Дух оперы

Некоторые студенты в знак согласия кивнули мне головами.

– Тогда стали и все науки, представляющие логику, абсурдными, не правда ли? – задал я провокационный вопрос.

Студенты застыли в ожидании, никак не отреагировав. Я держал паузу. И тогда один очкастый студент, сидящий в первом ряду, спросил меня:

– Так что же, физику и математику тоже можно считать ложными науками?

– Совершенно верно, – ответил я, – физика и математика – это самые ложные науки, не представляющие собой ничего, кроме заблуждений. Помимо того, что они не объясняют картины мира, ни даже не могут нам дать определение сущностного бытия.

– Так зачем же нам их изучать? – спросил этот студент.

– Не знаю, – сказал я, разведя руками, – может быть, ради праздного удовольствия, а может быть, просто, вас заняться другим нечем.

После такого заявления, студенты смотрели на меня как-то странно, и я подумал: «И так ко мне на лекции ходит мало народу. А после этого заявления их будет ещё меньше. Может быть, зря я им всё это говорю»?

Но я всё же продолжал говорить:

– Гегель так и сказал: «Бытие есть чистая неопределённость и пустота. В нём нечего созерцать, если здесь может идти речь о созерцании, или, иначе говоря, оно есть только само это чистое, пустое созерцание. В нём столько же мало есть нечто такого, что можно было бы мыслить, или, иначе говоря, оно равным образом есть лишь это пустое мышление. Бытие неопределённое, непосредственное, есть на деле ничто и не более и не менее, чем не ничто».

И тут я вдруг подумал: «А может быть, Гегель был прав? Просто мы его понимаем как-то не так, как надо. Может быть, и, в самом деле, бытие – это ничто, мираж, который нам кажется. И это бытие порождает наше внутренне эго, живущее по законам логики и творчества. Ведь у нас есть воображение, так сказать, творческое начало, которое может нам представить всё, что угодно, если наш разум склонен к логике и абстракции, то всё, что нас окружает, является продуктом нашего воображения и творческих логических умо-построений, которые начали творить не мы, а ещё древние греки? Мы просто привыкли к тому, что нам «втюхивали» в наше сознание наши предки ещё несколько тысяч лет тому назад. И мир совсем не такой, какой он представлен нашей наукой. Просто, сейчас у нас начинают открываться глаза. Так что, это бытие, представляемое нам мудрецами, это – ничто. И Гегель тысячу раз был прав, говоря об этом. Но что же такое действительность, и в каком соотношении она находится с бытием»?

Я всматривался в глаза студентов, пытаясь понять, могу ли я поделиться с ним своими сомнениями по поводу общепризнанных истин, которые совсем не являются истинами. Но я сомневался, смогут ли они принять мои объяснения и стать на мою сторону.

«Но как же исчез мой двойник? Как он вошёл в меня и поместился во мне»? – опять подумал я.

Пауза несколько затягивалась, и мне нужно было что-нибудь говорить.

– Что такое пустота? – спросил я их.

Они молчали.

– Пустота, – сказал я, – это «чистое ничто», по мнению Гегеля, или «чистое небытие», и оно становится в неклассической ретроспекции весьма прозрачным и позволяет увидеть скрытое за ним конкретное и содержательное понятие. Со времён Демокрита, который говорил о небытие, «ничто» всегда сохранилось в качестве такого содержательного понятия. У Гегеля чистое «ничто» считается началом логической цепи, затем сменяется содержательным понятием «определённого ничто», как он говорил «ничто некоторого определённого нечто». Но что же такое «ничто» и «Нечто»?

Студенты продолжали молчать и внимательно слушать меня. И я подумал: «Может быть, эта маленькая каморка в глубине нашего существа, о которой говорил Гессе, это убежище духа, и есть это пресловутое «ничто», в котором и живёт наш двойник Нечто, который постоянно влияет на нашу жизнь. Это – когда в пустом пространстве живёт пустота, но эта пустота деятельна и активна, как огонь, который по своей сути тоже пуст, но он, несмотря на свою пустоту, всё же наличествует. Так же и мой двойник, брат Александр, хочет вырваться из пустоты – вырывается, хочет вернуться в эту пустоту – исчезает. Но пустота тоже не является мёртвой, и это подтверждается наукой.

В это время я говорил:

– Квантовая механика описывает события, происходящие при температуре абсолютного нуля. Она создала яркий образ определённого ничто, а современная физика привела к представлению о вакууме поля. Взаимодействие частицы с вакуумом придаёт ей дополнительную энергию, откуда эта энергия берётся – физика объяснить не может. А это значит, что энергия вакуума, этого «ничто», не может равняться нулю.

"Значит, мой двойник Нечто, – думал я, – хоть и является полным нулём, потому что его как бы нет в физическом мире, но всё же он обладает какой-то энергией и силой. Сам по себе нуль, при полном отсутствии протяжённости, всё же является бесконечно малой величиной, что бы там ни говорили, так как обладает стягивающей в нуль функцией. Ведь исчезнуть в физическом мире можно только через определённые врата, поэтому этот нуль и является этими вратами, через который происходит переход к пределу, то есть, исчезновению определённого нечто, где всё же остаётся определённое ничто, как сама функция, стягивающаяся в нуль. В моём случае «вне-здесь-сейчас бытие» стягивается в «здесь-сейчас бытие», а потом исчезает, возвращаясь к себе. Забавно! Значит и мне можно войти за ним в эту дверь, а потом выйти? Но всё же не понятно, что такое ничто? Может быть это эфир? Но нет, Эйнштейн устранил эфир из числа физических понятий. Но что же он оставил? Ах, да, он оставил ничто – четырёхмерный незаполненный континуум, он не был чистым ничто и обладал множеством предикатов, тем, что в суждении высказывается о предмете суждения. Это особенно ярко показала его теория относительности. У Гегеля категория ничто стоит рядом с категорией становление. Гегель чистое ничто и чистое бытие называет пустыми абстракциями. Но становление выводится из них как чисто логическая операция. Бытие переходит в ничто в силу своей тождественности с ним, но в ничто бытие остаётся у себя, а это означает, что бытие, становясь ничем, остаётся бытием. Новым бытием, а это и есть становление".

"Вот как удачно всё объяснено по поводу моего двойника! Когда мой двойник вернулся в меня, то есть, в свою каморку «ничто», то он сразу же стал мной, и если мне когда-то придётся исчезнуть из этого мира, то я стану им, и буду пребывать в его пространстве, называемом "здесь у нас ничто". Значит, в этом «ничто» я всегда буду Нечто. Но от этого гегелевского «пребывания бытья в ничто, где бытие остаётся у себя» у меня остаётся какое-то двойственное чувство. Может быть, так и должно быть, ведь, наверное, так устроен мир. Гегель в своей логике чем-то похож на Эйнштейна с его критериями внешнего оправдания и внутреннего совершенства. Но, как бы там ни было, становление, по Гегелю, обладает двумя компонентами: становление как переход в бытие, и становление как исчезновение и прихождение, если исходить из бытия. Становление приводит к чему-то ставшему, что обладает наличным бытие. А это значит, что в каждом случае и со мной и моим двойником произошло становление, но мы произвели его, обретя каждый свои собственные свойства. Ведь как говорил Гегель: «Безудержное движение не может удержаться в абстрактной подвижности, и поэтому становление оказывается «чем-то исчезающим, подобно огню». Мы не можем длиться вечно, но можем постоянно меняться с двойниками местами и поэтому всегда оставаться в какой-то реальности, постоянно переходя из одного в другое». Ведь мы, как энергетические субстанции, взялись не из пустого места, а пришли же в этот мир откуда-то".

В тот момент я поймал себя на том, что то, что я думаю, произношу вслух. Студенты с интересом меня слушали. Как видно, в какой-то момент я потерял контроль над собой и озвучил свои мысли.

– Скажите, – спросил меня студент в очках из первого ряда, – а чем отличается бытие от существования?