В плену реальности

Востриков ещё раз посмотрел на стены, замурованное окно и светодиодные лампы. Это было странно даже для самого Дениса, но комната его не пугала. Она представлялась ему просто помещением, где он ожидал важной встречи. Но подступало кое-что пострашнее бетонных стен и запертой двери, и Востриков уже чуял его запах. Запах послеигрового синдрома…

Словно сгущающиеся над городом тучи, на Вострикова наползала депрессия. Страх одиночества, панические атаки и суицидальные мысли. Он упёрся кулаками в пол и сжал зубы, заставляя себя быть сильным. Продержался десять секунд и скрутился у двери клубочком. Судорожно нащупал место, где раньше был браслет, и прощупал руку от кисти до плеча, будто браслет мог затеряться где-то на руке.

Стало холодно, но холод был не настоящими, он исходил изнутри и расползался по телу, принося тревогу. Денис забился в угол. Комната сузилась до размеров карцера. Прежде мягкое покрытие ковролина стало жестким, ворсинки раздражающе шуршали и царапали оголившуюся кожу на руках и ногах.

Время остановилось, или его больше не существовало. Всё, что длилось больше секунды казалось долгим, утомительным и страшным, такие отрезки повторялись бесконечно. Несколько раз Денис начинал считать про себя, чтобы хоть как-то привязать существование ко времени, но стоило ему перевалить за десятку, как счёт сводил его с ума. Внутренний голос превращался в склонившегося над ухом палача, который отсчитывал последние секунды, минуты или часы его жизни.

Возле двери что-то щёлкнуло. Вжавшись в стену, Денис выпучил глаза в сторону шума. Он испугался, что в комнату войдёт мама. Больше всего на свете он боялся увидеть на пороге именно её. Что она подумает, увидев его в таком состоянии ещё раз? Хватит ли у него сил, сказать ей правду?

Но дверь не открылась, наружу откинулось окошко, после чего на ковёр по очереди упали два предмета: бутылка водки и ведро.

— Эй? — тихо спросил Востриков, дождавшись, когда окошко закроется. Ему не ответили.

Убедившись, что окошко заперто, Горький ушёл во вторую комнату. Сел на диван и взял лежащий рядом планшет. На экране с высоты двух с половиной метров отображалась статичная картинка: три стены, железная дверь и скрючившийся в углу человек. Прижав голову к полу, человек словно хищник, провожал взглядом бутылку, которая медленно катилась по ковру.

Завибрировал телефон. Горький прочитал входящее сообщение: «Ваш заказ готов. Можете забрать его по адресу: Тихат, пер. Тропина, д.8, с 8:00 до 20:00».

Горький снова посмотрел на планшет. Ползком, перебирая по ковру руками, Востриков Денис полз к бутылке. Иногда он замирал, будто боялся её спугнуть, а затем снова полз. Дождавшись, когда Денис «поймает» бутылку, откроет её и сделает первый глоток, Горький лёг на диван и нажал на браслете кнопку «Войти в игру». Мигнул светодиод, окрасив комнату синим. После чего сознание Горького унеслось в звёздную систему Паланиуса.

— Слушаю! — Бобёр прижал телефон плечом к уху и записал что-то в красную тетрадь. — Николай Грач. Да, записал. Что конкретно интересует? Конечно — важно! От этого зависит цена. Чем больше информации я нарою, тем больше тебе придётся заплатить. Да. Хорошо. Не надо. Я сам позвоню. Ага.

Бросив на журнальный столик телефон, Бобёр почесал торчащую из левого плеча культяпку. В аквариуме плавали рыбки, по телевизору шёл военный фильм с выключенным звуком.

Полистав тетрадь с синей обложкой, он нашёл внутри фотографию. На потрёпанном фотоснимке Бобёр был запечатлён с внуком. «Папа с Лёшкой» — написала его дочь на обратной стороне фотографии. Глядя, на подпись, он вспомнил, как долго дочь выбирала ракурс, чтобы их щёлкнуть. Они стояли на фоне здания заброшенного детского сада, разноцветные кляксы украшали бетонные стены. Правой рукой Бобёр показывал большой палец вверх, а левой — обнимал конопатого пацана с пейнтбольным автоматом в руках. К горлу подступил ком. Фото было сделано шесть лет назад, внука и дочь Бобёр видел тогда в последний раз. Сейчас Лешке уже исполнилось восемнадцать.

