Семейные традиции

— Да, если ты не передумаешь, — пожав плечами, я погладил ее по колену.

А то как будут эти чудесные круглые коленочки дрожать, так, может, и останемся валяться в постели, я не против. Мотоцикл от меня никуда не уедет, а приласкать кисоньку всегда в приоритете.

— Девочки, мы, наверное, поедем, — сразу засобиралась Вероника, как по сигналу.

Пока они там ещё щебетали, я подозвал официантку, оплатил наш заказ, полистал ленту, написал несколько сообщений, ещё немного полистал ленту. В конце концов, Ника встала, и я тоже поднялся, кивком попрощался со всеми и предложил своей красавице локоть. Она улыбалась, немного мечтательно и счастливо, в машине поболтала с родителями, рассказывая им, как ей достались самые знакомые вопросы, а один так вообще по теме уже написанного диплома. Я особо не прислушивался, вел машину и поглаживал ее по коленке и бедру, в деталях представляя и предвкушая, как буду снимать эту замечательную обтягивающую юбку.

Чтобы не сорваться и не похерить весь план, я не стал к ней даже прикасаться, пока она собиралась в душ. Только поторопил, когда любительница ящичков и систематизации начала было крутиться вокруг нового туалетного столика.

От нарастающего возбуждения и нервозности сохло в горле, так что я дошел до холодильника, ещё раз напомнил себе купить овощи и фрукты, глотнул холодной минералки прямо из горла.

— Ну ты идёшь? — недовольно донеслось из спальни, и у меня мурашки по спине побежали.

Каждый секс с Никой кажется чем-то космическим, немыслимым, фантастическим. А после такого перерыва вообще как в первый раз. Только не сорваться, только не сделать больно, только не сорваться…

— Вот же блять, — только и смог выдавить я.

Она сидела на краю кровати, на рубашке кое-где виднелись мокрые пятнышки от капель, а под рубашкой так отчётливо и, в то же время, смутно проглядывало чёрное кружево у нее на груди, что меня повело.

Оперевшись коленом на кровать рядом с ней, я поцеловал ее так медленно, как только смог, но так глубоко, как хотелось. Рука сама собой скользнула в вырез, поближе к купленному специально для меня белью. Ее грудь такая аккуратная, упругая, так приятно ложится в ладонь — обнаженная и нет, она всегда прекрасна. Ника сама взялась расстёгивать пуговки, и я опрокинул ее на спину, ложась рядом, зацеловал длинную тонкую шею, огладил бедро, нащупал тонкую полоску кружева трусиков под плотной тканью юбки, проследил ее до восхитительной попки — стринги. Блядство.

— Сними ее, — почти нечленораздельно прохрипел я, не сумев одной рукой справиться со спрятанной в шве молнией.

Ника помогла мне, нарвалась на ещё один поцелуй, прогнулась, прижимаясь ближе. Сев, я медленно, дразня себя самого, немного задрал строгую юбку, оглаживая красивые бедра, наклонился, целуя подтянутый плоский животик. Хрупкая маленькая куколка, слишком идеальная, чтобы существовать на самом деле.

Аккуратно стянув уже чёртову юбку, я сбросил ее на пол и, наконец, вжал девушку собой в постель. Она обняла меня ногами, отвечая на жадный поцелуй, царапнула плечо в ответ на несдержанный слабый укус за горло. Помня о своем обещании, я постарался сбавить обороты, сполз вниз. Я прекрасно знаю, что женщины чувствуют себя в красивом белье более привлекательными, более соблазнительными, так что не стал снимать трусики, очаровательно полупрозрачные, вжался ртом прямо через них. Влажность на языке, звонкий стон, часто вздымающаяся грудь в обрамлении немного колючего кружева под одной рукой и напряжённое плотное бедро под другой — слишком много для моего самоконтроля. Не сдержав тихий взрык, я сжал член через одежду, сдвинул носом промокшее белье и широко лизнул.

— Жень… — почти захныкала Ника, положив ладошку мне на затылок и слегка царапнув его коготками в попытке ухватиться за волосы. — Пожалуйста, Жень, трахни меня…

Я и сам не понял, как вообще так случилось, что неопределенный отрезок времени прошел мимо моего сознания. Я обнаружил себя втрахивающим захлебывающуюся стонами девушку в матрас, осознал, что слишком сильно сжимаю ее бедро, что забил на презик, что даже не снял футболку. Но остановиться было выше моих сил, потому что Ника, разметавшаяся в так и не снятой рубашке подо мной, жадно щепчущая мое имя между стонами, прогибающаяся, льнущая, была прекраснее всего, что я когда-либо видел.

