Моя драгоценная гнома

— Посмею, — ответил он. — Лучше всего провернуть это прямо на коронации. Можно будет сказать, что небеса воспротивились тому, чтобы Дагобер занял трон. Его слова о равенстве эльфов с отребьем многим пришлись не по нраву. Так и сделаем. А ты попытайся угадать — что же я отравлю? Получится интересная игра.

Он ушел, оглядываясь через каждые два шага и посмеиваясь, а я кусала губы, не зная, что предпринять.

Вернулся Дагобер, а следом за ним эльфы-слуги тащили подносы, груженые всякими вкусностями — впору накормить отряд голодных орков.

— Дагобер! — бросилась я к нему. — Надо поговорить! Твой дядя…

— Тише, — он прижал палец к моим губам, давая знак молчать. — Сейчас мы завтракаем, а потом… а потом я не желаю слышать ни о дяде, ни о ком-то еще, кроме нас. У нас медовый месяц, если ты помнишь, — он легко подхватил меня на руки и понес в спальню. — А сразу после коронации я увезу тебя…

Я слушала принца, но в ушах звучал гадкий смех герцога и мерзкое жабье кваканье.

70

Нет, я не смогла заставить себя рассказать мужу о том, как в действительности погибли его родители, хотя и заводила время от времени разговоры о коварстве его дяди. Но Дагобер решительно не собирался верить ни единому плохому слову о герцоге, а день коронации приближался.

Принц пребывал в прекрасном расположении духа, чего нельзя было сказать обо мне. Всю неделю я самолично готовила для него, объясняя свое рвение необыкновенной заботой о муже. И хотя готовила я не всегда удачно, а иногда и странно, Дагобер был доволен и ел мою стряпню, и этим не доставлял мне лишних волнений и хлопот.

Он не захотел короноваться в столичном храме, предпочтя остаться в нашем городе.

— Здесь все началось, здесь все и закончится, — сказал он и пожелал видеть на коронации представителей четырех народностей.

— Крайне неразумно, Дагоберчик, — мягко попенял ему герцог. — Ладно — люди, ладно — гномы, но орки…

— Я должен показать пример остальным, — возразил Дагобер. — Если король будет бояться своих подданных, то о каком равенстве может идти речь?

Слушая эти разговоры, я только ерзала, сидя на мягких подушках, а герцог издевался — то похлопывал Дагобера по плечу, то протягивал ему бокал с водой, и проклятая жаба всегда была рядом!

Я следила за дядюшкой Асгобером, но так и не узнала, что он замыслил. Корона и прочие королевские регалии находились под семью печатями в храме, и добраться к ним не смог бы даже герцог. Только я знала, что он не оставит Дагобера в покое.

День коронации начался с соблюдения древних ритуалов. Перед этим Дагобер постился два дня и читал какие-то старинные письмена в старинных книгах, и поэтому был немного бледен, но его красоты это не портило. В одной рубашке он прошел через город в сопровождении знатных эльфов и представителей трех диаспор, а я шла за ним — тоже простоволосая, в рубашке, и могла думать только о герцоге Асгобере.

Перед входом в храм Дагобера и меня облачили в шелковые одежды — негнущиеся от богатой вышивки. Мое платье было слишком длинным, и его загодя подшили по подолу, а уж весило оно — как хорошие рыцарские латы.

Служба была долгой и красивой — с торжественными песнопениями, молитвами, и все вокруг горело магическими эльфийскими огнями — разноцветными, трепещущими, как бабочки. Только я не заметила и половины этой красоты, потому что не спускала глаз с герцога, который с умилением взирал на церемонию из первых рядов.

Наконец, открыли запечатанный сундук и извлекли оттуда короны и посох, украшенный золотыми листьями — знак королевской власти. На плечи Дагоберу накинули алую мантию, подбитую мехом горностая, и попросили преклонить колени, чтобы полить голову будущего короля душистым маслом, но Дагобер вдруг поднял руку.

— С этого дня к королевским регалиям будет добавлена еще одна, — громко объявил он. — Алмаз, который огранила моя супруга. Подайте камень, я надену его первым из королей.

Маленький паж выскочил, как из-под земли, и протянул герцогу Асгоберу черную шкатулку. Ту самую, которую я принесла в замок в день испытания.

