Время бусово

Месяц за месяцем постигал он боевое и воинское искусство. Тер-пение и труд не прошли даром: еще при школе, заметив его способности в конных боевых состязаниях и некоторые успехи в руководстве кава-лерией, ему поручили руководить обучением конному строю и конному сражению той же самой турмы, в которой он и сам только что обучался. Так он стал дикурионом. Причем, задолго до полагающегося срока.

К концу первого года обучения он, как и другие старшие ученики, сэкономив пару серебряных сестерциев, присылаемых обычно матерью, отец о таком расточительстве и думать не мог, полагая, что в школе ко-мандиров преторианцев о нем, Константине, достаточно заботятся, что-бы еще «баловать» его мелочью, — иногда наведывался в ту или иную городскую таверну, чтобы промочить горло кружкой кислого вина и побаловаться с разбитными девицами, торгующими своим телом. Но такие «набеги» в город были довольно редки и «молниеносны». Отцы-командиры, отвечающие за процесс обучения, такого поведения буду-щих трибунов не поощряли.

В неполные девятнадцать лет он закончил воинское обучение и по приказу августа Востока Диоклетиана после школы был направлен в звании центуриона в императорскую гвардию и должен был нести службу при дворце. Конечно же, не о такой воинской карьере он мечтал, видя свое будущее в сражениях с варварами на западной границе импе-рии. Но приказ — есть приказ, и он молча ему подчинился. К этому вре-мени у его отца и его новой жены Феодоры, падчерицы императора Максимиана, родился сын, нареченный как и он, Константином. Данное обстоятельство он воспринял двояко: с одной стороны он радовался за отца, у которого появился второй сын, с другой стороны он понимал, что его надеждам сменить отца на посту цезаря рождением сводного брата нанесен сокрушительный удар. Тут как не поворачивай дело, но он — незаконнорожденный, а его брат и тезка — законнорожденный, а потому все легитимные права и привилегии на этот титул будут у толь-ко что родившегося братца. Во время одного из посещений матери Еле-ны, перебравшейся после развода с отцом из Наисса в Дрепанум, в ее доме он познакомился в дочерью купца из Дрепанума — Минервиной, с которой вскоре стал сожительствовать, взяв ее в качестве конкубины. Заключение брака с ней не позволил август Диоклетиан. «Все повтори-лось, — усмехнулся грустно Константин, вспомнив об этом факте собст-венной биографии, — все повторилось, как у моего отца. Даже то обстоя-тельство, что и мать, и его Минервина — обе были приверженки Хри-ста».

В 1055 году он в звании первого или же главного трибуна импера-торской гвардии сопровождает августа Диоклетиана в поездке по вос-точной части Империи. В это время в Египте, обложенном непомерны-ми данями и налогами, началось восстание. Даже в его столице — Алек-сандрии, наиболее благополучном от налогового бремени городе, и то горожане подняли мятеж, и он вместе с Диоклетианом в течение восьми месяцев участвовал в осаде города. А перед тем, как отправиться в во-енный поход против восставшего Египта, август Диоклетиан совершил молебен в храме Аполлона Кесарийского. Оракулы-предсказатели хра-ма Аполлона, гадавшие по внутренностям животного, пророчили вла-стителю Востока победу в Египте, если он потопит побежденный город по колено в крови. И Диоклетиан имел твердое намерение действи-тельно потопить город в крови, поэтому, при взятии города приказал всех жителей, невзирая на пол и возраст, на сословную принадлежность и верования, убивать. И воины личной гвардии императора целенаправ-ленно и повсеместно выполняли этот приказ. Только случай спас тогда Александрию от поголовного истребления. Только случай и он, Кон-стантин. Лошадь под августом Диоклетианом, поскользнулась на зали-той кровью мостовой улицы и упала на колена передних ног. Он, следо-вавший рядом с императором, не растерялся и подхватил его под мыш-ки, не дав упасть вслед за конем в кровавую лужу. И при этом выкрик-нул, что пророчество Аполлона сбылось, так как колени императорско-го коня красны от крови.

Император Диоклетиан тогда поблагодарил его за то, что не по-зволил упасть в кровавую лужу и тут же приказал прекратить резню в городе. Прекрасная Александрия, выстроенная по приказу Александра Македонского, была спасена от поголовного уничтожения. «Примерно в это же самое время, пока я осаждал и брал приступом Александрию в далеком Дрепануме, Минервина родила сына Крипса, — вспомнил с гру-стью Константин. — В это же самое время… Боги помогли мне спасти град, но не захотели уберечь от меня же самого сына, как не оставили в живых и Минервину, умершую вскорости после родов».

После Александрии были еще Бусирис и Копт, египетские города, которые ему пришлось брать штурмом и которые были снесены до ос-нования, как того требовал император. «И за которые не просил христи-анский пресвитер Кесарии Феогнит и его хранитель библиотеки Евсе-вий Панфил, — молнией скользнула короткая мысль в разрез общих вос-поминаний, — как просили они за Александрию, откуда-то узнав о пред-стоящей расправе над ее жителями, большинство которых было уже христианами».

Константин поморщился, словно вспомнилось что-то досадно-постыдное. Но мысли снова возвратились в прежнее русло воспомина-ний, нахлынувших на него после беседы с личным секретарем и дво-рецким Андроником Армянином — и морщины на лице разгладились.

