Падение

— Я знаю, что виновата, но я не вру, когда говорю, что не отвечала ему взаимностью…. Ну, пожалуйста, — но договорить мне не дает рвущаяся из колонок музыка, которую он прибавляет на максимум, лишая меня возможности объясниться. До дома мы добираемся в полной тишине, если так можно назвать оглушающие басы, льющиеся из динамиков. Он паркуется у дома, открывает багажник, и взяв мою сумку, остается стоять на улице. Я отстегиваю ремень и на негнущихся ногах выхожу на морозный воздух, чтобы принять протянутый мне багаж. Молча, не проронив ни единого слова, он вновь огибает машину и открывает водительскую дверь, явно не собираясь заходить со мной в квартиру.

— Куда ты? — с ужасом спрашиваю я, уже заранее зная ответ — сегодня он не станет делить со мной постель, и, видимо, находиться со мной в одном помещении не входит в его планы.

— Переночую у родителей, — закрывшись в салоне, он выезжает со двора, ни разу на меня не взглянув.

Наверное, это конец? Я торопливо стираю слезы со своего лица и бегом преодолеваю ступеньки, открываю замок, и, не включая в прихожей свет, сползаю по стене, давая волю рвущимся из меня рыданиям. Я сама все испортила, сама разрушила свою счастливую семейную жизнь, и скорее всего навсегда упустила своего любимого человека. Не знаю, сколько я так сижу, так и не скинув куртку, но успокаиваюсь я лишь тогда, когда глаза мои режет от непрекращающегося плача, а в висках начинают стучать сотни отбойных молоточков.

Весь следующий день я не отвечаю на звонки родителей, подруг и свекрови, но не спускаю с телефона глаз, все еще веря, что он успокоиться и позвонит. В квартире настолько тихо, что я слышу, как за стеной у соседей работает телевизор, и от этого мое одиночество еще сильнее давит на меня, разрывая душу. Где он? Что делает? И что он решил? Устав от подобных мыслей, я иду в ванную, в сотый раз за день ополаскивая распухшее лицо водой, и, глядя на свое отражение, решаю взять все в свои руки. Отыскав его номер среди исходящих, я семеню по кухне, готовая завыть от непрекращающихся гудков. Пять раз, двенадцать, семнадцать… лишь через сорок минут тщетных попыток дозвониться до мужа я кладу свой телефон, твердо уверившись, что по ту сторону трубки меня не желают слышать…

На третий день его отсутствия, я набираюсь смелости для разговора с Анной Федоровной, боясь, что вся их семья уже сложила мнение о произошедшем. Однако, родители даже не подозревают, что мы повздорили, поскольку сын у них не появлялся.

— У вас что-то случилось, — встревоженно интересуется женщина, явно удивляясь, что я ищу Андрея у них.

— Нет, все хорошо… Просто не могу до него дозвониться, может телефон на работе оставил… Вот и звоню, вдруг он к вам на ужин решил заскочить… — наспех оправдываюсь, не желая втягивать их в наши проблемы.

— Он сегодня с утра звонил, сказал, что дел накопилось много и вы не приедете… — отзывается свекровь. Я болтаю с ней еще пару минут, стараясь не выдать голосом панику, завладевшую мной, и, распрощавшись, отыскиваю номер Антона.

— Да, — коротко приветствует меня парень.

— Антон, это Маша. Я до Андрея не могу дозвониться, он, случайно не с тобой? — теребя край кухонного полотенца, висящего на стене, робко задаю свой вопрос. Руки немного дрожат, а в животе разрастается беспокойство.

— Со мной… — замялся его лучший друг, чтобы через пару секунд разрушить мой и без того хрупкий мир. — В общем, он не будет с тобой говорить. И я не стану его уговаривать…

Вот так, в тишине квартиры, под тиканье настенных часов, я окончательно убеждаюсь, что всему пришел конец… Я больше не плачу, когда складываю самые необходимые вещи в дорожную сумку, не плачу, когда забираю свои множественные тюбики с ванной, не плачу, когда рассовываю по пакетам, кажущиеся сейчас такими нелепыми, сделанные мной игрушки, не плачу отыскав среди вороха бумаг свои документы. И лишь, нажимая кнопку «отправить» на экране своего телефона, я вытираю холодной ладонью скатившуюся по щеке слезу, сажусь в такси и называю адрес, наблюдая, как водитель пытается уместить мои пожитки в багажнике своего авто. Странная штука жизнь. Спустя три года головокружительной любви, единственное, что я смогла сказать дорогому человеку, от разлуки с которым сердце готово разорваться в моей груди, уместилось в несколько слов… И это, отнюдь не признание в чувствах. «Возвращайся. Я съехала, ключ в почтовом ящике.» — гласит отправленное мной смс.

