Дух оперы

Я не успел ему ответить, как Луиджи продолжил говорить:

– Ты, наверное, думаешь, что эти органы чувства дублируются у человека для более точной ориентации в пространстве. Может быть, это и так, но главное – ни в этом. В голове человека как бы живёт два существа: два зрителя и два слушателя. Оба они контролируют всё по-своему, и по-своему воспринимают действительность. И даже два полушария головного мозга разные, и каждый из них имеет свою функцию: левое полушарие отвечает за абстрактное восприятие действительности, а правое – за образное и конкретное. В нашей голове одновременно происходит восприятие мира и обработка его данных на двух уровнях, как на двух фронтах: на общем и на конкретном. Образы у нас превращаются в абстракцию, а абстракция переходит в образы. В нас одновременно сидят два мыслителя, которые осмысливают мир в двух плоскостях. И часто эти мыслители вступают в диалог и даже в спор. Ведь и тебе, наверное, часто приходилось слышать эти диалоги в своей голове. Эти два собеседника порождают наши мысли, которые мы преобразуем через идеи в некое своё отношение к действительности. В наших головах мы постоянно находимся в «театре действий», поэтому мы все на этом уровне и относимся к разряду «человека в театре».

На какое-то мгновение Луиджи остановился и посмотрел на меня пристально, а затем продолжил говорить:

– И наконец, «человек в храме», которым мы одновременно являемся наряду с другими своими внутренними сущностями. Когда мы находимся в состоянии «человека в храме», то все наши мысли устремляются из нас во вне, но не в ближайшее наше окружение, а далеко за его пределы – в космос и во Вселенную, потому что мы понимаем, что сами являемся частичкой всего этого общего. И в этом нашем устремлении вверх всегда царит гармония мироздания и понимая этого мира, как общего целого, объединяющего нас в единый уникум, где присутствует всё, и то, что есть в этом мире, и то, что уже было, но по каким-то причинам исчезло, и то, что ещё будет в нашей жизни. Вот такую картину я нарисовал тебе перед тем, как войти в храм Святой Агнессы. Увидев картину этой девственницы, ты лучше поймёшь суть феномена.

Как только я вошёл в церковь и увидел её образ, то у меня тут же бешено забилось сердце, и мысли понеслись в голове в бешеной скачке подобно табунам быстрых лошадей.

Да, это была она, моя милая студентка Агнесса со второго курса, которая слушала мои лекции по математическому анализу, и отвечала мне на мои вопросы на семинарах.

Агния была единственной девушкой среди парней на этом потоке, с внешностью женского ангела и кристально чистым взглядом карих глаз. Как же на этой картине она походила на саму себя! На образе она была запечатлена в полуобнажённом виде с длинными распущенными волосами, полу-обёрнутая небольшим лоскутом ткани, который придерживал ангел, зависший над ней в небесах в левом углу картины. Её девственная фигура практически была почти обнажена в своей беззащитности, но во всём её облике не было никакой пошлости, только чистота и таинство чего-то возвышенного, драгоценного и желанного определяло её позу и выражение лица. Перед ней так и хотелось преклонить колени. Она была чем-то похожа на невинную овечку в образе девственницы, стоящей на коленях, готовой к жертвоприношению. Это была девственница в публичном доме, которой никто из мужчин не мог овладеть.

Девственность всегда сдерживает мужчину, потому что лишение девушки невинности – это важнейший акт связи двух полов на вечные времена. В жизни каждого мужчины не так уж много бывает девственниц. А первым у девушки бывает только один мужчина в её жизни. Потеря девственности – это как расставание с юностью и вступление во взрослую жизнь. И эта Агнесса римская была покровительницей невинных девушек, потому что само имя Агнесса переводилось с греческого как «невинная», и на латыни оно означало «агнус» – агнец, ягнёнок.