— Пусть мой дядя, — продолжал Дагобер, — наденет на меня украшение, которое станет символом королевского дома Харфагри отныне и до века.

И проклятый герцог спокойно взял шкатулку из рук пажа и направился к принцу. Я следила за ним, парализованная от ужаса — неужели… неужели?..

Вот герцог с поклоном передает шкатулку храмовнику, открывает крышку и с величайшим благоговением достает алмаз на золотой цепочке. Эльфийские огни так и заиграли на гранях камня, брызнув радугой. Гости восхищенно ахнули, а Дагобер склонил голову, чтобы дяде удобнее было надеть на него драгоценное украшение.

Жаба на плече герцога выпучила глаза — она была здесь так же не к месту, как змея в колыбели. И тут герцог облизнул нижнюю губу — быстро, как змея. Я не удивилась бы, обнаружив, что язык у него раздвоенный. Сейчас он наденет Дагоберу на шею отравленный камень… А в том, что алмаз отравлен, я уже не сомневалась.

— Стойте! — крикнула я и бросилась вперед прежде, чем госпожа Дафна успела поймать меня за край одежд.

Дагобер резко оглянулся, а храмовник негодующе зароптал, да и гостям не понравилось мое вмешательство. Один герцог молча смотрел на меня змеиным взглядом. «И что ты сделаешь? — спрашивал этот взгляд. — Начнешь кричать, что камень, который ты сама же сработала, отравлен?»

— Этот камень сделала я, — сказала я громко, — и будет справедливо, если именно мне предстоит первой надеть его, — и прежде, чем кто-то успел возразить или остановить, я выхватила цепочку у герцога и надела на себя. Металл захолодил шею, и я сразу поняла, что не ошиблась — кожу как будто обожгло ледяным ветром, и холод потек по позвоночнику, плечам, затылку, растекаясь по всему телу.

— Хорошо, пусть будет так, — заговорил Дагобер, пытаясь скрыть неловкость, — пусть алмаз будет регалией королевы…

Но я не слушала его, а смотрела прямо в глаза герцогу. Досада, непонимание, раздражение — вот что я читала в его взгляде. Холод добрался до коленей, и я грузно села на пол, а тяжелое вышитое платье встало вокруг меня стеной, как орочья походная палатка.

Госпожа Дафна первая поняла, что происходит что-то ужасное и позвала лекаря. Дагобер кинулся ко мне, не вставая с колен, но я остановила его, не разрешая к себе прикоснуться.

— Это жабий яд, — сказала я, стараясь говорить внятно, хотя язык уже плохо слушался, — слюна Жабыча… Герцог Асгобер давно хотел убить тебя — сначала посредством заклятья феи, подсунув в жены гному, а потом ядом… Он отравил алмаз… И он убил твоих родителей. Он, а не гномы, — чтобы ни у кого не было сомнений, я указала на герцога пальцем, — его жаба — это проклятье за пролитую королевскую кровь. Теперь-то ты мне веришь?

Ледяной холод постепенно лишал меня возможности двигаться, и пальцы свела судорога. Я уже не могла сидеть и оперлась на локоть, улегшись поперек ступеней, ведущих к алтарю. Дагобер хотел подхватить меня на руки, но его оттащили, а вперед вышел эльфийский лекарь. Он надел перчатку и пощупал пульс у меня на запястье, а потом стащил с меня алмаз.

— Здесь и правда яд, — произнес лекарь, капнув на цепочку что-то прозрачное из хрустального флакона. Ему поднесли глубокую чашу, и он торопливо положил в чашу алмаз, снимая перчатку и бросая ее туда же.

— Дядя? — спросил Дагобер тихо и с угрозой. — Так это правда?..

— Получается, кто-то хотел убить тебя, Дагоберчик! — засуетился герцог. — Мы немедленно выясним, кто!

— Это он, — я торопилась, потому что чувствовала, что мне недолго осталось. — Полуночных призраков нанял тоже он… Жаба ему советует…

— Наглая ложь! — возмутился герцог.

— С тобой разберусь позже, — бросил ему Дагобер и оттолкнул удерживавших его эльфов.

Он сел на ступени и приподнял меня, положив головой к себе на колени, хотя я пыталась его оттолкнуть.

— Найдите противоядие, — приказал он, глядя только на меня.