Змеиное гнездо

«Будь осторожен», — ударившее точно в грудь.

Его больное подсознание выплюнуло эти фразы, словно многократно пережеванную пищу для размышлений, и сделало это настолько вовремя, что невозможно описать в словах, ведь они напомнили о самом главном: Драко обещал Гермионе уничтожить шкатулку. Практически поклялся, давясь пыльным затхлым воздухом в кабинете Северуса. Что он, Малфой, скажет ей, если не выполнит обещание? Да, от слизеринцев никто и никогда не ждал подвигов, ведь решительные поступки совершенно не в их стиле. Студенты этого факультета не кидаются в бой, они лишь жмутся ближе друг другу и прячут гововы. Такой негласный порядок царил всегда, но сможет ли Драко смотреть Гермионе в глаза, если сбежит, как трус?

Она в нем разочаруется.

Это гораздо хуже смерти.

Делая глубокий вдох и пересиливая себя, волшебник впервые за долгое время переступил порог Чёрной комнаты.

«Маленький хозяин вернулся, но он больше не хочет сдохнуть».

— Так-так-так, — послышался неприятный, до скрежета в груди знакомый голос. — Давно не виделись, Малфой.

Яркий свет зажегся совершенно неожиданно, завстав слизеринца закрыть глаза рукой, и лишь полминуты спустя, когда нормальный обзор стал возможен, Драко обнаружил сначала связанного заклинанием Лукаса, чья палочка лежала в паре метров от него, а затем и гадко ухмыляющегося Корбана Яксли. Волшебник явно чувствовал себя хозяином положения, лёгким движением кисти трансфигурируя мантию Уокера в жалкое подобие стола.

— Обожаю семейные воссоединения, — Малфой обернулся на голос и обнаружил в слабоосвещенном углу комнаты Родольфуса Лестрейнджа. Мужчина вальяжно облокотился о стену, левитируя на стол предварительно увеличенную шкатулку. — Ты тоже, племянничек?

Корбан и Родольфус громко засмеялись, обнажая полугнилые зубы омерзительного жёлтого оттенка, а Драко оставалось лишь поражаться своему «везению», глядя на них.

«Двое до сих пор не пойманных Пожирателей Смерти в моем доме со шкатулкой в руках. Превосходно. Просто, блядь, превосходно!» — иных слов, хотя бы относительно цензурных, для описания ситуации не нашлось.

— Зачем ты притащил сюда этого? — Яксли небрежно кивнул в сторону Лукаса, с неимоверными усилиями доползшего до палочки, но пока не взявшего ее. — Уокер ведь подставил твоего папашу, помнишь? Или уже забыл?

— Читал «Пророк» в Азкабане, да, Корбан? — слизеринец усмехнулся, предпочтя не замечать того, что министерский работник почти добрался до оружия. Драко ещё не определился, как будет относиться к Лукасу после этой безумной ночи откровений, ведь времени, чтобы переварить услышанное, попросту не было, но помнил, что Непреложный обет не даст Уокеру убить его. Лукас явно не был на стороне Малфоя, но впервые за долгое время он не стоял на противоположной.

— Всё так же иронизируешь, да? — Родольфус оттолкнулся от стены и медленно двинулся в сторону стола, с маниакальным блеском в глазах рассматривая шкатулку. — Боюсь, теперь смеяться будем уже мы. Крестраж отныне наш, так что теперь ты либо с нами, либо против нас.

— Ну же, Малфой, решайся, — елейно протянул Яксли, хитро поглядывая на юношу. — У нас, видишь ли, не так много времени.

В комнате не было часов часов, но и без них не составляло труда догадаться, что время близится к полуночи.

— Что ж, мы дали тебе шанс, — Корбан пожал плечами. — Ты им не воспользовался, так что прощай…

— Это мы ещё посмотрим. Экспелиармус! — с кончика палочки Лукаса сорвался яркий красный луч, ударивший точно в Пожирателя.

— Круцио! — завопил Лестрейндж.

— Протего!

Наблюдая одновременно и за дуэлью Лукаса и Лестрейнджа, и за Яксли, пытавшимся подняться с пола, при этом громко ругаясь, Драко оценивал свои шансы забрать шкатулку. Это действительно казалось самым логичным решением. Как только будет уничтожен крестраж, проблема с Пожирателями решится сама собой, а с Уокером можно разобраться потом. В теории эти размышления звучали хитро и разумно, то есть по-слизерински, однако добраться до ларца не представлялось возможным. Во всяком случае, пока.