— Боже мой, какая ты красивая, — выдохнул я, целуя ее в податливо подставленную шею и пробираясь свободной рукой под тонкое кружево на груди.

И потом, лёжа рядом с ней, раскрасневшейся, тяжело дышащей и уставшей, я все не мог налюбоваться. Гладил белую гладкую кожу, вел кончиками пальцев вдоль границ темного шершавого белья, ловил ленивые поверхностные поцелуи, пока она приходила в себя.

— Ну что ты пялишься, — проворчала красавица, расстегивая пуговки на манжетах.

— Кажется, у меня синдром Стендаля, — прошептал я, касаясь губами хрупкого плечика.

— Какие у тебя резкие переходы от грубости к нежности, мне нравится, — промурлыкала Ника, обнимая меня и прижимаясь всем телом.

Так. Так-так. Значит, сделал больно. Точно на бедрах, я всегда залипал на ее бедра.

Скользнув ладонью по внутренней стороне левого, я легко нащупал припухлость, состоящую из двух полукружий. Всё-таки укусил, ублюдок. Гребаное, блять, животное!

— Прости, кис, — пробормотал я, не зная, куда себя девать от стыда и уворачиваясь от поцелуя, — я не должен был… Просто, блять… Ну, я вечно кусаюсь, и…

— Эй, — ухватив меня за уши, она строго поджала губы, — ты меня слышишь? Я же сказала, мне нравится, когда в меру укусов, шлепков, за волосы когда тянут.

То, что произносили ее пухлые губы, я слышал, но не мог уложить в голове. Крохотная, нежная, белокожая Вероника, изнеженная папина принцесса, любит то, чего я всегда стеснялся, как звериных пристрастий? Или она это говорит, чтобы я не загонялся, а на самом деле ей не нравится? В любом случае, я постараюсь больше такого не допускать.

— Я люблю тебя, — вздохнул я, зарываясь лицом ей в шею, — а ещё я долбоеб, который забыл про резинку.

— Ну конечно, в таком-то порыве страсти, — довольно протянула одна сплошная изюминка, поглаживая меня по макушке, — ничего, я принимаю противозачаточные. Так мы поедем кататься?

— Тебе только одно от меня и надо, — фыркнул я, прижимая ее к себе крепче, — заманила меня в койку, чтобы я только тебя катал, да?

Хорошо, что кататься собрались вечером. Сейчас мне хочется только лежать с ней рядышком и ласкаться, а не идти куда-то, ехать, вот это все напряжённое внимание, да ну…

— А если и да, то что? — хитро протянула девушка, отстранилась было, но я не пустил. — Ну-у, дай в душ схожу.

Ну вот опять душ… А как же я? Полежать со мной, пообниматься?

— А потом будем валяться? — как-то вышло слишком просительно, но она с улыбкой кивнула, почесала меня за ухом.

Все же отпустив ее от себя, я повернулся на живот и, стянув влажную футболку, зарылся лицом в подушку, пытаясь отогнать подальше стыдливые мысли. Так или иначе, она же кончила, значит, все было нормально, если бы она не выносила боль, такой силы укус в таком чувствительном месте сбил бы ей весь настрой.

Вздохнув, я потер колючую макушку. Таким неготовым к отношениям я себя ощущал только перед самыми первыми отношениями. Казалось бы, всю жизнь дружили, уже живём вместе, а до сих пор столько всего друг о друге не знаем, аж бесит.

Впрочем, я оказался зверски обманут. Сначала Ника в ванной гремела своими баночками, видимо, расставляла их по новым полочкам, потом пришла с бельевым тазиком, полным все тех же флакончиков, начала на столике расставлять, сложила в ящики приборы и расчёски, все рассортировала, шкатулочки с украшениями притащила. А я лежал, горестно вздыхал, любовался длинными ногами и старательно отгонял мысли о том, что она не хочет со мной валяться, потому что обиделась. Но эта девочка не из терпеливых, если ее что-нибудь не устраивает, обычно она в категоричной форме об этом сообщает.