Страница 3 из 21
– Господи, пастырь мой! – Монтерей лизало оранжевое свечение пожара, жемчужно-серый дым поднимался к небу… Раненых с безумными глазами на ружьях и ремнях вытаскивали свои… и где-то там, в мясорубке, чавкающей кровью, были… его мальчики – Луис и Сальварес…
– Прочь! Прочь! Они не смеют нас более атаковать! Дети мои! – дон испугался своего голоса, он был жалкий и хрупкий, как фарфоровая ручка чашки.– Неужели это случится?.. Война… – груз сей мысли, казалось, раздавил де Аргуэлло.– Боже, солдаты Бертрана де Саеса де Ликожа, этого преданного Испании француза, могут прийти уже к сожженному Монтерею… к грудам пепла и трупов, которыми будет завалена эспланада26 его фортеции… А сыновья? Мать Мария. ведь у меня даже нет внуков… Кто? Кто продолжит наш род? В чьих жилах будет биться кровь благородных идальго де Аргуэлло?
* * *
– Ваше сиятельство,– за каретной дверкой послышалось бряцанье шпор и стремян.– Прошу покорно простить меня, что без стука.
– Да нет, вот чего другого, а стука было довольно, корнет,– губернатор недовольно глянул на Торреса, того самого молодого драгуна, которого вместе с Ксавье и падро Ромеро спас его младший сын.– Ну, что же вы замолчали, корнет, как девица? Вы знаете, с какой яростью русские идут на смерть?
– Никак нет, ваше сиятельство! – Торрес, рьяно держась в седле, был явно смущен. Желание напомнить губернатору его же личную просьбу, похоже, не встретило участия.
– Стыдно, корнет! Солдат без смекалки – как кружка без вина. Вы скоро будете представлены к четвертому обер-офицерскому чину27, а держите рот на замке… Вы хоть живы там, Торрес?
– И хочу жить дальше, ваше сиятельство! Не знаю, как русские, но испанцы в атаке львы. Разрешите доложить?
– Вот это другое дело. Докладывайте.
– Ваше сиятельство, в Кармеле вы приказали напомнить вам, когда будем проезжать поворот на асьенду сеньора Ласаро де Маркоса.
– Благодарю вас, Торрес. Прикажите свернуть. Я должен непременно его навестить.
– Слушаюсь!
– Сигару, корнет? – губернатор приподнял серебристую бровь.
– Никак нет. У меня свои.
– А-а, ну-ну…
Торрес пришпорил коня, карета круто свернула с дороги.
* * *
Еще четверть часа или около того они были в пути —карета Эль Санто и небольшой отряд драгун, семь человек. Наконец показалась асьенда Ласаро де Маркоса, чудом уцелевшая от разграбления и огня инсургентов. Как и многие другие дома в Калифорнии, он был выстроен из мягкого белого туфа, но выглядел весьма крепко и благородно – дом, который стоит уже много десятилетий и простоит еще больше.
Кавалькада миновала персиковую рощу и оказалась перед красивыми деревянными воротами, над коими красовался кованый родовой герб, правда, крепко засиженный птицей и увитый буйным плющом.
– Эй, открывайте! – прокричал Торрес и настойчиво постучал эфесом в двери.
* * *
Сеньор де Маркос был в меру радушен и щедр. Радость, светившаяся в его ячменных глазах, не была лицемерной. С доном Хуаном его объединяли седины, вдовство и забота о детях. И если дом Эль Санто был богат звоном шпор, трубками и смехом сыновей, то дом Ласаро мог по-хвастать нежными голосами дочерей и мягкими звуками гармоники28, хрустальные переливы которой волновали и завораживали души слушателей.
– Слава Иисусу Христу, дорогой Ласаро!
– Во веки веков, дон Хуан,– откладывая щипцы и орехи, протянул руки для дружеских объятий хозяин дома.—Какими судьбами, мой друг? Что привело тебя ко мне в столь тревожное время?
– Об этом позже,– старинные друзья в сопровождении двух слуг чиканос миновали открытую прихожую и оказались в просторной зале, где когда-то частенько проходили званые вечера и пиршества. Пол здесь был из каменных плит, а обшитый лимонным деревом потолок придавал мягкость и уют большому пространству. Искусная ручная резьба на балках и балясинах широкой лестницы, ведущей на второй этаж, придавала всему залу нарядный, торжественный вид. У северной стороны из двух рядов кварцевых плит был сложен просторный подиум29, за ним огромный, отчасти тяжеловатый камин, а на возвышении —длинный обеденный стол, который уже уставлялся сосудами и блюдами из черненого серебра.
