Моя профессия спаситель

— Что ты лепечешь? — с несвойственной ему резкостью, если вообще не грубостью, спросил Кремнер. — Объясни толком. Как для идиота.

— Ну, хорошо, — еще тяжелее вздохнула Ани, задержала воздух, выдохнула носом. — Я ведь прекрасно понимаю: обидела тебя в больнице. И тогда понимала, а сейчас… Представляю, что это такое, когда твоя девушка… женщина… Когда она вроде бы остается ухаживать за бывшим… За другим. То есть, я, конечно, этого не представляю, но у меня фантазия богатая. Ты честный, хороший, и благородный. Ты-то поступил правильно, а я… Еще и защитить меня пытался. В смысле не пытался, ты защитил — от сплетен, от скандалов, от всего. Ну а я…

— Подытожим, — припечатал Саши. — Я честный, хороший, и благородный, потому что понял, как ты виной перед Нелдером маешься за все его… героические ранения. Поэтому самоустранился, став, видимо, еще лучше и благороднее. Так? — Сатор кивнула. — И что дальше?

— Дальше я решила, что мне, наверное, стоит взять тайм-аут. Ну, то есть нам взять тайм-аут, — продемонстрировала знание спортивной терминологии Анет. — Все просто очень быстро случилось, сначала одно, а потом другое. Надо было выдохнуть, подумать. А потом я поняла, что уже поздно. Ну что бы я могла сказать?!

— Подожди, — остановил ее гоблинолог. — Все-таки давай по порядку. Ты решила взять перерыв. А сообщить мне об этом тебе Леди запретила?

— И как ты себе это представляешь? — разозлилась Сатор, которую собственные маянья от стыда и виноватости допекло окончательно. — «Дорогой Саши, я, конечно, тварь последняя, и без того тебя унизила. Но давай ты еще подождешь, пока я в себе разберусь!» Так, что ли?

— Примерно. Исключая моменты про «тварь» и «унижение».

— Это почему?

— Да потому, что унизить можно только того, кто хочет быть униженным.

— Снова гоблинская мудрость? — не очень-то уверенно улыбнулась Анет.

— Общечеловеческая! — рявкнул Кремнер, содрав с носа очки. Сатор даже примерещилось, что он их сейчас в сугроб зашвырнет, но Саши ничего швырять не стал, только чуб свой взъерошил. — Может твой… кто-нибудь и оскорбился бы. Только хватит нас сравнивать! Лично я ничего из произошедшего за унижение моего мужского достоинства не принял. Он был ранен, да еще второй раз, да еще так, что ты могла посчитать себя виноватой. И ты на самом деле… — гоблинолог повертел пальцем, слова подбирая, — не разобралась в своих чувствах. Ничего умнее, как отойти в сторону и дать тебе немного воздуха, я сделать просто не мог. При чем тут унижение, скажи на милость?!

— Это как-то все… — такой типичной овцой проблеяла Ани.

— Ладно, хорошо. Что случилось после того, как ты в себе разобралась?

— А потом стало поздно…

— Кто тебе это сказал? — почти проорал гоблинолог. — Твой бохатый жизненный опыт? — он так и сказал: «бохатый». — Хаос, Ани, я не только не он, но даже и не ты, представляешь? У меня есть собственный опыт, мозги и, все твари тебя задери, мнение!

— Ты почему на меня орешь? — не слишком смело поинтересовалась Сатор.

— Потому! Близнецы! Я чего только не передумал, чего только не представил! Да я уверен был!.. Знаешь, сколько раз собирался с духом, чтобы поговорить с тобой? У меня окончательно ум за разум зашел, уж и!..

Саши махнул рукой, будто рубанул.

— Ну так почему не поговорил?

— Потому что сказал: это твой выбор, только твой. Свой я уже сделал, озвучил и даже продемонстрировал, как мог!

— Это точно, — покивала Ани…

— Я не про то, — мигом остыл Саши и покраснел. Как свекла. Да еще густо — от шеи и, кажется, до самой макушки.

— И я не про то, — смилостивилась Анет. — А что ты там говорил про зашедший ум? «Уж и» — это про что?

— Неважно, — лицо гоблинолога приобрело пугающий багровый оттенок.

— Погоди, погоди, — Сатор взяла его за локоть, разворачивая к себе, — мама что-то такое упоминала. И следователь намекал. Ты с ними разговаривал?