Из Египта Диоклетиан направил его, уже имевшего чин старшего трибуна, с пятью сотнями воинов-кавалеристов в Сирию для оказания помощи цезарю Галерию, где он стал свидетелем постыдного отступ-ления, отступления, больше погожего на бегство, Галерия от войск пер-сидского царя Нарсеха из династии Сасанидов. И где он познакомился с армянским царем Тиридатом, которому, по существу, тогда спас жизнь своевременной атакой своей малой алы. Через три года, когда Диокле-тиан и его соправитель в западной части империи Максимиан добро-вольно отреклись от престола, его отец Констанций Хлор и Галерий, зять Диоклетиана, становятся августами: отец — на Западе, а Галерий — на Востоке. Галерий плетет вокруг него паутину интриг, чтобы обви-нить в измене и осудить на смерть, но находятся люди, которые его предупреждают о том и помогают бежать от Галерия в войска к отцу. Чтобы отсечь погоню и возможных убийц, подосланных Галерием, он тогда со своими сподвижниками забирает на двух ближайших почтовых станция всех лошадей и благополучно добирается до отца. Галерий рвет и мечет, но поделать уже ничего не может. Руки коротки. Отец со свои-ми войсками тогда еще находился в галльском Гезориаке, но со дня на день должен был отправиться в Британию для подавления очередного восстания шотландцев и пиктов.

В войсках отца он встречает знакомых по военной школе в Нико-медии, в том числе и Крока, сына одного из самых видных вождей галльских племен, с которым они подружились еще во время обучения воинскому мастерству, а затем чуть не убили друг друга вследствие ин-триг тогдашнего цезаря Востока Галерия.

Во время британской компании он командует конницей и проявля-ет не только успехи в бою, но и большие тактические познания, благо-даря чему его войска избегают потерь, но добиваются успеха. И коман-диры, и рядовые кавалеристы это все видят, а потому его популярность в солдатских массах растет день ото дня.

Воспоминания о данном периоде жизни вызывают улыбку на аске-тическом лице Константина. Но еще одно мгновение — и от улыбки не осталось и следа.

В 1058 году войска отца одерживают победу, но сам отец, внезапно заболев, 25 июля умирает в Эбораке. Тогда войска отца, оценив его, Константина, воинский талант, провозглашают его августом, то есть императором и соправителем наряду с Галерием, Римской империи. Как не был Галерий противником такого назначения, но его армия, имею-щая боевой опыт, была козырной картой в политических играх всех времен и народов. Скрепив сердце, Галерий вынужден признать его, по его же просьбе, хоть и не августом, но цезарем. Западным же августом становится бывший цезарь Флавий Валерий Север. После смерти отца на его попечении остаются кроме сына Криспа еще сводные братья Константин, Аннибалиан и Констанций, а также сестры Констанция и Валерия. С титулом цезаря он успешно воюет в войсках Севера с фран-ками и аллеманами в Рейнской области, действуя зачастую не столько грубой воинской силой, сколько разумной дипломатией в совокупности с воинскими успехами. Это принесло ему славу не только среди солдат собственной армии, множество жизней которых он сохранил, благодаря умелой стратегии полководца и дипломата, но и среди врагов, умевших ценить как его воинский талант, так и честность. В августе месяце все того же 1058 года сын бывшего императора Максимиана Максенций при поддержке августа Севера поднимает восстание против Галерия в пользу Максимиана, но терпит поражение. Август Север попадает в плен, предается суду и вскоре приговаривается к смерти за государст-венную измену. Положение Максимиана шатко, и он, пользуясь своим формальным положением, признает его, Константина, августом Запада, закрепляя для более существенной прочности данный союз браком со своей дочерью Фаустой. «А ведь за несколько лет до этого, — усмехнул-ся Константин сам себе, — август Максимиан чуть ли не письменным вердиктом запретил ему, Константину, встречаться с Фаустой и строить какие-либо планы на брак с ней. Видите ли — неровня. Его же сыночек Максенций не упускал ни одного случая, чтобы не оскорбить меня пуб-лично низким происхождением, забывая, что род наш по отцовой линии восходит к Клавдию Готику, а Максимиан выбился в августы из про-стых солдат. Припекло — и не помешало даже то, что он, Константин, для них только вчера был незаконнорожденным сыном своего отца, и что мать его, Елена, не была знатного происхождения. Сила солому ло-мит». Хоть и кичились иные своей родословной перед ним, хоть и наме-кали или же открыто говорили о низком происхождении матери, но мать Елена, так уж видно, ей было предначертано сверху, была женщи-ной высокой нравственной силы и политического таланта. Она не про-тивилась разводу мужа Констанция с ней, когда того ожидала высокая карьера, подняв политические интересы выше личных. Она не злорадст-вовала, когда Феодора с кучей малолетних детей на руках осталась вдо-вой, а искренне переживала смерть бывшего мужа и также искренне сочувствовала горю Феодоры и просила его, Константина, не оставлять своей заботой сводных братьев и сестер. «Не каждому патрицию Боги дают такую мать, — подумалось вдруг радостно и тепло Константину. — Не каждому. Возможно, в том и есть промысел Божий».