Жена Болотного царя

Туман этот был неправильным, теперь в этом не было сомнения.

На поляне, что отделала деревню от леса по восточной стороне, происходило самое настоящее побоище, а в деревне, там, где стояла я, не было слышно ни шороха.

Оборотни в своем околочеловеческом виде, с оружием в мохнатых недолапах, бились с тощими, одетыми в черные мешкообразные тряпки, девицами. Бледная кожа, черные волосы, черные глаза, худые, иссушенные лица, тонкие руки в прорезях безразмерных балахонов, белые ноги с черными, птичьими когтями.

Завороженная, я несколько тягучих секунд смотрела на то, как огромный и сильный дядька с оскаленной волчьей мордой на могучих мохнатых плечах пытался пробить воздух, чтобы дотянуться до застывшей на месте девицы.

Ведьмы в этом мире выглядели отталкивающе и страшно.

Одержимый медленно и уверенно поднял топор, метя в один из символов, тлевших на крепком дереве ворот.

И я, наконец-то, отмерла, бросилась вперед, не задумываясь, что делаю, подхватила увесистый булыжник, словно специально для меня лежавший на дороге и, не замедляя бег, с размаху, врезала камнем прямо по темноволосой голове.

Топор выпал из ослабевшей руки, и парень осел на землю, очень медленно, я бы даже сказала, удивленно, словно он и подумать не мог, что такое возможно. Или не он, а кто-то другой, кто-то управлявший им.

На камне остался небольшой, красный след, и я могла лишь надеяться, что не проломила бедолаге череп, а всего лишь немного содрала кожу. Или даже много, судя по красной, небольшой, но не вселяющей доверия лужице, растекающейся под его головой.

Низкий волчий рык прошелся дрожью по моим несчастным натянутым нервам.

Одна из ведьм с жуткой застывшей гримасой безумной ярости бросилась ко мне, но была перехвачена на подлете огромным белым волчарой.

Подобрав с земли топор, я прижала его к груди и как дура замерла на месте, с ужасом глядя на то, как наша надежда и отрада, сильный зверь, волчий князь справился с потерявшей концентрацию, злой ведьмой.

Ухватив ее за развевающиеся тряпки, он голыми руками, бросив своей боевой топор вогнанным в грудь одной из ведьм недалеко позади, оторвал ей голову.

На этот раз огня нигде не было, и показаться мне никак не могло. Кровь у этой гадины точно была черной, блестящей и тягучей как мазут.

Предельно озверевший Ксэнар бросил тело поверженной ведьмы и, не глядя в мою сторону, требовательно рыкнул:

— Закрой ворота.

Я мелко закивала, таращась в спину оборотню. Пока он возвращался к своему топору, пока вырывал оружие из быстро задеревеневшего тела, я преданно смотрела ему вслед и отмерла лишь поймав требовательный взгляд желтых глаз.

Не выпуская откровенно ненужный, мешающий топор из рук, я засуетилась, намеренная выполнить указание вожака во что бы то ни стало.

Туман лип к ногам, тянул тяжелые створки назад, будто стремясь удержать ворота открытыми.

Тихонечко скуля от страха, вздрагивая от каждого звериного взвизга или злого рычания, я толкала правую створку, стараясь не думать о том, что ведьмы не издают звуков и вполне возможно, одна из них уже стоит у меня за спиной.

Наверное, именно благодаря тому, что усердно накручивая себя, я была почти готова ко всему, не растерялась, когда холодная крепкая рука вцепилась в мое плечо, а быстро, с размаху, отмахнулась топором.

Остро заточенная сталь беззвучно врезалась во что-то и отскочила. Руку заломило, но свое единственное оружие я даже не думала выпускать, просто до крика было страшно разжать пальцы.

Возможно, нанести вреда я не смогла, но отпора от меня не ждали и чуть ослабили хватку, чем я и воспользовалась. Вырвавшись из холодного захвата, вжалась в дерево ворот и встретилась взглядом с черными, неживыми глазами.

Ощущение, что кто-то деликатно стучится в мое сознание, появилось почти сразу. Ведьма недоумевающе нахмурилась, а в мой мозг начали просто нагло ломиться.

В висках сильно бился пульс, мозг будто ложкой мешали, путая мысли, и я уже плохо понимала, что происходит.

