Страница 5 из 52
– В этом фонтане не просто пресная вода, а удивительно чистая, она как бы проясняет наше сознания и позволяет нам видеть мир таким, каким он есть на самом деле. Она снимает с наших глаз покровы заблуждения и наделяет нас особой мудростью видеть вещи в их скрытом существе, вернее, она даёт нам сразу четыре способа видеть мир очищенным взглядом. Ведь сами вещи и представления о них в нашем сознании всегда разнятся. Видя вещи, мы не всегда способны узреть истинный дух их сущности, поэтому воспринимаемая нашим сознанием объективность только кажется нам объективностью, а на самом деле она таковой не является. В нашем поле зрения возникает перед глазами некая заставка, через которую мы смотрим на объект, и поэтому видим то, что хотим видеть. Вы, учёные и философы, привыкли говорить об объективности познания, на которое вы ориентируетесь, но в своём мире, глядя на объект, вы думает, что имеете свои законы и формулы, по которым, как вам кажется, вы способны предсказывать будущее течение времени и изменение вещей, а также восстанавливать прошедшее. Вы всегда хотите определённой ясности в вашей жизни, поэтому и пытаетесь при помощи своего сознания всё в этом мире привести к простоте, понять, что такое вещи, события, законы природы. Для этого вы и создали так называемую науку, которую насытили разными своими теориями; а эти теории строите из своих же измышлений, думая, что они помогут вам решать какие-то ваши проблемы. Но в чём, позволь спросить тебя, состоит сущность ваших теорий?
Я не успел ему ответить, как он продолжил говорить:
– Создавая свои теории, вы тут же из ученого превращаетесь в философа, и считаете, что при помощи философских исследований своих научных работ обретаете чистое и подлинное теоретическое понимание этого мира.
– Уже нет! – воскликнул я, перебивая его. – Ещё этим вечером я считал, что знаю этот мир, то теперь, очутившись здесь, я совсем его не понимаю.
Услышав эти слова, Луиджи рассмеялся и сказал:
– Наконец-то, ты проснулся. Ты увидел феномен, и увидел его совсем не там, где сам ожидал его увидеть. Ты понял, что всё в этом мире субъективно и относительно. Только что мы были в твоём городе зимой, и вдруг оказались здесь, в центре этого Вечного города. И тебе бы хотелось, наверное, узнать, как мы здесь очутились?
– Вот именно, – сказал я.
– Скажи мне, – произнёс Луиджи, – а сейчас в твоих ушах звучит ли какая-нибудь музыка?
– Да, – ответил я, – я слышу звуки какой-то симфонии, но, мне кажется, что раньше я никогда её не слышал.
– И откуда же льётся эта симфония? – спросил меня лукаво Луиджи.
– Не знаю, – ответил я, – она просто звучит в моей голову, создаётся такое чувство, что она льётся откуда-то с неба.
– Вот именно! – воскликнул Луиджи. – Мы все слышим эту небесную музыку, но вот только не всегда обращаем внимание на её звуки. Раз ты слышишь музыку, то мне будет легче с тобой говорить о том, во что я хочу посвятить тебя, потому что, когда ты начнёшь понимать некие мистические вещи и откроешь новые знания, в которые я хочу тебя погрузить, ты начнёшь понимать и меня. И тогда мы сможем установить между нами интер-субъективную взаимную связь, какую, впрочем, мы с тобой уже имеем, как два познающих субъекта. Если тебе удастся понять меня, то, и ты сможешь, надеюсь, обрести новое миропознание.
– Что же это за миропознание такое, – спросил я его скептически, – которое возникает лишь с музыкой и содержит в себе мистические тайны?
– Это и есть то самое совершенное миропознание, – стал уверять меня Луиджи, – через которое перед тобой откроются одновременно три действительности. Если ты верующий христианин, то ты сможешь смотреть на мир и происходящую действительность одновременно тремя взглядами: взглядом Бога-отца, божьего Сына и Святого духа. Но если ты атеист, то эта действительность разделится в тебе совсем по-другому: ты начнёшь воспринимать реальность одновременно как «человек на площади», как «человек в театре» и как «человек в храме».
– Но если я атеист, то зачем мне идти в храм? – с иронией спросил я его.
