Страница 246 из 248
Но Хинта не мог остановить цепочку видений. Он увидел Фирхайфа, который обнимал свою дочь, погибшую в шартусской бойне. Он увидел Джифоя, который обнимал свою дочь, годы назад потерявшуюся и погибшую среди фратовых полей. Он увидел Эрнику, которая рыдала, потому что к ней пришел отец Тави, чтобы сказать ей, что сам Тави уже никогда больше не придет. Но были и такие, чье воскрешение Хинта не увидел – семья Дваны погибла полностью, не осталось никого, ради кого они могли бы снова переступить порог жизни и смерти.
Среди множества других картин Хинта увидел армии наемников «Джиликон Сомос», которые массово скапливались на транспортных узлах и военных базах у северной стороны Экватора. Солдаты растерянно наблюдали, как золото и жизнь сносят, поглощают, вбирают в себя монорельсы тихоходных поездов.
Квандра неподвижно стоял в серебристо-белом скафандре на трапе своего джета и созерцал преграду, которую ему не дано было преодолеть. Он хотел вмешаться, бросить все силы в последнюю битву – но опоздал. Великая трансформация мира уже началась, и больше не было пути из северного полушарие в южное. Был лишь путь между жизнью и смертью сквозь Золотые Врата.
Когда очередные врата открылись посреди военной базы, Квандра приказал открыть по ним огонь. Но его солдаты не стали стрелять. Безоружная золотая армия воскрешенных любимых вышла навстречу пулеметам, и битва была выиграна без единого выстрела. Долго одинокий повелитель молчаливо стоял на своем пьедестале, наблюдая, как рушится его империя. Даже в этот момент он не мог допустить, что и к нему кто-то придет – ему казалось, что он никогда никого не любил, не терял, ни о чем не жалел. Но он ошибался. Вот золотая фигура отделилась от толпы и пошла прямо к нему. Надменный, Квандра смотрел на свою судьбу и не мог ее узнать. Он начал понимать, кто перед ним, лишь когда его фавана таграса сделал первые шаги по нижним ступенькам трапа. И тогда Квандра пошатнулся, словно от удара в сердце, потому что это был Вева Курари – такой, каким он ушел из жизни, каким Квандра его запомнил. Так была проиграна последняя битва Квандры – в объятиях старого друга он сошел с ума. В его закатившихся глазах навсегда запечатлелся зелено-золотой отблеск цветущего Экватора.
А потом, когда свершились тысячи и тысячи чудесных встреч, когда закончились последние речи на последних гумпраймах, когда были остановлены все человеческие машины и покинуты все человеческие дома – тогда началось великое движение назад сквозь золотые врата. Богатые и бедные, солдаты и фермеры, семьи и одиночки, молодые и старики – все они шли в свой рай из своего ада, все они проходили под золотым сводом, все находили свой портал в будущее. Даже не часы, но считанные минуты потребовались, чтобы человечество покинуло отравленный мир измученной Земли ради обретения новой жизни. Словно во сне, Хинта смотрел на пустые кварталы и погасшие купола Литтаплампа, на вымершие улицы других городов, где стояли брошенные машины, а в окнах домов таилась особая, новая тьма. Словно во сне, Хинта видел, как закрываются и исчезают тысячи врат. Каждая хорошая душа была спасена. И только золотая армия фавана таграса еще продолжала свою битву, оберегая главные врата от страшной орды зла, которая не могла признать своего поражения. Хинта, Ивара и Тави, погруженные в видения о великом спасении, не ведали, что происходит вокруг них. Но пока они были без сознания, схватка на подступах к главным золотым вратам несколько раз меняла свой ход. Армия фавана таграса уже почти разделалась с омарами, наводнившими подземный чертог, когда к тем на помощь явилось страшное подкрепление – древние притакские буры, которые лежали брошенными в окрестностях Акиджайса, снова были пущены в ход. Шесть чудовищных машин, взрывая толщу пород, прошли на глубину вокруг Меридиана и с разных сторон прорвались в залу, где кипел бой. По шести огромным тоннелям вниз хлынула новая орда, и бойня продолжилась. Кровь, камень, золото, черный металл – все смешалось. Под давлением волны омаров некоторые из золотых воинов пали. Но и сами омары гибли неисчислимыми сотнями. Колонны, разбитые взрывами и переточенные пулями, начали рушиться, потолок проваливался, однако две армии продолжали сражаться. Землетрясение вызвало подъем лавы, и половина зала была в огне, но даже сквозь испепеляющий огонь омары продолжали наступать. А потом стало еще хуже, потому что со стороны тех тоннелей, по которым сюда пришли Хинта, Ивара и Тави, хлынул поток энергийной Бемеран Каас, которая все-таки сумела вырваться из хватки великана Аджелика Рахна. Она пыталась отомстить и причиняла последнюю боль, калеча живых и возвращая мертвых к бессмысленной и мучительной псевдо-жизни.
