Змеиное гнездо

«Люси».

«Мерлин, только не это!»

— Прошу Вас, выйдите к нам, поделитесь опытом.

Фраза, ничего не значащая для других, но обладающая слишком глубоким смыслом для Драко. Никто из восьмикурсников не понимал, насколько двояким было каждое предложение.

— Не думаю, что мне стоит это делать, профессор, — парень всеми силами пытался избежать назревающего скандала: он знал, что если Северус выйдет из себя, декан может не суметь вовремя успокоиться и сказать что-нибудь лишнее, ставящее под угрозу не только репутацию обоих, но и всю иллюзию хрупкого мира, таким трудом выстроенную в стенах Хогвартса.

— Почему же, мистер Малфой? Надеюсь, юная мисс Элиш здесь ни при чем, — холодный голос профессора дрогнул, упоминая имя, приносившее слишком много боли.

Это было уже слишком.

Мисс Элиш, блять, имела к этому самое прямое отношение.

— Профессор, — Драко чувствовал, как он бледнеет на глазах у всех. — Полагаю, это не имеет никакой связи с уроком Зельеварения, — в тембре речи проскальзывали нотки поглощающего ужаса.

— Не согласен. Люси, мистер Малфой, Вы отлично передали свои знания, — горькая ухмылка исказила лицо Северуса, заставив какую-то слизеринку с задней парты напряжённо сглотнуть.

Большего упрёка Драко ещё не приходилось слышать в таких, казалось бы, безобидных словах.

Люси Элиш — воспоминание, резавшее чем-то острым по его грудной клетке, заставляя её мучительно долго и болезненно истекать прогнившей насквозь кровью.

Люси Элиш — милая семилетняя девочка с пронзительными голубыми глазами и когда-то рыжими, ставшими из-за выгорания золотистыми, волосами, напоминавшая профессору его любимую Лили Эванс.

Люси Элиш — малышка, которая была в восторге, когда ей подарили обычную маггловскую куклу в розовом платье на день рождения.

Люси Элиш — девочка, которая так звонко смеялась.

Люси Элиш — девочка, которую он убил.

— Надеюсь, Вы не забыли о ней?

Это было исключено.

Люси Элиш стала личным кошмаром Драко, его персональным Адом на земле. Каждую гребаную ночь он слышал её крики, звоном отзывавшиеся в ушах, и видел её кровь на своих бледных руках. Смотря на собственные светло-серые глаза в отражении зеркала, перед ним появлялись её, голубые, с воспаленными красными белками из-за полопавшихся сосудов, полные солёных градин слез.

— Профессор, не думаю, что сейчас подходящее время для обсуждения этого вопроса, — кисти побелевших рук лихорадочно тряслись.

— Вынужден не согласиться. Может, стоит освежить Вашу память? Это совсем не сложно. Помнится, дело было в Малфой-мэноре…

Драко не забыл.

Он никогда этого не забудет.

Будет вечно помнить, как пришёл в Черную комнату (ту самую, где испытал свой первый Круциатус) чтобы в очередной раз тренировать детей приспешников Лорда. В этом помещении всегда было довольно прохладно, но к середине октября стало откровенно холодно. Малфой помнил, как мальчики и девочки, старшим из которых было одиннадцать, обнимали себя руками, пытаясь согреть продрогшую, покрытую мурашками кожу. Волдеморд запретил показывать им заклинания сухости, тепла или света: их учили только сражаться. Слизеринец плохо понимал, как Реддл представлял десятилетнего ребёнка, атакующего в битвах на его стороне, но отказать не мог — на кону стояла семья и, в частности, мать, которой, в случае неисполнения приказа пришлось бы скоротать пару вечеров, плавно перетекающих в ночи, в компании Фенрира, на что непрозрачно намекнул Лорд на одном из собраний Пожирателей. К горлу парня поступала тошнота от одной лишь мысли, что это грязное животное может хотя бы пальцем дотронуться до Нарциссы, и потому он безропотно выполнял свое задание. Сначала это было сложно и, прямо скажем, страшно, но со временем Драко приблизительно понял, как обучать детей так, чтобы процесс понёс за собой как можно меньше отрицательных последствий. До этого дня Малфою приходилось лишь дважды использовать Круцио в качестве воспитательной меры, за что он корил себя ежеминутно, вспоминая крики детей. Люси Элиш была одной из них. В тот день, семнадцатого октября, Драко должен был учить подопечных применять то самое Непростительное, а Северус, Люциус и Волан-де-Морт с несколькими Пожирателями следить за проведением тренировки. Начало проходило вполне сносно: мини-версии приспешников, смотревшие на слизеринца округлившимися глазами, изо всех сил пытались совершить что-то хотя бы относительно похожее на правильный Круциатус, а их новоиспеченный учитель исправлял ошибки и давал нужные наставления. Малфой уже облегчённо вздохнул, полагая, что молчание Тёмного волшебника означает скорый конец всего этого безумия, но скоро понял, что ещё никогда так не ошибался.