— Зачем же тебе шкатулка, Уокер? — издевался Родольфус, то посылая заклинания, то защищаясь от них. — Решил вернуть свою шлюху, да? Может, она уже сдохла вместе с вашим отпрыском? Не думал об этом?

— Авада Кедавра! — прохрипел Лукас, и Драко почувствовал, как каждый децибел голоса мужчины был наполнен самой настоящей болью. В угольно-черных глазах не только искрилось желание заполучить крестраж, но и разгорался огонь одной жгучей жажды. Жажды убивать.

— Куда-то собрался, Малфой? — увернувшись от Непростительного, волшебник направил палочку на юношу, умело отразившего несколько атак Яксли и почти добравшегося до стола. — Не торопись так.

— Сектумсемпра!

— Петрификус Тоталус!

— Круцио!

— Остолбеней!

Четверо волшебников сражались уже не на жизнь, а на смерть, посылая заклинания то в противников, то друг в друга, и эта битва всё больше начинала напоминать самое настоящее безумие. Чёртово помешательство. Потому что это оно и было. Гребаный замкнутый круг. Малфой, жаждущий забрать шкатулку и все ещё желающий хоть как-то отомстить Уокеру, Лукас, также стремящийся заполучить ларец и едва ли не мечтающий отомстить Лестрейнджу и Яксли, и, наконец, сами Пожиратели, тоже сражающиеся за крестраж и пытающиеся убить и Малфоя, и Лукаса. Гребаный замкнутый круг, из которого не было выхода.

— Редукто! — Родольфус исчез ровно за секунду до того, как заклинание Драко достигло его.

— Если бы ты пробил чарами стену, ее каменные плиты могли бы задеть шкатулку! — заметно покрасневший Уокер с нескрываемым недовольством уставился на слизеринца. — Ты ведь понимаешь, что она может подорвать все к чертям от любого прикосновения?

— Смотри, Малфой, сегодня он атакует нас, а завтра — тебя, — губы Яксли растянулись в мерзкой улыбочке. — Хочешь, избавлю от страданий? Авада Кедавра!

— И это говорит тот, чей друг посреди битвы растворился в воздухе.

Драко едва увернулся от Непростительного, когда где-то в глубине поместья послышался шум от хлопков аппараций, после чего в Чёрной комнате один за другим начали появляться авроры. Малфой уже был готов вздохнуть с облегчением, когда увидел среди бравых стражей порядка её. Чёртову Гермиону Грейнджер, снова залезшую в самое пекло и выглялевшую невероятно нелепо и одновременно поразительно уместно в аврорском жилете и с перебинтованной ногой посреди этого хаоса. Она оглядывалась по сторонам, явно выискивая среди чёрных мантий его, Малфоя, и, встретившись с ним взглядом, посмотрела так, будто не видела его никогда и сейчас нашла впервые. Было в этом взгляде нечто странное, совершенно непривычное, напоминающее извращенное подобие страсти и гордости вкупе с бьющим адреналином. Драко так и не разобрал, что это было, но почему-то был готов спуститься хоть в Преисподнюю, лишь бы она снова посмотрела на него так.

— Брось оружие и подними руки, Яксли, — чётко и максимально членораздельно процедил аврор, направивший палочку точно на Пожирателя. Уокера в это время скрутили двое других авроров.

Вне всех ожиданий Яксли лишь расхохотался в ответ на угрозу, и в тот момент, когда все присутствующие невероятно ясно увидели чистое безумие в его глазах, послышался ещё один хлопок.

В центре Чёрной комнаты Малфой-мэнора матерелизовался Лестрейндж с маленькой девочкой, бьющейся в его руках. Драко стоял и не мог поверить в то, что видел. Те же спутанные золотистые кудри, те же заплаканные голубые глаза и тот же животный страх, плещущийся в них. На расстоянии пяти метров от него стояла точная копия Люси Элиш, убитой чуть более года назад от его руки, только живая и отчаянно борющаяся за спасение. И, кажется, выглядевшая чуть выше, нежели тогда, в октябре. Девочка извивалась и пыталась кричать, а Родольфус лишь ухмылялся и закрывал ей влажной ладонью рот, смотря Драко прямо в глаза с нескрываемой издевкой.

— Верните шкатулку и дайте нам уйти, или я прикончу девчонку, — потребовал Лестрейндж, переведя взгляд на авроров, после чего повернулся обратно к слизеринцу и прошипел: