Страница 7 из 14
Служанка завизжала так, что уши заложило. Хоэль отшатнулся, пытаясь придержать сваливающиеся подштанники и понять, что произошло. Может, служанка увидела мышь?..
Выяснить это он не успел, потому что дверь уборной распахнулась и на пороге появилась Катарина — в темно-синем халате, с неприбранными еще волосами, а из-за ее спины выглядывала Лусия.
Только их не хватало! Хоэль безуспешно ловил подштанники, прижимая их ладонями, и отступил к дивану, скрывая оголившийся зад.
— Что случилось?! — крикнула Катарина, заметила его и замолчала.
— Донна донна — бормотала Пекита. — Простите, я лучше пойду — она прошмыгнула мимо хозяйки и исчезла в коридоре.
Катарина проводила ее взглядом, а потом посмотрела на мужа:
— Что вы тут делали, позвольте спросить?
— Ничего, — тут же ответил он.
— Но Пекита кричала, как будто вы ее резали, — не поверила она.
В это время Лусия затолкала обратно в комнату Пекиту, которая была красная и, похоже, собиралась пустить слезу. Вид у нежной компаньонки был почти свирепым, и она преградила Пеките дорогу, чтобы служанка не сбежала.
— Отвечай, что случилось! — потребовала Лусия.
— Да что за переполох, — сказала Хоэль с досадой. — Всего-то выполняли ваш приказ, донья. С чего столько шуму?
— Мой приказ? — Катарина посмотрела на Пекиту, и та все-таки залилась слезами.
После изрядной порции слез и всхлипов, Пекита выдавила:
— Я — честная девушка, донна! И я ничего не сделала! Я не виновата!
— Нет, я тут во всем виноват! — рассердился Хоэль. — Если уж начинаете дело, донья, то заканчивайте его, как следует. Приставили ко мне какую-то недотрогу, а потом еще и недовольны, что столько шума!..
— Недотрогу? — казалось, рыжая герцогиня не понимает, о чем идет речь.
— Вы же сами велели ей меня ублажать, а теперь
— Ублажать?
Тон жены Хоэлю совершенно не понравился, и он хмуро спросил у служанки:
— Так ты ко мне просто так лезла? Ополоумела, что ли?
— Всего лишь хотела помочь дону развязать тесемки на штанах! — возопила Пекита. — Вы ведь велели помогать ему, донна!
— Велела, — взгляд Катарины стал холодным. — А вы что понапридумывали, добрый дон?
Хоэль не сдержался и выругался сквозь зубы, а потом громко сказал:
— Прошу прощенья, я подумал кое о чем другом.
— Начинаю понимать, — сказала Катарина ледяным тоном, а потом попросила Лусию и служанку: — Оставьте нас, девушки.
Те вышли, но дверь прикрыли неплотно, и в щелку Хоэль заметил край домашнего платья донны Лусии, которая пожелала погреть ушко у косяка. Что касается Катарины, она не догадалась проверить далеко ли ушла ее подруга и надвинулась на Хоэля грозно, как испанская флотилия.
— Ведите себя прилично, — сказала она низким, дрожащим от негодования голосом. — Это — уважаемый дом, и никому не позволено превращать его в бордель.
— Ну не кипятитесь, донья, — примирительно ответил Хоэль, — я же не знал, что все так строго. Это ваша служанка сбила меня с толку. Я и вправду поверил, что вы — сама доброта.
— Поверили, что я разрешу вам развратничать с моими служанками?
Хоэль невольно залюбовался — сейчас донья вдова была особенно хороша. Глаза так и сверкали, и носик морщился, как у кошки, которую посмели побеспокоить, пока она спала на бархатной подушке. Волосы, раньше уложенные в прическу, теперь свободно лились рыжей волной до самой талии. Рыжие, почти огненные Все рыжие — отъявленные бестии
— Если еще хоть раз вы позволите себе такое — продолжала Катарина с угрозой, но Хоэль не дал жене договорить.
— Вы из-за чего так разозлились, кошечка? — спросил он, не сдержав ухмылки. — Из-за того, что я решил приударить за девчонкой? Или из-за того, что приударил не за вами? Так я готов, вы только скажите
— Я и вижу, что вы всегда наготове, — сказала она презрительно. — Только у других есть более важные и приятные дела, чем вас ублажать. Придется приставить к вам слугу. Надеюсь, в компании с мужчиной прыткости у вас поубавится, если только вы не любитель особых игр, как принято у французов.