С самого начала появления Агнии в институте я наблюдал за ней. Несмотря на то, что она была подвижной и эмоциональной девушкой, открытой и приветливой со всеми, чувствовалось, что она обладала твёрдым характером, и была воспитана в очень строгой семье, умела держать себя в руках. Но иногда с ней случились импульсивные взрывы, когда она считала, что что-то происходит не так, как, по её мнению, должно происходить. Один раз я увидел, как она на лестнице ударила по щеке парня ладонью, резко повернулась и пошла прочь, и я понял, что, контролируя себя в чём-то, она не считала нужным сдерживать свои эмоции. Многие студенты считали её недотрогой. Можно было даже подумать, что у неё завышенное самомнение, но, хоть писаной красавицей, в полном смысле этого слова, она не являлась, парней тянуло к ней какое-то её внутреннее обаяние. Глядя на её внешность, у меня часто сладко ныло сердце, и я думал: «Вот бы иметь такую жену». Она высказывала свои мнения и суждения открыто, ничего не боясь, вполне откровенно, и часто, как я думаю, её слова могли обижать её подруг-девушек, которых в институте было не так уж много среди огромной массы парней. Нужно сказать, что многие специальности в нашем учебном заведении считались, в основном, мужскими, и поэтому девушек училось мало, можно сказать, что все девушки были наперечёт.

Само имя Агнии уже говорило о многом. Я всегда считал, что имя человека формирует его характер. Как назовут человека, таким он и будет в жизни. И в этом я постоянно убеждался, наблюдая за людьми. Имя Агнии означало простоту, наивность, чистоту и некую незащищённость. Незащищённость, вероятно, происходила от её искренности, когда она не умея хитрить, говорила всем и о всех то, что думала. Это, естественно, не всем нравилось, и с ней случались разные недоразумения. Я б не сказал, что у неё было много друзей в институте. Поэтому, познакомившись с ней, я взял её как бы под своё крыло, по-отечески, помогая ей советом и защищая её от нападок других преподавателей. Я ей ни раз говорил, что нужно быть осмотрительной, особенно в споре с учителями, потому что ученик своими замечаниями может настроить учителя против себя, подрывая его авторитет, но она часто пренебрегала моими советами, и наживала себя врагов.

В начале учёбы она была весёлой и добродушной девушкой, но последнее время, почему-то, стала замыкаться в себе, вероятно, пребывая в сложном эмоциональном состоянии от столкновения с другими, и накопила в себе много негативных эмоций. Мне хотелось поговорить с ней, но как-то не хватало времени и смелости вызвать её на откровенную беседу, ведь я сам был в неё влюблён. Я хотел как-то уравновесить её душевное состояние, смягчить её душу разговором о чём-то весёлом, помочь ей. Я знал, что ей нравится юмор и она, наверно, не прочь была бы подурачиться, как это бывает с её сверстницами в этом нежном возрасте. Но пока я ничего не мог придумать для того, чтобы создать с ней такую атмосферу, где она могла бы расслабиться. Как цельная и устремлённая натура, она была прямой и обидчивой, не всегда контролировала свой эмоциональный настрой, который часто зависел от её настроения. Иногда она на моих занятиях была весёлой, и её искромётный юмор вызывал у парней смех, а иногда она погружалась в задумчивость или в такое в мрачное состояние, что мне казалось, что в мыслях она отсутствует на моих лекциях или семинарах. У неё были определённые способности в учёбе, к тому же, она, наверняка, обладала талантами в творческой сфере. Она могла стать идеально верной женой, так как была искренней и чувственной натурой, и я думал, что тот человек, который ей понравится, вполне мог рассчитывать на неземное счастье в браке с ней.  Я же долгое время уже серьёзно думал, как её заполучить в качестве возлюбленной и сделать её свое женой.

Когда я разглядывал её икону в церкви, Луиджи прошептал мне на ухо:

– Ну как? Красивая девушка? А какое сходство с твоей студенткой! Как бы я хотел провести с ней хотя бы одну ночь!

Я дернул плечом, повернулся и быстро вышел из церкви. Луиджи молча вышел за мной на площадь. Он не сказал мне ни слова, потому что, вероятно, почувствовал, что допустил в своём замечании какую-то бестактность, и что у меня изменилось настроение. Несколько шагов мы прошли по направлению фонтана Мавра, не разговаривая.