Время бусово

В 1061 году по римскому летоисчислению, интригуя против него, Галерий и Диоклетиан, собравшись на совете в Карнунте, решили отме-нить действия западных правителей, а, значит, лишить его титула авгу-ста, «благосклонно» оставив ему титул «сына августа». Решить-то ре-шили, но сил для претворения этого решения в жизнь не имели, поэтому он, опираясь на преданную ему армию открыто проигнорировал проис-ки интриганов и по-прежнему именовал себя августом, то есть импера-тором и соправителем Империи. В его доминионе данный титул за ним признавался и никем не брался под сомнение. Впрочем, это «раздвоение личности» продолжалось относительно недолго, так как уже в следую-щем году титул августа ему вновь был официально возвращен.

В 1063 году, когда он отражал нашествие франков и вестготов, Максимиан попытался вернуть себе титул августа, подняв мятеж в за-падной части Империи. Ему пришлось срочно и при этом скрытно пере-бросить свои войска с Рейна к окрестностям Массалии — Марселя, что-бы разбить мятежные когорты своего тестя, которого он взял в плен и казнил. Не помогли тестю ни родственные связи, ни заступничество дочери и его, Константина, жены Фаусты.

В 1065 году все того же римского летоисчисления, или же в 5 820 году от сотворения мира по христианскому летоисчислению, во время его похода на Рим после победных сражений с армиями полководцев Максимина Дайя и Максенция в Сузах, Вероне и Турине, ему было знамение — появление на небе Пылающего Креста с сопровождающей его надписью на греческом: «Сим победишь!» Это чудное видение за-ставило его пересмотреть свои убеждения в вопросах веры. Он не стал тогда истинно верующим христианином, но зачатки христианской веры были уже заложены.

Максенций, находившийся в ту пору в Риме, самоуверенно высту-пил навстречу, но его, императора Константина, закаленное в битвах войско, спаянное дисциплиной и опытом, разбило превосходящие силы противника. Август Максенций, отступая со своими паникующими и деморализованными войсками, погиб вследствие обрушения моста в Тибр. Остатки его войск сдались на милость победителя и тут же им были включены в ряды его армии. Гордый Рим смирился и признал его власть. Так он стал владыкой Рима и Запада.

В следующем году он выдал свою сестру Констанцию за августа Востока Лициния. И в этом же году Медиоланским эдиктом, изданным обеими августами, было объявлено в государстве о веротерпимости и равенстве существовавших религий, в том числе и христианской.

В 1067 году, несмотря на брак сестры с Лицинием, между ним и Лицинием завязалась война. Победы, хоть и доставшиеся ему не без труда, привели к тому, что он к своим западным доминионам присоеди-нил еще Иллирию и Грецию. Впрочем, вскоре, они с Лицинием прими-рились, но присоединенные земли остались под его властью.

Девять лет мир был между ними. Однако, он время напрасно не те-рял, обустраивая западную часть Империи и постоянно тренируя ар-мию. Его популярность росла с каждым годом, особенно среди тех, кто исповедовал христианскую веру. Популярность Лициния, возобновив-шего на Востоке гонения на христиан, наоборот, падала. Он понимал, что война между ними неизбежна и готовился к ней. Готовился к войне и Лициний, но, по-своему, увеличивая численность армии.

Весной 323 года от Рождества Христова или 1076 года Римской эры Лициний, собрав огромную армию, первым начал военные дейст-вия. Но военная удача была на его, Константина, стороне. Лициний раз за разом терпел поражения, и, наконец, находясь в Никомедии, был пленен. Только заступничество Констанции спасло тогда Лициния от позорной смерти. Впрочем, ненадолго. Уже в следующем году Лициний был уличен в преступной переписке с готами и казнен, как государст-венный изменник. Не помогло и заступничество Констанции. С этого времени он, Константин, царствовал один на всей территории Империи. Он единолично был Императором Запада и Востока. Наконец-то сбы-лась тайная мечта сына Констанция Хлора, о которой он даже матери своей, мудрой Елене, никогда не смел признаться. Что же тогда гово-рить об остальных. Став единовластным хозяином Империи, имея неог-раниченную поддержку обожающей его армии и нейтральное поведение прирученных им сенаторов и самых известных в стране патрициев, он мог позволить себе проводить в жизнь такие законы, которые хотел, в том числе в области религиозных и церковных отношений. Кто бы по-смел ему перечить? Никто!

