Безымянное проклятье

Ужинать, как в замедленной съёмке. Невпопад отвечать на вопросы. Засматриваться на ярко-рыжие локоны, что в свете ламп светились изнутри мягким, тёплым светом. Слушать смешные истории, смеяться и греться в лучах внимания и нежности. Вкушать этот уют и негу большой ложкой, не запивая. Как в густой мёд окунаться в него и таять от прикосновений губ.

А потом отдаваться. Со всей возможной страстью и благодарностью. Открываться друг другу, отбрасывая грядущие вопросы и перемены. Любить друг друга полно и слепо. Шептать невероятные нежности, сцеловывать стоны и вздохи. Угадывать желания и загадывать их самой. И таять, растворяться в нахлынувшем экстазе, впиваться в плечи, содрогаясь в удовольствии, и шептать имя — родное и невероятно любимое — Рон.

Делать всё возможное и невозможное только для того, чтобы отогнать призрак спящего, ледяного принца, преследующего её весь день.

*

Как выяснил Драко позднее — он недооценил Грейнджер, и теперь отсутствие её выдержки в первую ночь можно было списать лишь на неожиданность его появления.

С первого же взгляда на страницу Ежедневного Пророка стало ясно — Грейнджер связала два и два и смогла сделать выводы. Но, несмотря на его личное беспокойство и нетерпение, она была отрешена от проблемы столько, сколько ей было нужно.

Наблюдая за расшифровкой какой-то древней рукописи, он сгорал от тревоги, но был вынужден ждать и мысленно восхищаться внутренней организацией Грейнджер. Лишь одну минуту она провела в задумчивости, опустив лицо в ладони после тщательного прочтения сегодняшней газеты. Только одну минуту она была растеряна и разбита. Но как только эта минута прошла, Грейнджер вернулась к своей обычной жизни, будто он не был заточён в её черепную коробку.

Наблюдать собственное тело на больничной постели было жутко. Жутко и удивительно одновременно. Ему казалось, будто стоит ей подойти ближе или же коснуться его тела — и он сможет перенестись обратно. Или, как минимум, что-нибудь ощутить, испытать, почувствовать. И она, будто услышав его внутреннюю мольбу, его жаркую надежду, подошла ближе, прикоснулась к щеке и… ничего. Ничего, ничего, ничего. Ни-че-го.

В этот момент ужасно захотелось проснуться от этого липкого кошмара, но он помнил, что проснуться, как, впрочем, и уснуть, у него не выйдет. Не получится. Он мог лишь бродить по незримой комнате, баловаться в создании иллюзий и наблюдать за жизнью Грейнджер. И частично — ощущать её жизнь.

Оказалось — она необыкновенно умна. Хотя он никогда не ставил это под сомнение, но на Слизерине считалось, что подружка Поттера имеет способности лишь к зазубриванию учебников, не более. А вот чтобы добиться свободной должности при отделе Тайн, был необходим талант, и он у неё определённо был. Драко не слышал о ней достаточно много времени, и Грейнджер явно не тратила его впустую. Ну, если только исключить её отношения с Уизли.

Драко так и не понял, было ли это местью, но сегодня она была… богиней. Он мог чувствовать то же, что и она, и точно мог сказать, что она не притворялась. Ей действительно нравился младший Уизли, и, черт возьми, они действительно хорошо подходили друг другу. Они действительно хорошо знали друг друга и использовали это знание на полную. Будто в отместку за его злые слова, хотя он знал, что это невозможно, Грейнджер финишировала дважды, и во второй раз он чуть не присоединился к ней, настолько её ощущения были всепоглощающи.

Абсолютно измотанный и разбитый он слушал их сонные нежности после бурного секса и утопал в жалости к себе и к своей судьбе. Сколько ещё испытаний свалится на его голову, прежде чем ему позволят просто спокойно жить? И вообще — возможно ли это будет, когда он выберется из чужой головы? Удастся ли ему вообще сохранить рассудок? Он не потерял себя на шестом курсе, когда над ним висел дамоклов меч в виде приказа Тёмного Лорда. Он смог остаться собой на седьмом году обучения, всеми правдами и неправдами избегая использования непростительных заклинаний на других учениках Хогвартса. Он не был разрушен всеобщим презрением после военных лет, когда каждый считал долгом вытереть ноги об потомка некогда величественной фамилии. И как только удовольствие от жизни вернулось, как только он вернул себе честное имя — его вновь обезоружили и окунули в безысходность совершенно непредсказуемым образом.

