Укрощение строптивого лига

Ехали тоже в молчании.

Он выглядел великолепно. Сочный цвет синего сюртука с золотой вышивкой наглецу очень шел. Но меня невероятно раздражала его высокомерная мина.

Когда приехали и скаперт остановился, он соизволил заговорить.

— Мы намерено приехали в оперу с опозданием, чтобы избежать лишних расспросов. Если же возникнет необходимость, старайтесь отвечать вежливо: «Рада быть представленной вам, леер, лиера» и мило улыбаться. Остальное скажу сам, — сейчас викарт обращался ко мне по-деловому, и это вполне устраивало меня.

Поднимаясь по пустынным ступеням оперы, я радовалась отсутствию внимания. Если Тирс — жених нарасхват, представляю, как на меня будут смотреть его поклонницы. А если еще и Мелия наговорила про меня гадостей — то скандал обеспечен.

В больших зеркалах отражались позолота, свет хрустальных люстр, резные панели и мы с Тирсом. Он на миг остановился напротив одного, пригладил волосы, осмотрел себя, а, перехватив в зеркале мой взгляд, подмигнул.

— Как бы ни было, как только они узнают ваш титул, простят вам все и начнут на руках носить.

— Вы, викарт, так меня ободряете?

— Рассказываю циничную истину.

Что-то он разговорился. Неужели в хорошем настроении? Но я не жажду его внимания и не хочу вступать в разговор. Отвернулась.

Тирс вел меня по коридору с высокими потолками. Роскошное убранство оперы, где в цене богатство и чванливость, давило. Еще и визгливые голоса певцов выводили из себя. Прима Олеана взяла высокую ноту, и у меня уши заложило от пронзительного визга. С каждым шагом голоса певцов звучали громче. Низкий — мужской и высокий — женский пытались перепеть друг друга. Нет, я долго это не вытерплю. Ну не привычная я к утонченному искусству.

Подошли к двери, мужчина в серой ливрее с желтой окантовкой открыл дверь, и мы вошли в ложу.

Располагаясь в красном кресле, я представила себя актрисой, снимающейся в историческом фильме. Обвела взглядом ряды в низу, сцену. Будто в 19 век попала, где аристократы вышли в свет, чтобы показать себя, посостязаться богатством наряда, пообщаться.

— А как вы меня представите? — спросила у Тирса.

— Так же, как представлял Мелии — лиерой Смирнерой. И еще раз прошу, ведите себя подобающе.

— Если считаете меня невоспитанной, зачем привезли сюда?

— Ваше появление в столице должны непременно заметить, — сухо ответил он. — Раскрывать все карты я не намерен.

— Значит, все идет по вашему плану? Замечательно, — я отвернулась и стала рассматривать нарядную сцену, на которой худощавая дама надрывно голосила.

— Обиделись?

— На что? Вы циничный человек, поступаете расчетливо. Или вы так хотите, чтобы я обиделась?

— Нет, — небрежно ответил Тирс.

— Тогда не будем досаждать друг другу, послушаем «восхитительный» голос примы, а потом так же мирно вернемся обратно. По возвращении я расскажу викартессе Эдалине, что ее мальчик был очень мил и заботлив.

Рыжий помолчал, потом растянул края губ в усмешке.

— А вы, Вера, тоже склонны к цинизму.

— А вы предпочли бы иметь дело с наивной глупышкой?

Он не успел ответить. Дверь приоткрылась, и в ложу просочилась очень упитанная мужская фигура.

— Тирс, представишь меня незнакомке? — незнакомец с большими синими глазами смотрел на меня и хлопал густыми ресницами. Он смущался, робел, и этим располагал.

— Нет, Леаф, — вдруг ответил викарт. — Иначе имя незнакомки перестанет быть тайной.

— Но по правилам хорошего тона… — возразил гость, однако рыжий перебил его:

— Светские правила на меня не действуют. Лучше скажи, где твои вторые глаза? Ты же пришел поближе рассмотреть мою спутницу?

— Да-да, — засмущался молодой человек. Тирс был мужчиной в самом расцвете сил, а гость — явно младше, скромнее и мягче, поэтому я, не робея, рассматривала его.

— Вера, это рафин Леаф Ридар Никарский.

— Очень приятно, — ответила я тихо, и от моего голоса Леаф почему-то покрылся густым румянцем, заметным даже в приглушенном освещении ложи.