– Эй, Мачо! А ну-ка, принеси, детка, свежих фруктов и красного вина. И не спорь с теткой Рози, корзину возь-мешь сам, у нее болят ноги. Только смотри, не усни на пороге, чтоб я не посылал за тобой Мануэля с собаками. Ох уж, эта прислуга, сеньор де Аргуэлло,– Ласаро жалобно изломил брови и хлопнул себя по бедрам руками.– В наше время за этими лентяями нужен глаз да глаз. Эти метисы – настоящие вертушки и воры, и чтобы спознать, что эти бестии замышляют, нужно смотреть в оба и держать плеть под рукой. Право, уж лучше б они были неграми, мой друг. Садись за стол… Сигары?.. Прошу, это лучшая свертка, из Кубы… Да-да, осталось чуть-чуть… А какой аромат! Кстати,– сеньор де Маркос торопливо отрезал кончик сигары.– Не верь никому, amigo… Воск и скипидар – вот из чего получается настоящая смесь для полировки. Всё остальное —подделка и враки. Я как-то на досуге сам делал этот состав. А вот и вино, не беспокойся, твоих молодцов я не забуду… Сыр, мясо, тортильи, вино…
Эль Санто не перебивал и не пытался остановить суетливую болтовню Ласаро. Напротив, в пене этих обычных будничных речей, не связанных ни с войной, ни с предательством, он чувствовал облегчение. Этот милый добряк Ласаро рассеял его жуткое и холодное ощущение, кое вселили в него путевые раздумья. От него, казалось, исходил здравый смысл, и может быть потому, что долгая дорога утомила губернатора, ему было приятно это чувствовать.
– Ваш коррехидор30, проезжая третьего дня мимо, сказал: «Русские накопили столько оружия на Аляске, что могли бы начать войну в наших колониях». Это правда? —сеньор де Маркос осторожно поставил вино, принесенное слугой, перед гостем.– Он также сказал, что главные их силы в Ситке… Здесь, в Калифорнии, они показывают нам только фасад. Русские хитры, как и их комендант форта Росс господин Кусков. Кстати, ваш коррехидор поведал, что с батареей пушек этот Кусков обращается так же легко, как с пистолетом. Прошу вас, испробуйте вина – это солнечный нектар с моих виноградников.
– А вы? – дон Хуан, развалившись в кресле, поднял кубок.
– О, нет. Я более не употребляю. С того дня как мой желудок… Я начинаю быть взвинченным… нервы ни к черту…
– Тогда кофе?
– Воздержусь, ваше сиятельство.
– Может быть, персиковый или апельсиновый сок?
– Я, знаете ли, более предпочитаю молоко.
– И только?
– О, да…
– Ну, с этим можно подождать. Попробуйте успокоить себя, уважаемый Ласаро, как-то иначе. Вам более ничего не сообщал этот болтун с нашивками капрала?31
– Ad majorem Dei gloriam…32 более ничего. Los padres!33 Разве он открыл какой-то секрет?
– Если и нет, то, один черт, этому полукровке стоило держать рот на замке. Нет, эти метисы – они неизлечимы, Ласаро. Вся их жизнь от рождения до смерти или до местного «дома нунция»34 проходит в болтовне. Я уже три-жды пожалел, что вручил ему капитанскую трость35. Но я не какой-нибудь грязный галионист36, и сумею навести порядок. Или вы думаете, любезный де Маркос, я уже… стою у порога Вечности и труд мой завершен? Нет, и еще раз нет. Да, Калифорния велика… А мы уже близимся к тому возрасту, amigo, когда сможем управляться только с платком… Кто сбережет этот край – ты это хочешь сказать мне? Не отводи глаза и не перечь, я вижу, сие так… Но знай, покуда я жив – рука моя тверда, как и воля. И я еще лично смогу, невзирая ни на какой местный «конклбв»37, поставить непослушным на лбу клеймо «эсклбво»38. Да, наш край беспокойный, точно клокочущий на костре котел с водой! Впереди тяжелые испытания… Но когда придет время убивать врага или судить дезертиров, кто-то должен будет сказать, кого и как убивать. И имя его —Закон. Здесь, Ласаро, у меня свой закон – совесть. Она ни разу еще не подводила меня.