— Драко, — прозвучал хриплый, шипящий голос, заставляющий стыть в венах кровь. — Как мне показалось, несколько твоих учеников не справляются с заданием.

— Они приступили к этому заклинанию лишь час назад, мой Лорд, его невозможно сотворить с первой попытки, — бледная ладонь, до боли сжимавшая палочку, начинала трястись. Малфой был слишком сообразительным, чтобы не догадаться, к чему ведёт Волдеморд.

— Тем не менее, в некоторых твоих воспитанниках нет ни малейшего намёка на талант в тёмных искусствах, — безапелляционно отрезал Том. — Ты, ты, ты и ты, — уродливый палец указал на нескольких детей, — познакомитесь с настоящим Круциатусом в качестве наказания за свою бесполезность, — несколько Пожирателей, без слов понявших, что именно они должны организовать это «знакомство», поднялись со своих мест. — Но в тебе, моя дорогая, — тот же палец указал на девочку, испуганно теребящую золотистые кудряшки, — я не вижу никаких ценных способностей. Пытай её до смерти, Драко.

Желание сдохнуть на этом самом месте ещё никогда не было таким острым, и, видит Мерлин, Драко действительно начал рассматривать вариант запуска Авады себе в глотку в ту же секунду.

Он пытал эту девочку всего пару недель назад и даже обычный Петрификус или Конфундус мог нанести ей серьёзный вред, не говоря уж о Непростительном, однако, Лорд, вне всех ожиданий слизеринца, решил не мелочиться и сразу отдать распоряжение на казнь. Взгляд серых глаз упал на сидящего за столом с Реддлом отца, незаметно кивнувшего, как бы намекая, что момент для демонстрации характера явно неподходящий. Малфою оставалось лишь надеяться, что он начнёт пытку, а её завершению кто-то — да хоть сам Мерлин! — помешает.

— Круцио, — зелёный луч мгновенно пронзил пространство, устремляясь прямо в грудь девочки.

Комнату заполнил душераздирающий детский крик, заставивший руку Драко неконтролируемо дрожать. Лёгкое тело тут же упало на холодный каменный пол, распластавшись на нем и мечась в жуткой агонии. Секунду спустя младший Малфой заметил, что по шероховатому покрытию медленно растекается лужа крови.

Люси продолжала кричать.

Где-то недалеко, за дверьми этой самой комнаты, бился с Пожирателями не на жизнь, а на смерть Николас — её отец, тот самый, кому хватило смелости подать голос на собрании Лорда, когда он объявил о новом задании Малфоя. До слуха всех находившихся в комнате доносились вопли и стоны, прерываемые слезными мольбами мужчины помиловать его дочь. Мистер Элиш до последнего пытался спасти Люси, но она так и не узнала об этом, до крови царапая собственные веки и не слыша ничего сквозь заполонившую её разум агонию.

— Ты не стараешься, Драко! — голос Волдеморта сопровождался разрывом мягких тканей в теле девочки. — Может, тебе не хватает мотивации?

Малфой вложил в Круциатус больше энергии, что повлекло новую порцию оглушающих криков, способных, казалось, разбивать стекла или резать прямо по коже, подобно острому лезвию. Люси начинала задыхаться, скребя ногтями каменный пол, заставляя острые щепки впиваться в нежную кожу. Её тошнило кровью и кусками собственных лёгких, словно вырванных их её тела живьём. Температура внутри Элиш стремительно поднималась, обдавая малышку жаром, и Драко заметил, как слезы начинают испаряться на её огненно-красных щеках, перепачканных грязью, пылью и кровью. Прямо на глазах Малфоя у ребёнка по одной трещали кости ребер, разлагаясь внутри и осыпаясь пеплом на пульсирующие органы.