Страница 9 из 19
Так я подумал, догнал Светку и срубил её с ног, аккуратно стараясь, чтобы не ушиблась.
Светка упала во мхи. Я остановился рядом.
– Ненавижу, – прошептала Светка. – Ненавижу его.
– Он устал немного, – сказал я. – И заблудились ещё, как назло. Трудно держать себя в руках…
– И тебя, – Светка плюнула в меня, но не доплюнула. – Ненавижу.
– Жвачку хочешь? – спросил я. – У меня апельсиновая.
– Подавись, – ответила Светка.
– Послезавтра. Вставай, клещей наловишь.
Я подал ей руку, выдернул из зелени. Светка успокаивалась, это было видно, дышала уже спокойнее.
– Он виноват, – повторила Светка. – В том, что с мамой случилось, виноват он, а не я. Только он и никто другой!
– Никто не виноват, – возразил я. – Это… случайность.
– Он виноват. А всё свалил на меня. Он меня доведёт. Доведёт, это точно. Я сбегу.
– Куда? – спросил я.
– Куда-нибудь. Подальше. В Знобищево. Не могу, честное слово, не могу терпеть…
И Светка заплакала. Громко, с хлюпаньем и растиранием слёз по щекам. Всё по плану. Скандал – ярость – слёзы. Почти искренние.
Конечно, нам давно нужен отдых. Лучше поехать к морю на всё лето, к родным руинам, к акведукам, к амфитеатрам, к белому песку, лежать и щуриться на солнце.
Но мы здесь.
Я ждал. Светка, как я и предполагал, проплакала восемь минут, потом вздохнула и успокоилась.
– Жаль, что сосну так и не увидели, – сказала она. – Потом всем бы рассказывали…
– Бывает, – пожал я плечами. – Да, жаль. Хотя вряд ли бы сосна нас духовно обогатила.
– Кто знает… Иногда можно духовно обогатиться в самых неожиданных местах. Может, это была духовная сосна.
Светка достала платочек, вытерла лицо.
– Как выбираться будем? – спросила она.
– Надо подождать, – сказал я. – Отец что-нибудь придумает.
– Например?
– Например, у него брелок от сигнализации. Он пробивает почти на три километра. Я думаю, отец уже успокоился, сейчас он нажмёт на кнопку, блок в машине ответит, отец пройдёт на звук и побибикает нам.
– Будем ждать, пока он побибикает?
Я кивнул.
– Самое надёжное средство, – сказал я. – Если ты заблудился в лесу, не спеши куда-либо идти – сядь и послушай. И услышишь.
– Что?
– Лесопилку, железную дорогу, вертолёт. Звук сигнализации. Послушаем.
Светка покривилась, стали слушать.
– А у Никиты есть спутниковый компас-чесотка, – сказала Светка. – Браслет такой. Выбираешь направление, допустим, северо-восток, и, когда сбиваешься с направления, рука начинает чесаться. Хоть с закрытыми глазами можно идти.
Я промолчал. Восхищаться Некитом я не намерен, пусть Светка им восхищается. А отец скоро просигналил. Причём совсем рядом, буквально в сотне метров.
– Да уж, – усмехнулась Светка. – Заблудились, называется…
– Лес – странная штука, – сказал я. – Тут всякое бывает. Пойдём.
– Пойдём.
Отец посигналил ещё, и мы пошагали в сторону машины.
– Всё равно, – вздохнула Светка. – Всё равно я сбегу. Когда-нибудь.
Когда-нибудь и я. Надену чесоточный компас – и вперёд.
3
Утро дохлого дрозда
Гостевой дом «Тихая прохлада» располагался на одной из улиц, поднимавшихся в холм от центральной площади у реки, названия я не запомнил, имени кого-то. Мне «Тихая прохлада» напомнила широкий и плоский шатёр с экологической крышей из дранки, отец авторитетно заявил, что это прекрасный образец северной архитектуры, Светка выразила надежду, что клопов здесь нет.
Хозяйка усадьбы, как мне показалось, не шибко удивилась нашему появлению, спросила, осмотрели ли мы картинную галерею, нашли ли сосну, как нам пеньковый техникум, не выслушав ответов, объявила, что места у неё есть, правда, недавно делали ремонт и пахнет краской, но клопов не будет.