— Вы за кого меня принимаете?! — возмутился Хоэль. — Это на что вы намекаете?! Вы меня кем обозвали сейчас, донья?! — он бы вскочил, да побоялся остаться без штанов. Раз она уже сказала, что не хочет его, надо и вправду вести себя поприличнее. Но обзывать его этим самым
— А кто вы? — спросила Катарина выразительно. — Если человек, так докажите это. Не поступайте, как животное. И оденьтесь. Разгуливать голышом — это тоже не по-человечески. Доброго дня!
Вот и все.
Хоэль мрачно посмотрел в дверь, за которой скрылась рыжая герцогиня. Он даже не нашелся, что ответить на это изящное оскорбление. Будьте человеком Он коротко вздохнул. Значит, он должен вести себя, как примерный мальчик, потому что «это — уважаемый дом».
В уборную бочком проскользнул слуга — мужеского пола, средних лет и, по виду, больше чем хозяйка гордящийся «уважаемым домом».
— Разрешите помочь вам, дон, — сказал он, задрав нос так, словно подавал милостыню.
— Да провались ты, — ответил ему Хоэль.
5.
Соседи знают все
После стычки с женой, Хоэль находился в дурном настроении. В этом красивом доме он и так был лишним, а после слов Катарины почувствовал себя и вовсе пятой ногой у собаки. Совсем неумышленно нынешняя жена ударила его словами еще больнее жены покойной. Сравнения с животным из ее уст задели за живое, и Хоэль, сначала пристыженный, потом пожелал реванша, раздраженный и злой на себя, что не нашелся с ответом сразу.
После того, как ему принесли новую одежду и помогли принять «человеческий вид», обрядив в батистовую рубашку, камзол из тонкого сукна и модные узкие штаны, Хоэль прошелся по второму этажу, заглядывая в окна и надеясь заприметить где-нибудь рыжую гордячку, но Катарина как сквозь землю провалилась, а слуги пробегали мимо него, не смея поднять голову. Пару раз он поймал на себе взгляды молоденьких горничных — восторженно-испуганные взгляды. Но стоило ему посмотреть в ту сторону, как девицы убегали — только белоснежные чепцы трепетали оборками, как флаги на ветру.
Спустившись на первый этаж, Хоэль и здесь не нашел себе занятия, и, скучая, вышел в сад. Цветы на клумбах его не заинтересовали, и он оперся о забор, отделявший сад от улицы, посматривая на прохожих. Многие узнавали его и таращились, как на приведение, но никто не заговаривал. В конце концов, Хоэль уверился, что более скучного города на свете не существует и решил вернуться в дом, но тут из кустов жимолости вынырнула донна средних лет — полноватая, с круглым и хитрым лицом, в кружевной кокетливой наколке и яркой юбке с поперечными черными и желтыми полосами. Она удивительно походила на пчелу, которая решила сунуть хоботок туда, куда ее не просили. Сходство усиливалось еще и оттого, что донна подслеповато щурила глаза и вытягивала шею, словно пытаясь услышать то, что не полагалось слышать ее мясистым ушкам, мочки которых оттягивали тяжелые серьги в мавританском стиле, и сунуть нос-хоботок туда, куда не просили.
Хоэль совсем некстати вспомнил, что у его жены серьги были крохотными и такими скромными, что больше пристали бы монашке, чем герцогине.
— Добрый день, добрый дон, — сказала «пчела». — А вы, похоже, новый муж донны Катарины?
— Похоже, — проворчал Хоэль. Ему, конечно, хотелось развлечений, но донья Пчела точно не могла развлечь. Могла лишь еще больше нагнать скуку.
Он хотел уйти, но донья Пчела цепко ухватила его за рукав:
— Я ваша соседка, — сказала она медоточиво, но глаза так и впились в Хоэля — рассматривая, оценивая, — донна Инес Лупитас-и-Фернандес, а вы — тот самый дон Дракон? Которого не смогла убить даже молния?
— Да, знатно меня тогда шарахнуло, — признался Хоэль без особого удовольствия — он не любил об этом вспоминать. — Удачного дня, донья, — сказал он, вырывая рукав из цепких пальцев «пчелы».
— Если молния не убила, то и донна Катарина с вами не справится, — сказала «пчела» хихикая, и Хоэль, уже сделавший несколько шагов в сторону дома, медленно оглянулся.