Страница 5 из 17
Поэтому извольте в деревню, в скромную усадьбу, пока вы её на корабельную каюту не променяли. Там тихо, уютно… Они с Настей вдвоём, пылает камин, из широкого окна виден лес… Какая может быть заграница?!. Уговаривали бы даром поехать – сам послал бы с порога в дальнее путешествие.
Вернул Бориса к действительности голос Штурмина, который вновь занял место за трибуной.
– Господа! – говорил он. – Если у вас, ваших родных и близких возникнут дополнительные вопросы, можете задать их в усадьбе, в сигарном салоне, где в течение месяца ежедневно и круглосуточно будет дежурить кто-либо из лиц, посвящённых в наши планы.
Номер счета в банке, куда предлагается перечислять средства, – на листках-памятках, что лежат на столике при выходе из зала.
На этих же листках адреса офицеров инициативной группы в различных городах.
В общий фонд возможно внести наличные средства или ценные вещи. В так называемом дегустационном салоне усадьбы, который расположен сразу за сигарным, кассиры с охраной у сейфов будут дежурить круглосуточно в течение месяца.
И ещё, господа! Хотел бы обратить ваше внимание вот на что, – Штурмин чуть повысил тон. – Безусловно, все мы, находящиеся здесь, доверяем друг другу. Ничего тайного, противозаконного или заслуживающего какого-либо порицания мы не делаем и не собираемся…
Хотел бы, однако, просить вас, тщательно позаботиться о том, чтобы знание о наших планах не распространялось далее родных и близких.
Надо избегать слухов, на которые дурачьё сбегается или к которым пачкуны разные липнут. В излишней болтовне добрые начинания вязнут.
На этом считаю наше собрание оконченным. Благодарю вас.
Когда друзья вернулись в Петроград и заехали за Анастасией, город пребывал в сумерках, но спать не собирался. Окна ресторанов, кабаков и кафе призывно горели. Гул кутежа выплёскивался через распахнутые двери на улицы. Столица провожала ещё один прошедший день. Вернувшиеся фронтовики выпивали за удачу и поминали погибших. Торговцы обсуждали сделки, чиновники – интриги.
Публика большей частью разгоняла хмелем дурные предчувствия – неясные и оттого ещё более пугающие. В бесконечных разговорах и отчаянных спорах люди пытались предсказать завтрашний день. Словам, что носились в воздухе, мало кто верил…
Семён заказал для ужина отдельный кабинет ресторана «Кюба».
Помещение оказалось темноватым, с тяжёлым застоявшимся воздухом.
Подняли шторы, распахнули окно. Стало уютнее, свежее. Приятно расположиться отдельной компанией – никто посторонний не мешает своим видом.
Официанты быстро, с купеческими изысками накрыли стол. Аппетитный вид блюд начисто отметал любые разумные доводы против обжорства.
Разлили вино. Тост – «Стряхнём пыль со старой дружбы!»
Вечер летел сквозь беззаботные остроты, искренний смех, наслаждение обществом друг друга…
Молодость вечна, счастье безоблачно, мир прекрасен, солнце никогда не заходит и не засыпают цветы. Вражда и ненависть – нелепица, выдумка. Зависть и подлость – явления вообще нереальные, потому что не бывает людей несовершенных или несчастных… Это – прописные истины, с которыми невозможно поспорить. Так казалось здесь и сейчас – в кабинете этого ресторана, в этой компании.
В нескольких сотнях вёрст отсюда – другие дела. Там призраки смерти клубятся над линией фронта, без устали уносят всё новые и новые жизни.
Призраков всё больше. Питаются они человеческой жестокостью, глупостью, жадностью. Пищи в избытке.
Скоро призраков станет тьма. Понесутся они ордами, закрывая от солнца губернию за губернией, пока не захлёстнут до краёв всю землю.
Сегодняшние божества молниеносно сгинут. Сейчас в них ещё кипят страсти, они плетут интриги, сражаются ради положения и власти. Завтра всё это окажется пустой вознёй ополоумевших мышей, никому не нужной, никому не интересной.