Светка немного смутилась, отец сказал, что подойдёт, заселяемся, и поинтересовался, где можно поужинать. Хозяйка ответила, что ни кафе, ни ресторанов, ни столовых в Холмах нет за ненадобностью, но она может приготовить пельменей. Мы согласились. Светка робко предложила вариант «батон и йогурт», но искать магазин никому не хотелось, к тому же имелись сильные подозрения, что магазины уже закрыты.
Пельмени оказались препаршивейшими, не самолепными, а вполне себе магазинными, с глутаматом и луком внутри. Но есть хотелось, и с пельменями мы кое-как разобрались, хотя я покаялся, ещё не успев доесть. Потому что началась отрыжка. Ну, хоть чай горячий был, а у Светки оказалась со вчера зажучена шоколадка и пачка печенья, от отрыжки не помогло.
Поужинав, отправились в № 9, спать.
Комната оказалась неожиданно сносной, в ней имелись диван и две кровати, мы устали настолько, что завалились и уснули, я у окна, отец на диване.
Проснулся я оттого, что в окно что-то бухнуло. Я открыл глаза и стал думать – это мне приснилось или на самом деле? Ночь как ночь. Отец храпел, Светка надела спальный шлем, закрывающий глаза и уши, удобная штука, но я в ней спать не могу, кажется, что в гробу, а Светке в самый раз.
Бухнуло снова, только на этот раз не в окно, а на крышу, словно кто-то зашвырнул туда связанную в пучок траву. Или носок, набитый другими носками. Или гнилую капусту, кочан. Потом бухнуло ещё несколько раз, пять кочанов, и я решил, что это кошки, у них ведь мягкие лапы и ночные привычки.
Кошки бегали по крыше, стучали копытами, мешали мне уснуть. Я попробовал заложить голову подушкой, но не получилось, глухое бумканье доносилось даже через подушковый синтепон. И я решил пойти посмотреть, шугануть кошек, зашвырнуть на крышу корягу. Я могу спать под железнодорожным мостом, и если телевизор включён, тоже могу, и почти всегда могу, если только не думаю, что по крыше ходят кошки или в ванной капает вода. Как-то я ночевал один в номере, и там протекал кран. Я не мог перекрыть кран и не мог ничего с этим поделать, так и промучился почти до утра.
Кошки были ещё хуже крана, в срывающихся каплях был ритм, мой мозг подстроился под него и перестал ловить, тогда я уснул. Но здешние кошки не хотели ходить строем и передвигались по крыше вразнобой. Их необходимо было поставить на место.
Я осторожно выбрался из койки, умудрившись не скрипнуть ни одной пружиной, надел кроссовки и вышел.
Номера в «Тихой прохладе» располагались вдоль коридора, а № 9 – в самом конце. В коридоре действительно пахло краской, из окон падал лунный свет, самый обычный коридор, в конце дверь. Я сделал шаг и…
И всё.
Ничего не произошло. Ни тень не мелькнула, ни подозрительный скрип половицы не разорвал ночную тишь. Коридор, лунный свет через окна справа, по крыше опять буханье. Но я испугался.
Иногда со мной приключается страх. Настоящий. Это с детства, с ночи, в которую я понял, что зло существует и, что самое безнадёжное, оно рядом. И ждёт.
Я помню тот сон.
Улица, дом моей бабушки, маленький и одноэтажный, солнечный полдень, я стою на улице, и вокруг никого нет. А я не могу понять – почему, ведь день? Но нет никого, даже птиц, а воробьи всегда сидят на заборе, но никаких воробьев. Дверь в бабушкин дом открыта, конечно же, я отправился туда.
Чем плохи сны. В них ты всегда смотришь на себя со стороны, это вроде ты, но только повлиять на себя никак не можешь, двигаешься как робот и знаешь, что всё закончится плохо. Вот и я тогда знал, что ничем хорошим это не закончится, но всё равно отправился в бабушкин дом.
Я поднялся по ступеням крыльца и оказался в коридоре, а затем и на веранде. У нас была чудесная веранда, с плетеными креслами, со старинным столом и с самоваром, лампа с деревянным абажуром и дверь в кладовку. Дверь была выкрашена фиолетовой краской, но за лето она выцвела в сине-красный, почти в мареновый. Мы с сестрой боялись этой красной двери и никогда её не открывали, хотя на самом деле там не хранилось ничего ужасного – грабли, мётлы, банные веники и разная рухлядь. Но нам, само собой, представлялось другое – красные анфилады комнат, в которых так легко заблудиться и потеряться навсегда, непроходимые лабиринты, бесконечные коридоры, чёрные щупальца.