В 325 году от Рождества Христова он по настоятельной просьбе иерархов христианских церквей председательствует на Никейском Со-боре, провозгласившем христианскую веру государственной религией, хотя сам полагающееся у христиан таинство — крещение не принимает. Он по-прежнему считает, что с этим вопросом еще успеется. Но тут счастье, постоянно сопутствующее ему как в карьерной, так и в личной жизни, покинуло его. В 326 году по навету супруги Фаусты был казнен его старший сын Крисп, обвиненный в покушении на нравственное це-ломудрие августы, а вскоре была казнена и сама Фауста. Он не простил ей подлого навета на сына.

Воспоминания о смерти сына да и второй супруги опечалили чело императора, и печать печали еще долго не сходило с него.

Вечный Рим с его поистине вечными и не проходящими интрига-ми, в которых гибнут даже ближние и кровные родственники, гнетет его, и он, Константин, все чаще и чаще задумывается о переносе столи-цы Империи на Восток. В 326 году решение о переносе столицы окон-чательно созрело. Выбор пал на небольшой город, разместившийся на европейском берегу Босфорского пролива — Византий, недалеко от ко-торого располагались древние города империи Никомедия и Никея.

Расположение новой столицы, которую должны были назвать его именем — Константинополем, было выгодно. Она соединяла, правда, через пролив, Европу и Азию, контролировала выход из Понта Эвксин-ского в море Мармара (Мраморное) и далее — в Эгейское и Внутреннее. В том же 326 году он, Константин, участвует в закладке первого камня в императорский дворец и в христианский храм. Дворец и храм, точнее, храмы, посвященные Христу и его матери Марии построены.

«Да, бурную жизнь уготовила мне судьба, — подумал Константин. — Ведь только сорок пять — и уже столько всего за плечами. При иных обстоятельствах этого на добрый бы десяток жизней хватило. А счаст-лив ли я?» Император встал с трона и прошелся по просторному каби-нету, по-прежнему залитому солнечным светом. Размеренная ходьба по кабинету позволила развеять воспоминания и перейти в размышлениях к действительности. Вопрос того, что прибывшее посольство князя Да-жина из далекой Русколани им будет принято, был решен в первые же минуты разговора с Андроником. Теперь же его одолевали мысли, что даст этот визит ему, императору Великой Римской Империи, властите-лю и повелителю большей части мира. «Союз против готов? — спраши-вал он себя и тут же отвечал: — Так у меня уже предостаточно союзни-ков. Но разве лишние союзники не бывает? — вкрадчиво спрашивал внутренний голос и давал ответ: — Не бывает. Торговля? Но что могут дать Империи варвары? Рабов и шкуры животных, в которых они до сих пор, как говорят некоторые знатоки их жизни и обычаев, щеголяют? Впрочем, поживем, увидим».

ПОСОЛЬСТВО БУСА

Уже вторую неделю сын Русколанского князя Дажина Бус — глава русколанского посольства и его ближние бояре Рат, Мал и Славич — сподвижники детских и юношеских игр и увлечений, в том числе и по обучению у волхва Златогора, а также сам Златогор, заметно поседев-ший и постаревший, но все такой же мудрый и прозорливый, неизмен-ный Учитель и Наставник, обивали пороги царского дворца. Сколько одарено ими всевозможных вельмож и царедворцев в надежде попасть на аудиенцию к императору Римской империи августу Константину — и числа нет! Но воз и поныне там, где был и в первый день их прибытия в столицу Римской империи. С Бусом были почти все его приятели детст-ва: и Рат, и Мал, и Славич, и Божич. Только брат Злат от путешествия в Римскую империю отказался, как его ни упрашивали сам Бус и их отец князь Дажин. «Что я там не видел? Там такие же люди, как и у нас: о двух руках, двух ногах и одной голове. И боги такие же, только по ино-му называются», — ответствовал он на все просьбы и уговоры. «Мир посмотрим, земли чужие, обычаи, порядки», — пытался убедить его друг детства Славич. «Себя покажем», — добавлял Бус. «Совершенно верно», — пытался повлиять князь Дажин. «Это, конечно, замечательно, — со-глашался с их доводами Злат, — но больше того, что я уже знаю, я ново-го все равно не увижу и не узнаю. Так лучше же я над мудрыми свитка-ми и книгами посижу, с богами один на один побеседую». — «Все так, — увещевал его Златогор, — но познание сущего есть и в познании мира окружающего. И негоже молодцу в такие годы становиться отшельни-ком». — «Возможно, — не спорил с мудрым волхвом Злат, — но я останусь тут».