Страница 4 из 38
Миссис Пул: – Ну так что ж – мужчины управляют этой страной последнюю тысячу лет, и к чему это привело? Пора бы и женщинам сказать свое слово.
Гостиная выглядела почти как всегда – организованный беспорядок, еще лучше организованный с тех пор, как она взяла на себя хранение записей о делах мистера Холмса, заметок для его монографий, досье знаменитых преступлений… Полки были забиты книгами, а те, что не уместились, громоздились на полу. В одном конце комнаты стоял длинный стол, заставленный инструментами для научной работы, которые Холмс использовал в своих расследованиях, включая бунзеновскую горелку и микроскоп. На полках за столом стояли банки для хранения препаратов, а в них плавали части человеческих тел – в основном уши. У окна – фотоаппарат на треноге. В другом конце комнаты, на каминной полке, выстроились черепа различных биотипов, все человеческие, кроме последнего – тот принадлежал обезьяне. В это утро на нем красовался дирстокер мистера Холмса.
На софе лежал сам хозяин комнаты – мистер Шерлок Холмс – и курил трубку. Доктор Ватсон сидел в кресле и читал «Таймс».
– А, доброе утро, мисс Джекилл, – сказал Холмс. – Конец недели у нас выдался довольно беспокойным, и нам не хватало вашей помощи. Это было дело мистера Лидгейта, мясника из Хаунслоу – его обвинили в том, что он убил собственную дочь и разделал, как тушу на бойне. Ватсон сделал все возможное, но мне пригодилась бы женская рука, чтобы достать орудие убийства из водосточной трубы, куда его засунул убийца. Пришлось воспользоваться каминными щипцами, и все равно мы чуть было не упустили его в канализацию.
– И, разумеется, ваши догадки тоже пригодились бы, мисс Джекилл, – сказал Ватсон. – Могу вас заверить, мы ценим вас не только за маленький размер руки. Каминные щипцы ни в коей мере не могут вас заменить.
– Сегодня утром вы оба в превосходном настроении, – сказала Мэри. – Из чего я логически заключаю, по методу самого мистера Холмса, что вы раскрыли дело бедного мистера Лидгейта и передали убийцу в руки инспектора Лестрейда. Вероятно, перевязав его ленточкой, как рождественский подарок.
– Ха! Она нас вычислила, – сказал Холмс, садясь на диване, и улыбнулся, что с ним случалось нечасто. Мэри уже давно сказала им, что не нужно вставать, когда она входит в комнату – ведь не встают же они, когда приходит Чарли или другие мальчишки с Бейкер-стрит. Она не сможет работать у них, если они будут без конца подскакивать, как яблоки в корзинке. – Да, мы перевязали его красной ленточкой и собственноручно отвезли в Скотланд-Ярд. И это был не Лидгейт, как вы наверняка догадались, а его преподобие, местный священник, который совершенно помешался к тому времени, как мы до него добрались: твердил, что его долг – отделять овец от козлищ, и бедная Амелия Лидгейт была козлищем, готовым для заклания. Очевидно, он застал ее с одним из своих викариев в компрометирующем положении и решил, что небеса избрали его орудием Всевышнего. Не сомневаюсь, что он совершил бы и новое преступление: мания уже владела им безраздельно.
– Его наверняка отправят в Бродмур, – сказал Ватсон.
– Но сейчас у нас нет никаких срочных дел. Кое-что есть… но нет, пока не стоит даже обсуждения. Значит, сегодня мы можем поработать над исследованием ушей, которое я надеюсь представить на собрании Антропологического института. Уши, как вы знаете, моя особая страсть.
– И в самом деле, как можно не проникнуться страстью к ушам? – сказала Мэри, стараясь не улыбаться. Она не была до конца уверена, шутка это или нет, – он очень редко шутил. Теперь самое время показать ему письмо и попросить совета… и отпуска. Ведь до отъезда в Вену осталось немногим больше недели.
– В чем дело, мисс Джекилл? Выкладывайте. Вы что-то хотели сказать.
Холмс выжидательно глядел на нее. Ее всегда немножко тревожило, что он словно видит ее насквозь. Может, выражение лица ее выдает?
