Змеиное варенье

Мне стало противно, словно я неосторожно влез в гадюшник.

— Я не понимаю, какая разница, ведь реликвию мы нашли…

— Не мы! Не мы, Кысей, а настоятельница… Пусть и с твоей подачи… Только она об этом быстро забудет.

Репутация Святой Инквизиции и так подмочена, а по твоей милости мы только что упустили отличный шанс. Надо попробовать забрать реликвию, это улика. Но тебе я это не доверю… — кардинал перешел на невнятное бормотание. — Инквизитор Чорек… да… а что?.. Воспитанница все же… ей и карты в руки…

— Простите меня, монсеньор, — оторвал я кардинала от размышлений. — Во избежание новых недоразумений сразу извещаю вас о том, что я подал прошение Папе.

— О господи… — простонал он, складывая руки в молитвенном жесте и закатывая глаза. — Господи Единый, чем же я на старости лет так провинился перед тобой?..

— Прошение открыть новое дознание по делу о поставке зараженного спорыньей зерна в Асад. Я считаю, что виновные должны быть установлены и наказаны… — я осекся, потому что кардинал расхохотался самым возмутительным образом.

Я нахмурился и заметил:

— Не вижу ничего смешного в гибели целого города по вине жадных самодуров, которые…

— Кысей… — выдавил старик, — ох, не могу… Ну было же дознание… Ты же читал материалы? Все и так известно. А виновные наказания не понесут, даже если ты достучишься до Единого… Хотя… С твоим-то упрямством…

— О чем вы? Дознание было? Но я не нашел упоминаний…

— Полные записи по голоду и отравлению спорыньей в архивах Ордена… Разве не для тебя их изымала настоятельница Селестина?

— Матушка? — переспросил я, сжимая кулаки так, что ногти больно впились в кожу. — Нет, не для меня.

Кажется, у нее свой интерес, монсеньор…

— Думаешь, она копает под меня? — встревожился кардинал. — Старая перечница!

— Что там было, в тех материалах?

— Хм… Обычное дело. Некоторые вельможи решили нажиться на Святом Престоле. В Асад отправили два корабля с гнильем… вместо пяти… с хорошим монастырским зерном. Излишек продали в Сайшинь и поделили прибыль. Уверяю тебя, когда правда вскрылась. Святой Престол дорого заставил заплатить этих мерзавцев!

— И во сколько же вы оценили человеческие жизни? — рассвирепел я. — Сколько заплатил княжий казначей Витор, опутавший вояга Асада долговой кабалой? Сколько заплатили участники той аферы? Семейство Арметино, продавшее Сы Чину, наместнику Сайшиня, зерно, когда в Мирстене люди пухли от голода?

Сколько заплатили судовладелец Остронег и адмирал Мирчев. привезшие мучительную смерть в несчастный город? Сколько?!?

Лицо кардинала вытянулось, он наконец сложил два и два.

— Ты же не хочешь сказать, что…

— Но змеиный колдун выставил им свой счет! Жизни их детей!

— Подожди, Кысей, ты не понимаешь, политическая ситуация тогда была непростой, мы не могли…

— Ничего не хочу слышать… — усталое опустошение сменило гнев. — Мне нужны все архивы, чтобы понять, кто станет следующей жертвой.

— Они у настоятельницы…

— Тогда я сам заберу их и разберусь во всем. Только не мешайте мне, монсеньор, — я направился к выходу.

— Подожди, Кысей… Ты поосторожней все-таки… Твоего отстранения требует уже не только маш-ун Уль Джен, но и князь Тимофей. Ты хоть знаешь, какие слухи гуляют о тебе и… юной княжне Юлии?

Я застыл у двери, стиснув зубы, потом развернулся к кардиналу.

— И какие же?

