить. Самой ценной вещью в схроне оказался серебряный подсвечник. Милая, изящная вещица со стройной девушкой в центре цветочной композиции – Борис даже засмотрелся на неё. Потом поразился нелепости происходящего – в городке, занятом красными, загнанный на чердак белогвардеец любуется подсвечником… Он зло швырнул серебряную безделушку за баррикаду.
– Что, Ванюша, помирать придётся? – обратился Михась к пучеглазому солдату. – Есть и хорошая новость: это последнее в твоей жизни огорчение.
– Давай обыщем сначала, – предложил Борис.
Из кармана Ванюши извлекли серебряные часы с надписью на крышке «За наездничество и джигитовку штабс-капитану Исакову Петру Сергеевичу».
– Краденым кормится… – зловеще зашипел Михась. Ванюша отчаянно замотал головой и замычал.
– Что же ты, сволочь косорукая, по карманам штабс-капитанов лазишь? – продолжал шипеть Неверов. – Видишь, что тут написано?
Борис вынул кляп у солдата.
– Я, господин офицер, грамоте не умею, – страстно, горя глазами, заскулил Ванюша. – Вещицу выменял, ваш бродь. Не отнимал ни у кого… Христом Богом умоляю… Детишки, старики…
– Мне твою свечку задуть – делов, что плюнуть, – зло выговаривал Михась. – Не врёшь, что капитана не убивал? Поклянись своим Лениным…
Страх на лице солдата сменился искренним удивлением:
– Мы против Ленина…
– Молодцы… Кто у вас за главного?
– Мы против царя и Ленина. Мы – за большевиков… Теперь удивился Михась.
– Это меняет дело, – подумав, сказал он. – Что ж ты раньше не сказал…
Ванюша поклялся всеми святыми, что не убивал штабс-капитана, и получил обратно свой кляп.
– Вот видишь, Борис, – сказал Михась. – Какой просвещённый представитель народа-богоносца. Становится интересно.
Он вынул кляп у самого старшего из солдат, почти пожилого мужичка с печальным лицом.
– А ты за кого воюешь?
– Какая разница? – пожал плечами мужичок. – За ту или другую дурь под пули лезть… Вы, белые и красные – только болтаете по-разному, по делам вас хрен отличишь.
– Принимается, – кивнул Михась и вернул кляп солдату.
Третий красноармеец, крепко сбитый мужик средних лет, смотрел волком. «Как бы не укусил», – подумал Борис, вынимая у солдата изо рта скомканную тряпку.
– Нас будут искать, – сразу и твёрдо заявил крепыш. – У входа наши лошади. Поэтому…
– Вы меня испугали, – оборвал Михась. – Сейчас заплачу… Прекрасно знаешь – терять нам нечего. Пленных офицеров вы расстреливаете, что бы там ни обещали…
Красноармеец промолчал.
– Не грусти, солдатик, – продолжил Михась. – Война – она весёлый дух любит. Ты зачем воюешь?
– Помещиков не люблю, – немного помедлив, спокойно заявил крепыш. – Они горбом мужика всегда добро наживали. Ни по закону людскому, ни по справедливости богатели… Потом на войну нас послали, чтобы побольше народу в России извести и землю ему не давать…
– Понятно: или воля голытьбе, или в поле на столбе…
Что же офицеры плохого вам сделали?
– Они тоже войны хотят. Те же баре, только в мундирах…
– Митинг окончен, – объявил Борис, сжал челюсти солдата и затолкал между ними скомканную тряпку.
Друзья сняли форму с крепыша и Ванюшки, с чувством омерзения облачились в эту вонючую дрянь. Свою форму сложили в мешок, который взяли с собой. Было без разницы: если попадутся – солдат из крестьян им без фальши не сыграть. Лучше не пытаться и не позориться перед смертью.