Страница 2 из 59
«За здоровье хороших пассажиров, а!»
Впрочем, и немного помолчать в долгом пути было тоже хорошо.
Капитан Глеб Никитин возвращался в этот маленький старинный мир, расположившийся в центре большой и медленной страны, с особым чувством.
После чужих городов, после суетливых людей и густых тропических запахов он всегда, даже заранее, даже в предвкушении, был благодарен своему Городу за неминуемые и странно свежие волны детских воспоминаний, за возможность тихо, по-доброму, улыбаться, прогуливаясь по давно знакомым местам, сохранившимся для него на этих узких улочках.
Он возвращался в свой Город всегда. И после того как зареванным мальчиком непривычно надолго расстался с ним впервые, и в следующие годы, когда в двадцать неполных лет успел повидать без малого половину огромного мира, и потом, каждый раз желая неспешно остыть от страшных жизненных обид и ран в его ласковой лиственной прохладе…
И все-таки иллюзии не могли сохраняться так долго.
Что-то удивительное постепенно исчезало. Люди, населявшие Город еще до Глеба, потом дышавшие тем же просторным воздухом вместе с ним и даже те, кто приезжал сюда позже в его многочисленные и долгие отсутствия, люди совсем незнакомые, иногда юные, изредка злые и крикливые, давно уже становились странными для него.
Нередко капитан Глеб печально признавался себе, что отвык жить такой жизнью, такими мелкими делами и незначительными интересами, какие все еще были по-настоящему важны для его прежних друзей и знакомых. Но и отдаляясь, они все равно оставались для него частью чистого и доброго детства, и не их вина была по его сердечному убеждению в том, что они совсем не замечали, как часто, грубо и грязно ругаются, как много пьют, бывают бездумно жестокими и злыми. Другие люди с такими привычками давно стали бы для Глеба попросту неинтересны, и он легко сумел бы вычеркнуть их из своей жизни, но с жителями Города именно так, окончательно, он расстаться не мог и поэтому до сих пор старался при каждом случае понимать своих старых друзей, их поступки, и прощать землякам кое-что, давно уже нелюбимое им самим.
Улыбаясь иногда в тишине размышлений, Глеб Никитин соглашался со своими неожиданными выводами о том, что гораздо более загадочным и непривычным был для своих однокашников он сам, внезапно и редко появляясь в провинциальной тягучей суете. Все меньше и меньше их заботы и желания оставались интересными и радостными для него, а его жизнь в постоянном отдалении от привычного Города была для них какой-то подозрительно другой, невозможной и даже ненужной…
Никто никого не осуждал и не стремился исправить. Зачем? В минуты встреч они без слов признавались себе и понимали, что не будет уже в их жизни таких перемен, какие случились и происходят так часто с ним, а он твердо знал, что никогда не вернется сюда надолго или, тем более, навсегда. Это было совсем ненужным — для спокойствия ему хватало и прозрачных хороших воспоминаний о прежних замечательных днях.
Когда палуба его корабля вставала дыбом в океанских волнах, а он командовал с капитанского мостика хохочущими морскими людьми, глядел в их глаза и побеждал; когда случалось ему жадно пить холодную воду в аэропорту Браззавиль или с усталостью вдыхать густую пыль арахисовых причалов Луанды, именно тогда и происходили с ним те славные мгновения предчувствий скользких шляпок оранжевых подосиновиков, тихой рыбалки на Бузянке и деревянных резных окраин своего Города…
Попрощались в центре, около универмага.
Светало. После душного автомобильного нутра и под последними каплями ночного дождика на улице было прохладно, парень мялся около водителя, открывавшего багажник машины, наверно, сомневался в том, что Глеб сказал ему еще в Москве, на вокзале.
— Дак вот, это… денег-то у меня всего «пятихатка», как разрулим-то?
— Не суетись, спрячь свою негустую наличность. Считай, что это внезапная гуманитарная помощь. Топай к жене и теще, они тебя уже у дверей квартиры с блинами ждут, сейчас угощать будут в особо циничной, думаю, форме.
Повеселев, молодой попутчик загудел поуверенней.