— Будто у нее с тобой интрижка… Поговаривают, что она не зря зачастила в монастырь святой Милагрос, грехи отмаливает, а может и что похуже…

— У кого мог повернуться язык сказать подобную мерз… — я осекся, внезапно сообразив, у кого. У кого не язык, а змеиное жало, брызжущее ядом и отравляющее все вокруг…

К повторному визиту в монастырь я подготовился основательно. Не поленился съездить к Нишке и пообщаться с ней, потом посоветоваться с профессором церковного права и поднять архивные материалы на предмет прецедентов. Меня злило, что приходится терять время на подобные глупости и уловки вместо того, чтобы искать колдуна и Серого Ангела. Зато в библиотеку Академии наконец доставили нужную мне ранее книгу с переводом. Я даже не смутился из-за осуждающего взгляда смотрителя, равнодушно сунув ее вместе с остальными книгами по праву и истории святынь. Реликвия заступницы Милагрос практически во всех источниках упоминалась очень кратко, но в одной старой книге имелось довольно странное примечание к ее описанию.

Да видящий скрытое узрит благодать в слезах, да мыслящий запретное проведает путь кустам, да откроются звезды, и погаснет солнце, когда человек достигнет Источника…

Меня зацепило в этой фразе упоминание звезд, потому что на гравюре заступница одной рукой прижимала к себе младенца, а второй сплетала лучи небесных светил, указывая дорогу морякам в неспокойном море. Я не мог отделаться от мысли, что это не просто поэтическое описание, а нечто большее…

Матушка-настоятельница холодно кивнула мне.

— Что привело вас сюда, инквизитор Тиффано?

Я оставил любезности для другого раза и также холодно ответил ей:

— Дела. Я приехал забрать изъятые вами архивы по Асаду.

Настоятельница надменно выгнула бровь.

— Какая напраслина! Могли не утруждать себя дорогой, я собиралась вернуть их завтра, — она подошла к шкафу и отворила его собственным ключом, достав бумаги.

— Зачем вы их забирали? Или вернее, для кого?

— Что за тон, инквизитор Тиффано?

— Вы показали их госпоже Хризштайн? — я старался не выдать гнев, пряча записи в дорожный кофр, но пальцы дрожали.

— Я не обязана перед вами отчитываться.

— Не думал, что этой пройдохе так легко удастся вертеть вами…

— Следите за словами!

— Впрочем, пусть. Я вас честно предупредил о ней, но вы не вняли моим словам.

— Честно? Вы за моей спиной пытались украсть реликвию, подослав сюда свою шпионку! Немедленно покиньте монастырь и больше здесь не появляйтесь.

— Покину. После того, как увижу госпожу Хризштайн.

— Она не желает иметь с вами дел. Она собирается принять постриг и остаться здесь, — торжествующе улыбнулась мне настоятельница.

— Да ради бога, пусть остается и выносит мозги вам, я буду только рад. Но со мной ей встретиться придется. И кстати… Распорядитесь принести реликвию святой Милагрос, ее я тоже изымаю.

— Что-о? Реликвия больше не покинет этих стен ни при каких обстоятельствах!

— Согласно церковному праву, имело место осквернение останков преподобного Переграя, которое является преступлением против веры и подлежит дознанию. Гравюра с изображением святой Милагрос считается уликой, и по параграфу 18 Изложений о правилах ведения дознания должна быть изъята и помещена в хранилище до конца расследования.

— Какая нелепость! Вы не можете.

— Могу, — я спокойно положил на стол перед настоятельницей Селестиной разрешительные грамоты с печаткой ордена Пяти. — И заберу. Так где вы говорите сейчас госпожа Хризштайн?..

Удивительно, но Лидия вместе с остальными послушницами возилась на монастырской кухне. Я некоторое время разглядывал, как она колдует над оранжевой тыквой, что-то из нее вырезая и покрикивая на безропотных помощниц, которые подносили ей и подчинялись. Впрочем, зная безумицу. в этом не было ничего странного, она умела… садиться на голову окружающим. Однако все равно было непонятно, как ей так быстро удалось окрутить настоятельницу. Я стиснул кулаки и направился к Лидии, заступив ей солнечный свет.

— Я предупреждал вас, чтобы вы не лезли в дела дознания.

Она чуть поморщилась, словно мое присутствие ей докучало, и продолжила ковыряться в тыквенной мякоти, вырезая из нее… маленькие лодочки.

— Откуда вы узнали о том, где спрятана реликвия? — мой вопрос опять остался без ответа, разве что Лидия чуть высунула язык, пыхтя от усердия над очередным творением. — Вы меня слышите? Хватит дурью маяться!

Она приподняла тыквенную поделку в руке и стала придирчиво разглядывать ее на свет, и я не выдержал.