Сломанные куклы

— А чего такое-то?

— Ты ведь в городе вечером появлялся? Так? Я угадал? В хвойный лес, небось, опять захотелось?

— Да брось ты такие вещи вспоминать… Ну да, правильно, до́ма собрался, потом съездил к Серому, ну, дельце у меня там было к нему небольшое, а потом на яхту уже окончательно завалился. Спать там так неудобно, в натуре, бока все отлежал!

— Точно?

— Зуб даю.

— Во сколько ты был у Серого?

— Да около десяти, в темноте еле к нему на фазенду по грязище-то проехал.

— А с семи до десяти что в городе делал?

— Послушай, чего-то я тебя не догоняю! Ты следил за мной, что ли? Откуда знаешь, что я в городе-то вечером был?

Глеб Никитин с состраданием посмотрел на Данилова:

— …Или паяльник? Твои кореша этим старинным инструментом все еще продолжают баловаться?

Данилов крутил на столе перед собой вилку и тщательно пытался сердито нахмуриться.

— Ну да, правильно… Еще кое-куда заехал… Ненадолго. Твое-то какое дело?! Ты вот на самолет сейчас прыгнешь и через два часа уже в другом государстве, а мне тут целую неделю без бабы в этом баркасе корячиться… Вот я и заехал напоследок, к этой, из паспортного стола, вроде как за допингом… А че, нельзя, что ли! Нет, ну правда, мужики, а?!

— Ладно, кончай истиной исходить, проехали.

Глеб прикрыл за собой балконную дверь:

— Лучше поясни-ка нам, что ты про Галину только что трепанул. Про ее поклонников и прочее.

— А че?! С ней и так все ясно. Верняк, что это сама Галька кому-то из своих бывших раззвонила про то, что Марчелло наследство-то уже на себя оформил; вот они его и начали прессовать. Если он эту шалаву из дома не погонит, то в ближайшие дни закопают его в лесу эти ребята, а денежки и особнячок через его законную супругу им достанутся. Фактически.

— Думаю, что до этого дело не дойдет. И все-таки, — Глеб с грохотом пододвинул стул, снова сел за стол, по очереди пристально посмотрев на Виталика и на Данилова.

— Что мы имеем? Непонятный взрыв месяц назад, во-вторых, вчера утром случился удивительный выстрел в Назара, в-третьих, вечером — наезд машины на Марека. Не многовато для такой скромной компании? Как вы считаете? Да и наша пятничная встреча в парке с молодежью какая-то не совсем случайная была, тут ты прав, Виталик…

Панасенко не успел согласно кивнуть головой, как снова тихо пискнул звонок в прихожей. Дверь в кухню очень скромно приоткрылась и Антонина, с извинениями поглядывая на гостей, махнула мужу, показав, что откроет сама.

Мельком прислушавшись к голосам, Виталик поморщился.

— Соседка…

Продолжить он не успел.

Данилов даже вздрогнул и уронил на стол свою недопитую рюмку, когда страшно запричитала в дальней комнате Антонина.

Мягко шурша тапочками, Виталик мгновенно выкатился из кухни. Во внезапно наступившей тишине было слышно, как он о чем-то громко говорил с женой, что-то спрашивал соседку. Антонина рыдала, потом опять с силой вскрикнула и уже глуше ровно заплакала. Голос Виталика тоже как-то потускнел, он перестал требовательно расспрашивать женщин, забормотал и через некоторое время вышел на кухню к мужикам, бережно и плотно прикрыв дверь в комнату.

Растерянно начал мять ладошки.

— Это соседка наша, с третьего этажа, приходила… Фая, на кондитерской фабрике в сбыте работает… Говорит, что дочка ее сегодня на дачах была, с детишками. Ну, мол, и сама, ну, дочка-то ее, сама и видела… Сережу-то нашего, Серова, ведь убили. Милиции там, в обществе-то, много, говорит, к его домику никого не пускают. Вот.

Стараясь не выпускать близкие слезы из глаз, Виталик очень жалобно посматривал по очереди на своих друзей. Прислонился к косяку и, чтобы как-то занять беспомощные руки, по инерции поднял трубку зазвеневшего телефона.

— Марек. Говорит, чтобы тебя позвали.

Даже не стараясь полностью выслушать все далекие телефонные крики, капитан Глеб Никитин приказал:

— Приезжай. Мигом. Мы все здесь, у Панаса. Кончай сопли пускать, собирай свои костыли и быстро сюда.