– И сядьте же, – добавил Ватсон. – Погодите, дайте я уберу отсюда эту стопку книг. Вы еще даже шляпку не сняли, а Холмс уже сел на своего любимого конька.
Мэри сняла шляпку и надела на череп на каминной полке – на тот, что представлял собой высший интеллектуальный тип. Перчатки положила на полку, сумочку поставила рядом, предварительно достав из нее конверт с письмом Люсинды Ван Хельсинг.
Затем она села в кресло, которое освободил для нее Ватсон, и не знала, с чего же начать. Конечно же, мистер Холмс заметил, что сегодня что-то изменилось – обычно она снимала жакет и сразу же принималась за работу. С чего начать? С начала, как сказал Король Червей Алисе в Стране чудес.
Холмс бросил на нее острый, проницательный взгляд – словно ястреб, приметивший добычу.
Диана: – Ой, ради бога!
Беатриче: – Но у него и правда такой взгляд. Это довольно пугающе, если не знать, какой он добрый и благородный человек.
Диана: – Когда ни в кого не стреляет.
– Когда я была маленькой, – начала она, – у меня была гувернантка, мисс Вильгельмина Мюррей. Она появилась в доме вскоре после смерти моего отца, а уехала незадолго до того, как мне исполнилось четырнадцать. Когда болезнь матери начала прогрессировать, и ей нужна была постоянная сиделка, я больше не могла позволить себе гувернантку, а мисс Мюррей между тем предложили место в престижной школе для девочек на севере, и я убедила ее принять это предложение. Когда она уехала, мы стали переписываться, и я всегда считала ее своим другом.
Мисс Мюррей была ее единственным интеллектуальным собеседником, единственным человеком, который по-настоящему поддерживал ее в стремлении развивать свои умственные способности: она предлагала ей книги для чтения, рассказывала о мире, лежащем за порогом дома. Кем бы она была сейчас, если бы не миссис Мюррей? Уж конечно, не той Мэри Джекилл, какой она стала.
– После событий прошлого лета, когда мы раскрыли череду уайтчепелских убийств, и в доме поселились другие девушки, и мы организовали клуб «Афина», – я написала ей. Рассказала обо всем. Мое письмо дошло до нее нескоро: она уже не работала в той школе и даже жила не в Англии. Письмо нашло ее в Вене, по причинам, которые она не захотела объяснять. Но к ее письму было приложено вот это. – Она поднесла к глазам лист бумаги, исписанный тонким почерком иностранки, и стала читать вслух:
«Дорогая мисс Джекилл,
наша общая подруга мисс Мюррей рассказала мне о вас и о клубе «Афина». Вы меня не знаете, так что с моей стороны это огромная вольность – вот так запросто обращаться к вам за помощью в отчаянном положении. Я – дочь профессора Ван Хельсинга, доктора и ученого, связанного с рядом крупных университетов как в Англии, так и на континенте. Также мой отец – один из самых видных членов некоего научного общества под названием Société des Alchimistes. Мисс Мюррей заверила меня, что вы знаете об этом обществе, что члены вашего клуба хорошо осведомлены о его деятельности. Итак, дело в том, что я, вопреки моей воле и порой без моего ведома, стала объектом определенного рода экспериментов моего отца. В результате этих опытов я… стала меняться. И мне страшно. Единственный человек на свете, который мог бы меня защитить, – моя мать – сейчас содержится в закрытой лечебнице для умалишенных. Я еще несовершеннолетняя, у меня нет собственных денег или друзей, к которым я бы могла обратиться за помощью. Я не знаю, что мне делать. Пожалуйста, если можете, помогите мне. Умоляю вас.
Люсинда Ван Хельсинг
Вена, Австрия».
Закончив читать, Мэри подняла взгляд и посмотрела на Холмса, а затем на Ватсона. У Холмса сузились глаза, ладони были сложены вместе под подбородком, трубка лежала на столе рядом с ночной туфлей, служившей ему пепельницей. Трубка еще дымилась – значит, на столе останется еще одно паленое пятно, и миссис Хадсон опять будет укоризненно качать головой. Ватсон глядел на Мэри изумленно и растерянно.