На прежних небожителей пойдёт азартная кровавая охота. Потом с жадной яростью накинутся на местных божков, начальничков, хозяев, их холуев.
После палачи прежней власти возьмутся изводить друг друга.
Намоленные иконы предков потеряют смысл. С них сорвут серебряные оклады, которые утрамбуют сапогами в ящик, чтобы побольше вошло…
К счастью, это неведомо друзьям. Они проживают чудный вечер.
Вообще, наверное, это хорошо, что, кроме некоторых безделиц, нам из нашего будущего мало что известно с безысходной точностью…
Скоро венчание… После Борис и Настя, приехав в имение, окажутся вне времени и пространства. Далее – Борис на офицерских курсах, Настя – на курсах медсестёр. Имение удачно продадут, большую часть денег внесут в качестве своей доли в покупку кораблей.
Потом…
Потом ничего, на первый взгляд, в России не произойдёт, но всё безвозвратно посыплется…
Глава 2. Стрелянные зайцы
Июль 1919 года
Умирающий мальчик просил дать волшебный порошок. Побольше волшебного порошка. Мальчик чувствовал приближение чего-то страшного и всеми силами души противился этому. Он клялся матери, что всегда будет хорошим, будет вечно любить и угождать. Обещал всё на свете, говорил ласковые, неизвестно где услышанные, совсем взрослые слова.
Мать с ужасом бессилия молча смотрела на сына выплаканными глазами. Спохватившись, гладила мальчика по голове, говоря что-то бессвязное, бесконечно нежное. Зашла медсестра, принесла порошок в пакетике, похожий на сахарную пудру.
Глаза мальчика засветились счастьем, он стал горячо убеждать, что дальше будет жить только заботами о матери и о доброй женщине, нашедшей волшебный порошок…
Ночевавший в избе Борис знал от доктора, что ребёнку не помочь. Нужен опытный хирург, оборудованная операционная. Не найти этого в войсках, наступающих сквозь какие-то деревеньки.
Стало невыносимо, и он ушёл в сарай. Есть для отдыха ещё пара часов. Потом бросок на арьергарды красных, бой. Лучшее, что сейчас возможно сделать, – попытаться забыться сном. К рассвету голова должна быть ясной. Нельзя, чтобы дрогнули голос при команде или рука при выстреле. Солдат надо сберечь…
Утром мальчик умер, улыбаясь во сне. В мире не нашлось для него настоящего волшебного порошка. Не смог он принести матери счастье, чего так страстно хотел…
Проклятой гражданской войны шёл второй год.
Полк в очередной раз выбил красноармейцев из какого-то населённого пункта.
Здесь проходила стратегически важная дорога. Когда-то на ней поселились люди, чтобы кормиться. Бойкое место разрослось до небольшого города, который погибал теперь из-за этой дороги – она понадобилась двум насмерть враждующим армиям. Одна вооружённая орда уже трижды выметала смертью с улиц орду другую. Побеждённые недолго собирались с силами и вышибали из городка победителей.
Когда-то вдоль этой дороги шли дети, держась за руки молодых красивых женщин в светлых платьях и шляпах с широкими полями… Теперь это дико представить – дорога не вела более ни к добру, ни к покою.
Обычных людей на улицах давно не было, кроме тех, кто вооружён, чумаз, оборван и сильно измучен дурацкими манёврами: город взять – город сдать.
Обычные люди скрылись: кто за горизонтами, кто в тёмных углах и в подвалах, а кто и вовсе под землёй.
Штурмующие войска лишили дома бессмысленных дверей, дворы – ненужных ворот. Улицы были в битом стекле, пухе вспоротых перин, во всевозможном мусоре и хламе.
Не красят битвы города, не до красот в бою солдату. Успевали только своих хоронить, чужих в ямы сбрасывать – и на том спасибо… Жить можно, потому что нужно…
После занятия городка добровольцами в третий раз Борис с несколькими офицерами устало сидел на земле, прислонившись к стене какого-то дома. Ждали отставших обозников – патроны и гранаты почти кончились.