— Ну, что, судя по уровню хгч, срок семь недель, — изучая показатели на листах с моими анализами, сообщает мне доктор. — Рожать будем?

— Конечно, — уверенно кивнув головой, отвечаю я.

— Так, Вероника, выпиши ей направления на мочу, общий анализ крови, спид, гепатиты, в общем все как обычно. Пока сдашь кровь, а мочу за пару дней до приема. Приходи к нам двадцать второго февраля, там и на учет встанем, — делая лишь ей понятные записи в моей медицинской карте, инструктирует меня седовласая женщина с яркой розовой помадой на губах.

— А, есть какие-нибудь противопоказания? Может мне чего-то нельзя…

— Беременность — не болезнь, моя дорогая, живи, как жила, только без алкоголя и сигарет. Ну и не таскай тяжестей, — глядя на меня из под очков, говорит она. — Муж-то есть?

— Да, — не так уверенно, как хотелось бы, отвечаю после небольшой заминки.

— Вот и замечательно. Пей фолиевую кислоту по инструкции и не забывай о полезной пище. Больше отдыхай, и заранее запишись на первый скрининг, — я покидаю кабинет, даже не пытаясь сдержать улыбку. На личном фронте полнейший кавардак-уже месяц я живу у Иры, не имея ни малейшего понятия, как там Андрей, но даже эта душевная рана, не в силах омрачить моей радости. Что бы ни было дальше, я отчетливо осознаю, что частица моего любимого мужчины уже никогда не уйдет из моей жизни. Начало февраля выдалось довольно морозным, поэтому, добежав до остановки, я изрядно продрогла, пожалев, что не надела куртку потеплее.

Через пятнадцать минут, я вновь усаживаюсь на свое рабочее место, всячески игнорируя сверлящие взгляды, бросаемые в мою сторону человеком, сумевшим изгадить своим глупым поздравлением мое светлое будущее.

— Ну, как? — прислонив свою пятую точку к краю моего стола, с интересом изучает мой профиль Диана.

— Отлично, семь недель, — не могу скрыть охватившего меня счастья, сворачиваю программу на компьютере и поворачиваюсь к девушке.

— Да ладно! — округляет она глаза. — А что Андрей? Ты ему уже сказала?

— Нет, боюсь звонить… Вдруг решит, что это Вовка постарался? — кивнув в стороны рыжего мерзавца, делюсь своими опасениями.

— Маш, но сказать-то ведь нужно, он все-таки отец…

— Я знаю… Я скажу, обязательно скажу, но позже. Может, через пару дней…

— А вдруг все наладиться? Зачем тянуть? Может он от счастья простит тебе эту небольшую оплошность? Раздул из мухи слона, словно ты тут всему мужскому коллективу отдалась, а не чмокнулась с худым инженеришкой!

— Ну, мне кажется, в его голове я падшая женщина, в обеденный перерыв развлекающаяся с любовником. И я не могу его судить, это смс, действительно, наталкивает на подобные мысли.

— Вот ведь гад этот Вовка! Хорошо хоть угомонился, — а он действительно прекратил свои поползновения, стоило мне залепить ему звонкую пощечину на глазах у всего отдела, едва я вернулась к работе после праздников. Диана говорит, что я была похожа на фурию, и даже у нее задрожали поджилки от брошенных мной гневных слов в его адрес. Спросите меня сейчас, что я тогда ему наговорила, и я уверяю, что не смогу вспомнить и слова. В памяти остались лишь общие впечатления — восторг, от того, что наконец поставила его на место, облегчение, пусть и не большое, что смогла отомстить за причинённые страдания небольшим унижением, и досада, что не пресекла его раньше.

— Слушай, ведь он на развод не подал… Может все еще наладиться?

Я лишь пожимаю плечами, стараясь не выдать, как сильно хочу верить, что до развода все же не дойдет. И вечером, когда Иринка за чашкой свежезаваренного чая задает мне те же вопросы, я изо всех сил изображаю спокойствие и смирение, не желая принимать ее жалость. Уж лучше ночью, в постели, на стареньком диванчике, я вдоволь поплачу, зачеркивая еще один день без Андрея в календаре.