— Мне тоже, — поклонился рафин. — У вас, лиера Вера, очень редкое имя, поэтичное и красивое.

Я улыбнулась. Райский прищурился, внимательно посмотрел на меня и с долей ехидства пояснил:

— Леаф любит поэзию.

То, как рыжий ведет себя, разозлило, и я из вредности проворковала:

— Как замечательно! Я тоже люблю поэзию, — хотя на самом деле не особо жалую.

— Правда?! — оживился гость. — Лиера Вера! Вы восхитительны! Я посвящу вам сонет!

И я сокрушенно подумала: «Вот почему с одной стороны сидит ехидный выскочка, а с другой романтичный дурачок. Ау, где ты герой моих грез!»

А Райский тем временем продолжал острить:

— Лиера Вера еще необычайно милая особа.

Я повернулась к нему, окинула презрительным взглядом и процедила:

— Еще люблю животных.

Намек рыжий сразу уловил. То-то же!

— Рафин, — посмотрела на гостя. — Вы обещали мне сонет. Буду перечитывать его одинокими вечерами и восхищаться вашим талантом. — Подозреваю, со стороны кажусь дурой, но я просто отчаянно хотела доказать Райскому, что могу нравиться.

Вот тут Леаф покраснел.

— У меня нет особого таланта, — неожиданно признался он и поник.

— Когда, Леаф, влюбишься — появится. Тем более, что Вера — сердцеедка, — не унимался Райский, продолжая забавляться над простоватый рафином, воспринимавшим его слова всерьез.

— Правда? — гость совсем смутился.

Я гневно посмотрела на Тирса. Да за такие издевки глаз ему выцарапать мало, но неожиданно рафин восхищенно произнес:

— Ох, Тирс. Когда вы с лиерой Верой смотрите друг на друга, чувствуется взаимное притяжение сердец.

Мы с Райским удивленно переглянулись, и я поспешила скривить недовольную мину. Вот еще. Сдался мне этот выскочка!

— Да-да, понимаю, — залепетал смущенно Левф. — Это пока тайна. Обещаю хранить ее! — Он улыбнулся и поклонился, почти бесшумно покинул ложу.

— Надо уходить, — сердито бросил Тирс, как только закрылась дверь. — Иначе в антракте нам прохода не дадут.

— И нужно было ехать сюда? Будто не знали, что нас ждет?

— Я надеялся, что вы будете скромны и молчаливы.

— Беру пример с вас.

— Я-леер!

— Ох, ох, ох! — покачала я головой. — Если мне нужно изображать лиеру, может мне еще в обморок упасть, чтобы продемонстрировать хрупкость и ранимость?

— Падайте.

— Что?!

— Падайте. Я подхвачу вас — и мы покинем оперу. Ну, же!

— А поднимите?

— Я — из рода лигов, — самодовольно ухмыльнулся Тирс.

— Мне это ничего не говорит, — пробурчала я. Тогда он протянул руку мне под нос, и за мгновение его ухоженная кисть раздалась в ширину, покрылась густым золотистым мехом, а потом начали прорастать огромные когти.

— Едтит твою мать! — ошарашено выпалила я и начала съезжать с кресла.

— Вам нужно тренироваться более изящно падать в обмороки, — Тирс сидел напротив в кресле скаперта и бесцеремонно смотрел на меня.

— Покажете пример? Кстати, а почему вы тогда были котом?

Он поморщился.

— Называя меня котом, вы делаете то же самое, когда называете волка болонкой.

— Я всего лишь спрашиваю о том, что видела. Или вас следует называть маленьким львом? — не удержалась от колкости.

— Иногда лучше просто помолчать.

— Не буду!

— Вера, вы сами страдаете от своего характера. Простите, но я же видел, что вы в том мире одиноки. А ведь вам сколько?

— Простите, но при всех ваших достоинствах, не могу сказать, что и ваш выбор Мелии в невесты был верным. Это скорее от отчаяния.

— Вам нравится говорить гадости?

— Я всего лишь возвращаю те же эмоции, которые дарите мне вы. Это как отражение в зеркале. Если утром встанете, улыбнетесь и пожелаете хорошего дня, то получите то же самое в ответ. А если покажете кулак…

— Двинете кулаком? — улыбнулся он и пронзил на меня обволакивающим взглядом ловеласа.