– Храм – это не то, что ты думаешь, – ответил Луиджи почти серьёзно, – храм – это космос, а также и всё мироздание, где мы носимся как маленькие частички единого целого. Когда-то я усвоил эту философию при перерождении из птицы в человека. Я как бы посмотрел на мир не только взглядом птицы или человека, но и смог посмотреть на мир отстранённым взглядом – взглядом самого Творца. И это произошло здесь, где я родился, на этой площади Навона в моей золотой клетке. Здесь я впервые выбрался из клетки и облетел эту площадь. И здесь я решил трансформироваться, перестать быть птицей, трансформироваться вначале в человека, а потом уже и в самого бога. Так мне удалось стать «человеком на площади», то есть, попасть в ту реальность, которая окружает вас, как людей, потому что птиц окружает реальность совсем другого порядка. Ведь человек живёт, как ползающее существо в двухмерном пространстве и передвигается только по плоскости, в то время как птица парит в трёхмерном пространстве. Она способна летать, передвигаясь в объемных протяжённостях. Конечно же, став человеком, я потерял способность физического полёта, но зато обрёл нечто такое, что делает меня сильнее, чем обычную птицу. О своём птичьем ощущении мировосприятия сейчас я не буду говорить, а скажу только о тех состояниях, в которых постоянно пребывает человек. Итак, человек существует одновременно в трёх состояниях: он, как «человек на площади», прежде всего, обозревает своё окружение – здания, деревья, людей, собак, птиц; смотрит на них как на вещи, отделённые от него самого своими границами и формами. Это и есть его настоящий физический мир, где наличествуют какие-то единичности и множественности. В этом физическом материальном мире человек способен видеть только формы, но не содержание этих вещей. Это – так называемый его внешний мир, мир одновременно красивый или безобразный, хаотичный или структурированно-совершенный. Этот мир может ему нравиться или не нравиться, но от него ему никуда не деться, если ему не изменить своё сознание. Этот объективный мир цепко держит человека в своих объятиях. Ты можешь увидеть на этой площади красивую девушку, которая понравится тебе, но физически она ничем не будет отличаться от других прохожих, разве только своей своеобразной внешностью. Этот физический мир также есть и мир математики. Ты можешь ещё видеть на этой площади сотню других красивых девушек, в которые ты тоже можешь влюбиться, потому что за красивой внешностью девушки трудно разглядеть её сущностное содержание. Этот внешний, голый, ничем неприкрытый мир виден тебе как на ладони в самых мельчайших деталях, потому что он прост и примитивен. Его ещё можно назвать материальным миром. Такой взгляд на мир имеют как птицы, так и животные. В этом мире рождаются определённые чувства – как употребить этот мир для себя? Что можно от него взять? «Человек на площади» примитивен и понятен. В этом мире существует своя собственная логика. Если человека обидеть, то он тут же полезет в драку с кулаками, если считает себя сильным, или постарается убежать и забиться в какую-нибудь подворотню, если он слаб. «Человек на площади» эгоистичен и самолюбив, потому что он чувствует себя такой же вещью, как и другие вещи-люди, среди множества таких же, как и он, вещей-людей этой толпы. Со стороны этого мира он постоянно чувствует агрессию и опасность. Так было и со мной, когда я впервые стал человеком. Ведь до этого я летал над этой площадью, только наблюдая за людьми, собаками и другими птицами: голубями и воронами. Я уносился в сторону Оперного театра, где звучала божественная музыка, а потом летел в сторону Ватикана – «Святого Места» – Santo Sede – престола папы на площадь Святого Петра, где звучали молитвы, и говорил всего один человек, которого слушали тысячи других людей с замиранием сердца. Там звучала уже совсем другая музыка. И я понял, что у людей есть такое состояние души, которое я называл «человеком в театре» и ещё «человеком в храме». «Человек в театре», это когда человек находится не на площади, а в закрытом помещении. Когда его со всех сторон закрывают стены, сверху – потолок, а с низу – пол. Тогда-то в нём и рождаются некие интимные таинственные чувства, когда он способен устремить свой взор на свой внутренний мир, почувствовать тонкие нюансы своих чувств, увидеть какие-то свои внутренние тайны и истины. Это «состояние человека в театре» можно сравнить ещё с его нахождением внутри собственной головы. Когда он смыкает веки, то как бы гаснут люстры и опускается занавес на сцене, наступает темнота, как это бывает перед началом спектакля или оперы в театре. Это – самый волнительный момент театра перед началом каких-либо действий. Это как будто предчувствие начала какой-то жизни, таинственной и неповторимой. Но вот веки открываются, занавес поднимается, и начинаются удивительные действия, появляются образы и происходит проникновение в эти образы, вхождение в другие миры, как просачивание внутрь вещей, которые до этого были всего лишь мёртвыми движущимися предметами. Проникая в эти вещи, мы как бы попадаем в иные миры, и перед нами открывается всё разнообразие Вселенной. И вот здесь начинается разделение человека на две части, вернее, не самого человека, и на его сознание. Ты никогда не задумывался над тем, почему у человека два глаза, два уха и две ноздри и только один рот?