Дух оперы

– Да, я это уже понял, – сказал я, – я и сам недавно подумал об этом, что лезть кому-то в душу без ведома её владельца на то – не совсем правильно. Я сам бы не хотел, чтобы моё эго делилось с кем-то моими секретами без моего ведома и разрешения. Но мои друзья позволили мне общаться с их двойниками, и те, вроде бы, были не против сойтись со мной поближе. Мы уже кое о чём с ними переговорили, но времени не было углубить наши отношения. А где мой фантом Александр?

– Он – в вас, – сказал двойник Юрия, – вы же обнаружили его местонахождения.

– Так значит, я с ним соединился! – радостно воскликнул я. – И сейчас мы вместе с ним составляем единое целое.

– Да, – ответил он, – пока это так, но это не значит, что он постоянно будет пребывать в вас, как только вы с ним придёте к несогласию или конфликту, он тут же покинет вас и пустится в своё путешествие.

– А вы не хотите примириться со своим хозяином? – спросил я его.

– Нет, – ответил он, – пока он проявляет строптивость и остаётся в психушке, мне с ним не по пути.

«Вот оно что, – подумал я, – значит, эго Юрия намного разумнее, чем он сам. Но ведь сам Юрий намного умнее всех нас, его друзей. Представляю, какой потенциал может скрываться в его эго»!

Я всегда немного завидовал способностям Юрия решать трудные задачи, а его проникновенный ум всегда восхищал меня. Юрий был неким знамением новой эпохи, обладающим совершенными чистыми речениями, в которых всегда чувствовалось вызревание некого нового смысла становления человека и его небывалого по своей значимости природного синтеза мысли. Несомненно, Юрий вобрал в себя всё, что можно было вобрать, и прошёл через всё, через что можно было пройти. Поэтому он и попал в психушку. Он стал как бы неким «монахом в миру», синкретизировав в себе все современные культурные достижения человечества и освободив себя от всех религиозных идеалов и догм. Он всё принял, как есть, ничего не критикуя, ни от чего не отказываясь, потому что был согласен со всем, что бы перед ним ни открылось, и что бы ему не предлагали. Он, как мудрец, примирился со всем миром, и с его гениальной прозорливостью, и с его безумием. Можно сказать, что он познал совершенную Истину.

Мы часто в свободное время общались с Юрием, так как были всегда близкими друзьями, и мне казалось, что я его хорошо понимаю.

Он полагал, что всё, что создаётся человечеством, имеет право на существование и осуществленье. Любые источники духовности ценны сами по себе и находятся в естественной связи между собой, так как в каждом из этих источников есть своя истина, но человек должен быть внутренне свободен от любых источников духовности, так как он сам внутри себя имеет свой собственный источник, который и питает его жизнь. Только благодаря своему собственному источнику духовности он может стать хозяином своей судьбы.

Он говорил: «Можно примеривать любые одежды, но самая лучшая наша одежда – это наша собственная кожа. Человеку не нужно искать истину, потому что он сам со своим сознанием является последней инстанцией в определении Истины, он сам способен судить себя, и все доктрины ничего не значат по сравнению с его способностями и жаждой Истины, так как все доктрины преходящи, а его совесть и сознание постоянны. Вся человеческая жизнь соткана из чудесных моментов и мгновений, эти мгновения и моменты есть та Истина, которая наполняет его жизнь, и опыт его бодрствующего сознания, внимающего потоку жизни и удостоверяющего своё бытие и наличие в реальности и создаёт ту данность, которая не может быть ничем ограничена. Из чего же рождается истина как ни из нашего собственного сознания?! Именно в нём и происходит единение единичного и единого. Быть с Истиной – это как быть сообщённым с действительностью, с которой мы связаны всегда нерасторжимой связью, и которая неотделима от каждого конкретного момента времени. И эта сообщительность соотносит нас каждое мгновение с чем-то «вечно другим» и так оправдывает присутствие в нас Желания – этого вестника бесконечного в человеческой душе. Самое долговечное в человеке – не обязательно самое универсальное. Долговечна не абстрактная истина, а искренность чувства, не данная человеку как случайный подарок судьбы, а бесконечно долго предвосхищаемая, приготовляемая, и потому неизбывная».