И, не заметив, что положил трубку на самый край стола, растерянно взглянул сначала на Виталика, потом, быстро отводя глаза, на Данилова.

— Да что же это такое! Прямо напасть какая-то свалилась! Нет, с этим что-то нужно делать! Совсем распустились, никого не боятся, сволочи проклятые! На власти городские нужно давить, чтобы расследовали подробно все, чтобы ответ полный дали! Поехали, мужики, сами разберемся, что ли!

Виталик кипятился, размахивая над столом короткими ручками.

— Отморозки эти, молодняк…

— Заткнись.

Не подымая глаз, Глеб Никитин тер подбородок.

Данилов деликатно кашлянул.

— Он ведь все время какие-то свои заморочки придумывал. То заправку газовую у нас в поселке выдумал поставить для баллонов и для машин; чертежи все в папке таскал, бизнес-планы толстенные сам писал, считал. А прошлой зимой шампиньоны удумал еще выращивать в развалинах церкви. Там подвалы здоровенные есть, сырые такие, темные.

Потом, когда он с нами-то встречался, все ныл, что знакомый его, ну, по морям-то, звонил, предлагал продать здесь аппаратуру банковскую, ну видеонаблюдение всякое, стекла непробиваемые, вроде какие-то сертифицированные для касс, ну и все такое прочее. Говорил, что дешево можно взять из-за границы. Старший Бендриков, отец мента того ну, свояка марековского, в банке-то в коммерческом уж который год работает, в охране, вроде старшим смены тогда был. Обнадежил он Серого, подтвердил, что у них переоборудование ожидается, по новым требованиям, аппаратура им вроде такая именно в то время была нужна. Серый-то и бегал каждый день с каталогами к президенту того банка, вроде все у них там слепилось, все чики-чики было. Ну он и радовался…

Не ожидая, что Глеб и Виталик с таким напряженным вниманием будут вслушиваться в его слова, Данилов несколько растерялся. Потыкал быстро, без всякого особого смысла, вилкой по тарелкам и, чтобы не замолкать на полпути, продолжил:

— …Дали мы тогда, в этом феврале, я и Марек, денег ему, ну прокрутиться немного на сделке этой, с банком. Он же, Серый-то, долго все ныл, выпрашивал у нас бабки. Я пробил его эту трепотню по своим каналам, вроде все на мази было, по-любому сделка-то должна была у него стрельнуть… Да и аппаратура чего-то быстро так пришла, нормально все складывалось, он тогда еще сам летал в Калининград на таможню, со своими мореходами там документы ладили, деньги платил куда надо. Потом приехал домой, помчался, радостный такой, в банк, а там уже другие дела закрутились, неважные. Хозяева этого банка, московские и местные, из-за чего-то перегавкались в то время, не до него им было; и аппаратура эта, и камеры, и стекла вроде им стали не нужны…

Серега месяц, наверно, с Бендриковым-старшим водяру с горя пил, в банк все опять ходил, просил купить у него технику, сопли там лил. Нам мозги постоянно полоскал: «Ребята, я же верну! Не подведу! Я с машинами на перегон в Калининграде договорился, там квоты на растаможку для меня сейчас покупают, я прокручусь, я обязательно верну деньги!»…

Продолжая по инерции жевать теплую котлету, Данилов помолчал и расстроено добавил в кухонную тишину:

— А у меня Жанка-то сбрендила совсем. В Москву собралась. После всего этого, ну после Маришки-то, понимаешь, она же совсем никакая стала. Да и мне чего-то не по себе, как вспомню эти дела…

Мужики молчали.

Смахнув раз в пятый, наверно, рукавом с лица крохотные непослушные слезы, Виталик с надеждой посматривал на капитана Глеба. Тот, хмурый, не отрывал взгляда от скатерти, все чертил там черенком ножа что-то непонятное. Данилов продолжал делиться с кухонной тишиной своими впечатлениями.

— Как вспомню… Первого мая было тепло, солнце, а второго, когда мы поехали на реку-то, прохладно уже стало, с реки поддувало по-хорошему. Оделись все нормально, в куртках, Назар-то вообще был в камуфляже. Хорошо, что одеться так догадались, посекло нас несильно через одежду-то… Назар тогда суетился все, глушануло его вроде не очень; он как шальной, схватил Маришку, тряс все ее. Она-то уже не дышала, а он трясет ее, дыхание вроде стал делать ей искусственное, я разозлился, насилу оторвал его от девки, чуть не отоварил его сгоряча-то… Д-да, дела наши, делишки…