26
Эспланада (фр. esplanade) – 1) военное незастроенное простран-ство между крепостью и ближайшими городскими постройками или за городской стеной, подчиняющееся некоторым ограничениям в интересах крепостной обороны (воен.); 2) площадь перед большим дворцом, зданием; 3) широкая улица с аллеями посредине. (Прим. автора).
27
К четвертому обер-офицерскому чину (в кавалерии) приравнивались командиры эскадрона, что соответствовало званию ротмистра. Для сравнения: хорунжий в иррегулярных войсках занимал нижний офицер-ский чин, соответствующий лишь четырнадцатому классу. У малороссийских казаков хорунжим назывался хранитель войскового знамени. В Польше должность хорунжего (знаменосца) существовала с ХII в. В регулярных войсках четырнадцатому классу соответствовало звание корнет (в кавалерии), прапорщик (в пехоте). (Прим. автора).
28
Гармоника – музыкальный инструмент, изобретенный Делавалем и усовершенствованный Франклином; состоит из стеклянных пластинок или колокольчиков, причем звуки извлекались дотрагиванием влажными пальцами; это дотрагивание впоследствии было заменено устройством клавишей. (Прим. автора).
29
Подиум (лат. podium) – 1) в древнеримской архитектуре – основание храма со ступенями на торцевой стороне; в древнеримском цирке – возвышение с креслами для императора и других высокопоставленных лиц; 2) возвышение на эстраде, стадионе, в зале, в студии художника, скульптора.
30
Коррехидор – «городничий», надсмотрщик. Равно как десятник в русских селах – старший в рабочей артели; низшая степень надсмотрщика (либо десятский – в селах низший полицейский служитель по наряду от обывателей). (Прим. автора).
31
Капрал – унтер-офицер (второй по старшинству солдатский чин; первый – ефрейтор, третий – самый старший – фельдфебель). (Прим. автора).
32
Ad majorem Dei gloriam – «К вящей славе божьей» (лат.).
33
Los padres – святые отцы (исп.).
34
«Дом нунция» – приют для умалишенных. Первый такой дом был основан в XV в. в Толедо папским нунцием Франсиско Ортисом.
35
Капитанская трость – «…в редукциях и пресидиях Латинской Америки, в городском храме происходили церемонии «избрания», т. е. заблаговременно намеченной и утвержденной губернатором и священством индейской администрации: коррехидора – городничего, его помощника —тениэнте, альфереца – полицейского (жандармского) комиссара, элькада – судьи-следователя, фискалов – управляющих земледельческими общинами и промышленными мастерскими, различных капитанов-старшин, начиная от четочного (токари в редукциях специализировались преимущественно на выделке четок, и потому их старшина именовался «четочным капитаном»), плотничьего, серебряных дел, ткацкого, башмачного, музыкального, и кончая капитаном погонщиков мулов. Выбирались также советники, секретари – все по чиновничье-бюрократическому образцу метрополии. Церемония представляла весьма пышное и торжественное зрелище. Избранным тут же вручали трости с серебряными и бронзовыми набалдашниками, как символ их власти и высокого достоинства. А в более поздний период они стали возводиться в некоторых государствах Латинской Америки даже в дворянское достоинство с разрешением носить шпагу или кинжал; одновременно их освобождали от публичных наказаний. Всё это не могло не льстить новоиспеченным идальго. Делалось это по вполне понятным причинам: испанцы, даже при всей своей сноровке и энергичности, не могли обеспечить той ритмичной, напоминавшей часовой механизм жизни в глухих провинциях Новой Испании. Они были лишь ключом к нему. Пружинами и приводными ремнями служили касики – коррехидоры, действовавшие по их строгим указаниям». (Бончков-ский И. «Отцы-иезуиты»). (Прим. автора).
36
Галионист – негоциант, ведущий торговлю с Новым Светом.
37
Конклав – собрание кардиналов для выборов папы.
38
Эсклаво – по-испански означает «раб» и графически состоит из латинской буквы s (эсе), перечеркнутой гвоздем (клаво). (Прим. автора).