*

— Гермиона?

— М-м-м? — еле слышно пробурчала она, почти погрузившись в сон.

— Я завтра уезжаю на сборы. Это недели на две-три.

После непродолжительного молчания Грейнджер вздохнула. Ей действительно требовалось время, чтобы её мозг вновь мог начать работать. И дело было не только в готовности уснуть.

— Хорошо. Во сколько?

— Порт-ключ назначен на десять утра. Отбываем со стадиона.

— Тогда, думаю, тебе необходимо хорошенько отдохнуть. Добрых снов?

— Добрых, любимая. — Большая тёплая ладонь скользнула по спине и остановилась на пояснице. В таком положении Гермиона чувствовала себя особенно защищённо и уютно. На его груди тоже было особенное место для её ладошки перед сном.

Как бы отчаянно ей ни хотелось выпить вновь зелье сна-без-сновидений, как в прошлую ночь, но убегать от проблем Гермиона не привыкла. И, погружаясь в сон, она призвала к себе всю храбрость, которую обещала ей душа гриффиндорца.

Знакомый камин, знакомые кресла. Жар огня, который не чадил и не сыпал искрами. Во взгляде сидящего напротив — усталость, холодность и… обида? Вот уж чего она точно не заслужила, так это обвинений с его стороны.

— Привет.

— Здравствуй, Грейнджер. — Голос звучал глухо, как после сна.

— У тебя есть какие-нибудь идеи насчёт того, что бы это могло быть?

Он разводит руками, откидывается глубже в кресло, качает головой, при этом светлая чёлка падает на глаза.

— Ничего не приходит на ум.

— Как вообще это произошло?

Малфой усмехается, прикрывает глаза и трёт переносицу.

— Тебе любопытно узнать из первых уст, не так ли? — Силится скрыться за бравадой колкостей и сарказма, но не хватает запала, злости, яркости. Голос звучит почти жалко, и Гермиона понимает, что он безумно боится.

— Нет, мне любопытно собрать все факты, понять причину и вынуть тебя из моей головы.

— Похоже на план, Грейнджер.

— Итак?

Драко вздыхает. Смотрит в камин, как будто там начертана вся его жизнь.

— Был совершенно обычный день. Я был у себя на работе и готовил отчёт. Ты это уже знаешь. Мне была назначена встреча с начальником, и я торопился. А потом… потом я почувствовал вспышку боли вот тут, — он взлохматил волосы у себя на затылке, — а в следующую минуту хлынула кровь из носа, потемнело в глазах и очнулся я уже здесь.

— То есть ты ничего не слышал? Никаких заклинаний, шёпота, свиста, шелеста, хлопка…

— Слышал. Твой голос. Ты сказала: «Я согласна». Кстати, на что ты согласилась?

========== III ==========

Камин померк, и комнату залил призрачный утренний свет. Отрешённо наблюдая за утренним моционом Грейнджер-почти-уже-Уизли, Драко вспоминал прошедший разговор.

— И ты никогда ни о чём подобном не слышал? — Гермиона уже освоилась в своей новой роли и изучала способности комнаты к иллюзиям. По её желанию комната наполнилась шкафами, доверху набитыми книгами, которые можно было прочесть. Стол, стулья, кровать, табурет, оборудование для зельеварения — она испробовала, казалось, всё, что приходило на ум. Единственное, что не удалось воспроизвести, так это ингредиенты для зелий. Впрочем, это было логично.

— Нет.

Он устал, он чертовски устал, но энтузиазм и здоровое любопытство Грейнджер заставляли и его самого напрягать извилины и не уступать ей в разговоре.

— Ты когда-нибудь падал в обморок до этого случая?

Её вопросы сыпались как из рога изобилия, и все они характеризовали её пытливый ум, хотя и не всегда были логичны.

— Однажды. В День финальной битвы, уже будучи в мэноре. Из носа так же шла кровь, но наш семейный целитель списал всё на перенапряжение.