Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 21 из 26

– Мы давно не виделись! – пояснила она, ангельски улыбаясь.

Госпожа Виула осталась довольна игрой, потому, велев Лаис скорее пошить Ане платье, а «малышам» – детские костюмчики и игрушки, позволила им удалиться.

– Я чуть не обосрался! – прошипел возмущенный карлик, отталкиваясь от Анкиной груди.

– Знаешь ли, в кандалах мне тоже будет неуютно. Не одной же мне страдать.

– Понял.

– Мир?

– Ненападение.

– Смотри, я могу запнуться и упасть! – пригрозила она.

– Тебе же хуже будет!

– Возможно, но тебе уже будет безразлично.

– Злая!

– Ты тоже не милый мальчик. И разит от тебя не кашей и сладостями!

Только сейчас она разглядела, что сидящий на ее руках недоросток – уже давно не юноша. Мужчина с щетиной, крепким винным запахом, явно много повидавший на жизненном пути, внимательно разглядывал ее черными глазенками.

– На себя посмотри, лохудра!

Анка расслабила руки, и человечек закричал:

– Мир! Мир!

– Вот и хорошо! – хмыкнула. – Скажи-ка, сыночек…

– Мурул, – представился мужчина, шмыгая носом-картошкой. Хоть он и был неухоженным, смуглым то ли от загара, то ли от грязи, но назвать его некрасивым Юлиана не могла.

– Скажи-ка сыночек, Мурул, и часто вас тут в кандалы заковывают?

– Не редкость.

– И даже вольных?

– А кто здесь вольный? – усмехнулся он. – Каждый продался, надеясь на сытную, беспечную жизнь.

– А ты?

– У-а, у-а! – мужчина ехидно изобразил младенца, не желая отвечать на вопрос.



– Слышь, младенец, зови свою ватагу, будем игрушки клянчить и платьица.

– Еще посмотрим, во что тебя обрядят!

Следуя за своими «малышами», Юлиана раздумывала: следует ли сразу заявить, что она вольная? Но одно решила точно, нужно как можно скорее и лучше спрятать договор, который предусмотрительно положила за пазуху…

***

Анка подумать не могла, что наглые недоросли станут хоть и невольной, но единственной ее опорой. Стоило хозяйке выделить их, бывшие дружки ополчились на «малышей» и присоединились к бойкоту, который им негласно объявили.

Юлиане тоже пакостили, но исподтишка, опасаясь в открытую делать гадости, ведь она была единственной великаншей при дворе, и каждый лелеял надежду влиться в «семью», обласканную вниманием госпожи Виулы.

Хватило нескольких дней, чтобы подопечные, уставшие от склок с собратьями, успокоились и перестали дерзить и задирать Анку. Завистники в коварстве дошли до того, что насыпали Мурулу в туфли битое стекло. И только неспешность, с которой он обычно обувался, спасла ему ноги. А Морта напоили зельем, от которого вначале ужасно крутило живот, а потом на теле высыпали мелкие язвы. И хотя к пострадавшим приходил лекарь, рутинную и изнурительную работу пришлось делать Юлиане.

Под конец шестого дня, она, не смущаясь, звала своих карлов по кличкам, данным с легкой руки: Засранец, Хромоножка, Молчун и  Квазимодо.

«Дети» ворчали, но ничего не могли поделать. Любые возмущения заканчивались предложением Аны найти другую заботливую мамашу. Понимая, что она за них не держится, а желающих заменить их не счесть, карлы вынуждены были смириться. Никто не хотел лишиться обретенных поблажек и  привилегий.

Отныне «малышей» сытно кормили, угощали пирожными, которые ела сама госпожа, а дни напролет, вместо исполнения поручений и заданий, они дурачились, подражая детским играм с лошадками, куклами, солдатиками.

Юлиана долго привыкала к  бородатым полуросликами, игравшим малолетних детей. При появлении хозяйки они хватали ее за подол юбки, жались к ногам и душещипательно заглядывали в глаза. Или начинали истошно кричать: «Мамуля, на ручки! На ручки!», при этом их хитрые физиономии сияли торжеством. Превозмогая брезгливость, она наклонялась и брала кого-нибудь на руки, и чаще всего везло хитрому Морту.

– Я так люблю тебя, мамочка! – паясничал он. А Анка боролась с желанием придушить его, потому что мелкий паскудник, повиснув на шее, первым делом облапливал ее грудь, причем умудрялся это делать прилюдно, но исподтишка и незаметно. Пока однажды при его очередном домогательстве снизу не раздался писклявый голос:

– Ах ты, скотина!

Анка опустила глаза и увидела, что, подпирая кулачки в бока, раскрасневшаяся от негодования курносая карлица с негодованием смотрит на Морта.

– Милая, Нуна, это моя мамочка! – вывернулся он, прикидываясь дурачком.

– Такая же, как я тебе! Я ухожу! – взметнув подол синего платья, она хотела было удалиться, но оценив, что на возлюбленного слова не произвели впечатления, гордо повернула голову и добавила: – К Роно!

– Нет, Нуна! Только не это! – пафосно завизжал «малыш» у Анки под ухом. – Я не переживу этого! – И наигранно прижав ладонь ко лбу, изобразил обморок.

– Фух! Отцепился засранец! – обрадовано выдохнула Юлиана, кладя Морта на пол.

– Это только потому, что ты великанша! – заносчиво заявила маленькая дамочка, сверля соперницу каре-желтыми глазами.

– Нужен он мне! Знаешь ли, у меня другие предпочтения в мужчинах, – свою позицию Анка решила объяснить сразу. Мало ли, ревнивые карлицы бывают не менее коварны и злопамятны, чем другие женщины.

– Улаур?! – хором воскликнули удивленные лилипуты.

– Почему сразу он? – смутилась Анка.

– По горшочку и крышечка! – подколол Мурул и хитро улыбнулся.