Юрий говорил мне, что истина – это то, что душа принимает как истинность.

Так что же такое Истина, как не то, что остаётся с нами, что может быть даже иллюзией, но это мы и считаем Истиной. Оно может быть совсем не очевидно, но пребывает в рамках нашего наличного сознания, оно доступно нам, понятно и понято. Истина – это знание того, что остаётся в нас, оно может быть даже незнанием, а всего лишь предчувствием или смутной догадкой. Мы с чем-то соединяемся, сообщаемся с тем, что было раньше, что уже оформилось, возможно, что уже и исчезло, но некая завершённость всё же осталась, несмотря на время и пространство, и оно наличествует как уже высшее, потому что требует постижения безграничного поля опыта. Истина даётся прежде всего, а познаётся после всего. Истина – это связь времён, где прошлое смыкается с будущим. Это нескончаемый путь сердца, а перлы мудрости – вехи, его отмечающие. В любых знаниях существует самопознание, и ещё в них есть нечто «совсем другое», что не имеет к нам никакого отношения. Это «другое» существует и будет существовать с нами или без нас вечно. Это – недосягаемая, неразгаданная древняя тайна, и она всегда была в прошлом, как наносной слой знаний, и вряд ли станет нашим настоящим, потому что, обретая самые совершенные знания, мы так или иначе теряем то, что из них выпадает по причине нашего вечного несовершенства, несмотря на наше влечение приобщённости к всеединству жизни через понимание нашего отличия от неё. В этом и заложен смысл обретения эстетического опыта как меры этического и художественного совершенства, как средства обучения и воспитания.

Истина сообщительности и есть тот закон творческой жизни, который нас постоянно совершенствует. И даже в своих лекциях, я каждый раз, читая их, прибегал к творчеству, старался не повторяться, а постоянно двигаться к новому, свежему, только что мной открытому.

Я простился с двойником Юрия, вошёл в аудиторию, где было всего девять человек, и начал читать свою лекцию.

7. Вхождение в новый мир

Моя лекция была о панлогизме, тема, сама по себе, выглядела не совсем понятной, так как содержала в своём толковании много противоречий. Но я отважно принялся за её объяснение. Я сказал:

– Прежде чем понять, зачем нам нужна физика и математика, нужно познакомиться с философией. Декарт открыл нам все прелести метода, Спиноза представил нам систему в её единстве, Лейбниц показал нам систему в её многообразии. При Канте же система перестала быть системой знаний о мире; она взяла на себя функцию представления о самой себе, о методах познания мира, о его априорности и его границах. Но вот пришёл Гегель, злой гений, и произвёл революцию в соотношении метода и системы. Он не субъективировал эту систему, а напротив, объективировал её: метод познания, его логика и само мышление стали абсолютным духом – объективным демиургом действительности, для которого действительный протяжённый мир превратился в инобытие. С тех пор это заблуждение так и осталось в нашем сознании, и живёт там по сей день.

Девять пар глаз внимательно наблюдали за мной и внимали моим словам.

– Для Гегеля, как и в Библии, «вначале было слово». Самое бессодержательное, самое словесное слово. Это слово – бытие. С него начинается логический анализ, который для Гегеля совпадает с реальным мировым процессом. Бытие стало всего лишь исходным звеном в логической цепи. Простое чистое бытие, лишённое всяких предметных суждений, как и в понятии ничто! Логика стала богом Панлогизмом, а бытие – всего лишь придатком к ней. Как логика рассудит, так, то и будет. И если что-то не поддаётся логике, то такого не может существовать априори. Бытие для Гегеля стало абстракцией, возникшей на основе конкретного, но которое устраняет это конкретное, поэтому опосредование как бы уничтожает самое себя, конкретное исчезает, опосредование абстракции исчезает, абстракция становится бессодержательной. В результате получается понятие, от которого идёт ряд других понятий, но само оно, начиная этот ряд, как бы существует и как бы не существует. Такое начало и открывает дорогу панлогизму: реальный процесс не может происходить иначе, как в виде логического процесса, причём начало последнего – это абсолютное начало, порвавшее свои связи с конкретным. Не правда ли, получается абсурд!