Однако трое героев не заметили всех этих ужасов даже тогда, когда очнулись. Для них эта битва в любом случае была закончена. Они сомкнули свой тесный круг на пороге Золотых Врат, нашли точку покоя между жизнью и смертью. И хотя Тави продолжал истекать кровью, он смотрел на лица друзей ясным и счастливым взглядом.
«Я слышу зов издалека. Другие миры так близко. Я вижу странные места. Желтые дома на полях голубой травы. Люди с прекрасными большими глазами ждут меня. Фонтаны огня, которые бьют из серебристой земли, и деревья, которые вечно горят. Люди с гордыми красными лицами тоже ждут меня. Я вижу ночь под другими звездами и слышу смех легких голосов. Там меня тоже ждут».
«Нет, ты не умрешь. Только не ты».
«Ты же знаешь, я бы остался».
«Ты останешься в моем сердце».
«А я унесу память о тебе туда, где есть только свет, летящий сквозь пустоту».
«Но ты не можешь. Земля в кольце тьмы».
«Эта преграда стала очень тонкой».
«Идем во врата. Мы можем снова родиться».
– Я бы пошел, – чуть слышно согласился Тави. Но никто из них не шевельнулся. А потом Тави повернул голову и долгим взглядом посмотрел в самую глубину врат. Вся золотая армия уже вышла наружу, и золотые чертоги были почти пусты. Лишь четыре человека были там. Один из них шел впереди, прямо к ним, а трое держались поодаль и не спешили обгонять первого. И вот Хинта узнал того, кто к ним шел. Это был Джилайси Аргнира – старец с лицом, которое само было как рассказ о жизни и смерти, как ответ на половину человеческих вопросов. Джилайси был без скафандра, в простых старинных серебристо-белых одеждах: жрец, а не воин. И, глядя на него, Хинта вдруг понял, что это какой-то другой фавана таграса, потому что казалось, что в Джилайси не было никого второго – лишь один дух, не изменившийся, не смешавшийся. Его лицо было тем самым лицом, которое изображали на барельефах, скопированных с его прижизненных портретов. Он подошел и преклонил колено, его белая старческая рука легла на окровавленный лоб мальчика. Тави вздохнул под этой рукой, и на мгновение закрыл глаза.
– Прошлое, – прошептал он. – Я вижу свою прежнюю жизнь.
Из его глаз, как и из глаз Джилайси, катились тихие слезы.
– Нинаджи ва тайрум анатис каса таджифа, – тихо отозвался Джилайси, – а лава Таливи.
– Что он сказал? – переводя взгляд на Ивару, спросил Тави.
– Только лучшие из людей умирали на моих руках дважды, мой любимый Таливи, – срывающимся голосом перевел Ивара.
Тави улыбнулся, откинулся назад, глубоко вздохнул; и в это мгновение его кровь начала обращаться в золото, а его слезы – в изумруд. Это зрелище было таким прекрасным, что Хинта на время забыл о смерти и разлуке. Он просто смотрел, как золотая пыль заменяет собой темную влагу, как хрупкое тело становится подобным статуе. На своих окровавленных руках Хинта тоже ощутил золотую пыль, и понял, что уже не держит за руку живого человека – пальцы Тави были похожи на металл или камень, из них ушла пульсация жизни. И тогда Хинту охватил ужас.