— Слышь, мужик, тебя хоть звать-то как? Я подъехал бы как-нибудь по случаю, отблагодарил, ну там чуток посидели бы, а?
— Звать меня сегодня Гудвин. Пока ты спал, я самым чудесным образом доставил твою задницу в наш волшебный населенный пункт. Так что при личных встречах, приятель, обращайся ко мне именно так.
— Прикольно, Гудвин! Чо, это кликуха такая? Или молдаванин?
Капитан Глеб сверкнул зубами.
— В детстве сказки на ночь нужно было читать, а не пивные этикетки. Ладно все, земляк, топай к жене. Удачи в личной жизни!
Дверь осторожно приоткрылась.
Черные глазки внимательно посмотрели на Глеба снизу через цепочку, человек улыбнулся.
— Ну наконец-то, дождались! Приветик, капитан!
Глеб стал протискиваться в коридор, одновременно пытаясь в тесноте обнять невысокого пузатенького человечка.
Тот суетился, одной рукой закрывал прочную дверь, одновременно стремился сочно целоваться, хватал вошедшего за рукава куртки и радостно при этом тараторил.
— Ну, Глебка, ты как всегда, как с неба к нам сюда свалился! Не звонил тыщу лет, ничего… Дай хоть я подпрыгну, обниму тебя, охламон ты мой дорогой! Ты в этот-то раз надолго или опять проездом? Вон синие тапочки там, внизу, возьми, они мягкие, проходи, проходи, давай быстрей!
Гость чуть неловко и смущенно расставался со своими ботинками.
— Ладно, Виталик, успокойся, я же с тобой рядом, вот, можешь еще раз потрогать. Никуда в ближайшее время от тебя не исчезну. Не суетись, не устраивай в твоей малогабаритной прихожей сеансов бесплатного головокружения.
Обладатель небольшой лысинки радостно хохотнул.
— Долгонько же ты с поселка-то к нам добирался. Как сегодня утром от мамаши-то мне позвонил, так я уж и готовиться-то начал. Весь день тут тебя, понимаешь ждал, соскучился, грустил один-то, покушал уже немножко. Пошли, пошли, давай на кухню!
Виталик бегал от холодильника к плите, ласково посматривая на Глеба.
— Ну говори, говори — нынче-то надолго?
Отыскав привычно удобное положение, Глеб откинулся на вышитые подушки на угловом диванчике и счастливо улыбался.
— Отдохну от всего здесь пару дней, отосплюсь у матушки… Там посмотрим.
И, не вставая, рукой притормозил хозяина на невеликом кухонном пространстве.
— Виталь, как у тебя с работой в ближайшие дни? Давай на выходные куда-нибудь за пескарями махнем, а? Ну прошу тебя, поедем, давай не ленись! Я подремлю хоть на травке, птичек знакомых послушаю, потом ты меня своей ухой угостишь. Правда, хороший план?!
Хозяин не успел ответить, задумчиво пробуя что-то вкусное с кончика ножа.
— Послушай, а чего ты бороду-то завел на склоне лет? На Новый год вроде ни одной пушинки не было на физиономии, а стоило только мне отлучиться ненадолго, как он, видите ли, начал прихорашиваться!
Виталик остановился, засмущался.
— Моя Антонина говорит, что мне так солиднее, ну типа сильнее я так выгляжу, мужественнее с бородой-то. Правда ведь, Глеб?
Нежно и одновременно торжественно трогая обеими руками небольшую черную бородку Виталика, капитан Глеб захохотал.
— Да брось ты, твоя солидность уже давно через брючный ремень переваливается! И никакой растительностью доказывать никому ничего не нужно. Кстати, а где твои домашние, Антонина, дочки?
Опустившись на корточки у открытой духовки, Виталик сосредоточенно сморщился, отворачиваясь от жара.
— Дак как ты утром позвонил, я Антонине и говорю, мол, завтра пятница — попроси на пару дней отгулы, съезди к маме, девчонок отвези на выходные, пусть помогут бабушке на огороде, редиски пощиплют, все такое. Она у меня дисциплинированная, сегодня прямо с завода забежала, сумки уже приготовила с утра, девчонки-то ее ждали. Они сейчас, небось, у самовара в деревне сидят, чаевничают.