Ведьма подалась ближе, легко опустив руки мне на плечи и обдав холодным, пахнущим сырой землей дыханием лицо, мешать мой мозг стали интенсивнее. И очень зря.

Я за свои действия уже не отвечала и сама сильно удивилась, когда лезвие топора основательно вошло в черноволосую голову. Сбоку, чуть выше уха, слегка под углом. Не подозревая в себе такой силы, я легко, без напряга, вогнала лезвие в ведьмовской череп.

Черноглазое чудище, не выдержав такой наглости, с обиженным вздохом выпустило меня из рук и упало на землю. Если у нее и был какой-то волшебный щит, то он не сработал.

Побежденный враг лежал у ног, а мне было совсем не радостно. В голове все еще была бессмысленная каша, плечо, в которое вцепилась эта дрянь, болело как от ожога, и ноги подкашивались. А малахит в колечке тускло светился. Опять.

Я уже была не в состоянии закрыть ворота, я даже стоять больше не могла. Зато могла сидеть, подпирая спиной полузакрытую створку ворот, что и делала, пока оборотни добивали ведьм.

Среди тощих, бледных, разбросанных по поляне тел лежало два мужских. Переломанные, вывернутые под немыслимыми углами, они поражали воображение своей неправильностью. Жестокость убийства пугала.

Не сразу до меня дошло, что полную картину я могу разглядеть потому, что туман сошел. Он исчез вместе со спешно бегущими ведьмами.

Я не совсем понимала, почему они не попытались прорваться в деревню, хотя ворота были открыты, и сторожила их только полностью обессиленная девица с невменяемым взглядом.

Многим позже, напоенная чаем с вареньем, я узнала от обеспокоенно поглядывавшей на меня Ашши, что ведьмы неплохо умеют подчинять своей воле, но преодолеть защиту самой волчицы не в состоянии.

— Если бы он нарушил плетение, — передернув плечами, тихо призналась змеевица, — они осквернили бы эти земли, и мы не смогли бы здесь больше жить. К счастью, ты не позволила этого сделать, ворота остались целы, и контур не разомкнулся.

Я видела, что случилось с поляной, на которой происходило сражение. Мертвая, серая земля и болезненная обреченность почерневшей травы. Оборотни вбили по периметру проклятой земли деревянных стражей, чтобы зараза не перекинулась на деревню, а на саму поляну было строжайше запрещено ходить, пока она не очистится.

Йола обещала сделать все возможное и уничтожить зло за ближайшие семь лет.

Но это я узнала уже вечером, а сидя у поляны, дезориентированная и жалкая, просто радовалась, что все закончилось.

Радовалась, правда, недолго. Оборотни постепенно возвращали себе человеческий вид и вместо того, чтобы заниматься телами ведьм, собрались вокруг меня.

— Убила, — прогудел кто-то.

— Этому топору дрова больше не рубить, — поддакнули из толпы. В голосе говорившего слышалась злая веселость.

— Без защиты справилась, — напомнили весельчаку.

— Так нечисть же, — важно проговорил невысокий, крепкий и какой-то тумбочкообразный бородатый мужик, стоявший в первом ряду. Его я хорошо видела, ему и достался мой ошалелый взгляд.

Мужика это почему-то не обрадовало. Он отшатнулся назад, ухватившись за висевший на шее оберег — кабанья морда, вырезанная из дуба, на кожаном шнурке.

— Ты, девка, глазить не думай, ни к чему это, — предупредил он.

— У вас работы нет? — глухой и усталый голос вожака подействовал на оборотней отрезвляюще.

Хотя, быть может, всему виной был резко начавшийся дождь. Даже не дождь, ливень, в одно мгновение намочивший всех. Включая Ксэнара, за шкирку поднявшего меня на ноги.

С трудом удерживая себя в вертикальном положении, я тряслась, вжав голову в плечи и вздрагивая от больших, холодных капель, безжалостно барабанивших по голове и плечам.

— Хорошо ты ее, — одобрил Ксэнар, оценивающе оглядев лежащее у наших ног тело, — молодец.

Вода ручьями текла по его лицу, по плечам, по разодранной рубахе и красным полосам от когтей на груди. По пальцам, из прокушенного запястья, капала разбавленная водой розовая кровь. На шее краснел след от пальцев, и выглядел вожак изрядно потрепанным и грязным, но полным сил и очень довольным.