Задребезжал дверной звонок.

— А ну свалили нахер отсюда, малолетки! — рявкнул Бобёр, вытирая потёкший нос.

Звонок повторился.

— Да, что ж такое, бля?! — обычно одного крика хватало, чтобы спугнуть этих тупоголовых ненавистников хантеров. Бобёр вскочил с дивана и пошёл к двери. — Сейчас кого-то харей по ступенькам прокачу!

Бобёр распахнул дверь и замер от неожиданности. На пороге стоял пацан, который не собирался убегать. Бобёр не дал бы ему больше восемнадцати: густая копна волос на голове и едва заметный белый пушок на щеках. На кофте был нарисован человечек, восходящий на виселицу. Пацан улыбнулся, но не отступил ни на сантиметр, когда Бобёр над ним навис:

— Чего тебе?

— Меня зовут Марат, — пацан посмотрел по сторонам и дважды топнул по плитке белым кедом. — Судя по тому, какие гадости пишут на стенах, вы извлекатель, так?

— Пять за сообразительность. Чего надо?!

— Один мой знакомый сказал, что вы можете дать несколько полезных советов будущему хантеру.

— Как зовут твоего знакомого?

— Горький Михаил. Он сказал, что вы самый опытный из всех, кого он знает. Позволите войти? Я не отниму много времени.

Услышав фамилию Горького, Бобёр подобрел. Гости заходили к нему не так часто, чтобы отказывать им в беседе.

— У меня с собой пара бутылок прохладного пива, — Марат приподнял правую руку, показывая чёрный пакет.

— Заходи, — Бобёр вернулся в квартиру, оставив дверь открытой.

Бобёр убрал с журнального столика тетради и сел на диван, Марата усадил в кресло. Шикнули бутылочное пробки, в комнате запахло пивом.

— Советую десять раз подумать, прежде чем связываться с этой профессией, — Бобёр взял протянутую бутылку и сделал глоток. — Современное общество ненавидит хантеров. Ты и сам видел мою дверь.

— В разной степени, но современное общество ненавиди всё, что его окружает. Это меня не волнует, — Марат закинул ногу на ногу и наклонил голову, давая понять, что готов слушать.

Хорошенько смочив горло, Бобёр откинулся на диване и принялся рассказывать. Начал с отцов основателей профессии, затем перешёл к их первым заказам, рассказал про неудачный опыт формирования гильдий, про узаконивание и про изменения, которые профессия претерпела за последние годы. Бутылка опустела на его любимом месте. Бобёр собирался рассказать про основы, которых придерживается каждый хантер.

Марат поставил на стол ещё одну бутылку. «Спасибо. Принесу чего-нибудь, пожевать», — ответил Бобёр и ушёл на кухню. Вернувшись через минуту, он поставил на столик тарелку с арахисом. Вторая бутылка слегка нагрелась от комнатной температуры, и пиво показалось хоть и не таким же вкусным, но всё ещё хорошим.

— Так вот, — Бобёр почесал бороду, вспоминая на чём он остановился, — важно помнить, что хантер — просто наёмник. Часто нам мешает наше собственное эго. Отказываясь воспринимать себя исключительно как исполнительный механизм, эго иногда заставляет нас ввязывать в отношения третьих сторон. И вот это! Это самая главная ошибка, которую может совершить… — Бобёр замолчал, заметив, что Марат его больше не слушает.

Пацан ходил по комнате от двери к завешенному шторами окну и обратно. Он улыбался и, кажется, что-то напевал.

— Чего улыбаешься? — спросил Бобёр.

Марат прикрыл глаза и помотал головой, будто на его поведение не стоило обращать внимание. Затем он подошёл к аквариуму, сунул руку в карман и достал небольшую синюю капсулу.

— Эй, пацан! Ты, что делаешь?!

Натренированным движением Марат раскрыл капсулу и высыпал серый гранулированный порошок в окошко для кормления рыбок. Бобёр дёрнулся, порываясь встать, но Марат остановил его вытянутым пальцем и прислонился носом к стеклу, наблюдая, как рыбки заглатывают химические кругляшики. Бл*дь, он точно что-то напевал!