— Ну да, — Кремнер пнул смерзшийся комок, — Говорю же, никак понять не мог, что происходит. Может, тебе угрожает что-то, и ты решила меня не втягивать? Или все-таки со своим осталась, а мне предпочла не сообщать? Или, может, другое!

— Саши… — пробормотала Анет, а что еще добавить, не придумала.

— Я просто очень боюсь тебя потерять. Ты мне слишком нужна! — со злостью, даже злобно заявил гоблинолог и все-таки швырнул свои очки в сугроб.

Погода в Кангаре всегда отличалась непредсказуемостью, но в этом году она решила себя превзойти, а, может, у Близнецов что-то там случилось, но зима вздумала прихорошиться, пококетничать, прикинуться эдакой легкомысленной молодухой. А случилось это на самом деле вдруг: ночью деревья еще от мороза потрескивали, а утром на тебе: солнышко драконовой лампой из вех сил слепит, небо васильковое, веселая капель, журчащие ручьи, разом посиневший снег и одуревшие воробьи. Ящеры и возницы тоже одуревшие, подтаявшие сугробы мигом превратили дороги в канавы с жидкой липкой кашей, в которой вязнут и лапы, и колеса. Постовые тоже, конечно, прибалдели чуток — таких пробок и в праздники-то не случалось, потому и свистели соловьями, на радость мальчишкам и все тем же воробьям, которые с равным усердием пытались свистки заглушить.

Короче говоря, не опоздала Ани чудом. Вернее, почти опоздала: когда подъехала к башне со знаменитыми на всю империю часами, лишь спину Нелдера увидела, да переброшенный через плечо вещевой мешок. Пришлось самой кричать, силясь переорать всегдашний вокзальный гвалт, и даже свистнуть — получилось звонко, громко и очень по хулигански. Вообще-то, Сатор в себе таких талантов и не подозревала, была уверена, что свистеть не умеет, а тут как-то само собой получилось.

Главное, Кайрен ее увидел, обернулся, даже лицом просветлел, почти побежал обратно, помог выбраться из экипажа.

Смотрелся он… «Смерть девицам!» — вот как это называется. К обычной его «корсаростости» прибавилась еще и весьма брутальная черная повязка — шрам заметно оттягивал уголок глаза, чуть выворачивая нижнее веко и Нелдер, видимо, этого стеснялся. Кстати, совсем не зря: пиратская нашлепка шла ему невероятно. Впрочем, как и светло серая шинель, и фуражка с блестящим козырьком, с золотистой чашей и обвившимся вокруг него драконом на околыше.

— Я думал, не придешь, — буркнул Кайрен вместо приветствия.

— С чего бы это? — удивилась Ани.

— Ну, может, этот твой любитель гоблинов не захотел бы отпустить. Слушай, здорово выглядишь! Хоть и изменилась, конечно.

— Надо думать, в худшую сторону? — усмехнулась Сатор.

Она и сама прекрасно знала, что в новеньком белом полушубке и этой нелепой, но остромодной шляпке тарелкой, выглядит выше всяких похвал. Недаром же целое утро у зеркала прокрутилась!

Ну а тему «любителя гоблинов» она решила не развивать. И Нелдеру это не нужно, а уж ей тем более. В груди и так покалывало, несмотря на солнце, неотразимого «пирата», общую радость жизни и необыкновенное, чуть пьянящее ощущение какой-то немыслимой свободы. Уж больно взгляд у Саши был, когда она уходила… Нет, он ничего не сказал, ни о чем не спрашивал, но вот взгляд этот! Наверное, так собака вслед хозяйскому экипажу смотрит, зная, что ее человек совсем уезжает, и никакой надежды на его возвращение нет, а она — надежда — все равно есть.

Ани тоже ему ничего не сказала, слов подходящих не нашлось. Просто по-глупому сделала ручкой и вышла.

— Да нет, в лучшую, наверное, — признался Нелдер.

— Что в лучшую?

— Говорю, изменилась ты в лучшую сторону. Только повзрослела, что ли? На девчонку уже никак не тянешь.

— Так, наверное, пора уже и повзрослеть? — рассмеялась Ани, сама понимая, что смех вышел слегка натужным, ненатуральным.

— Ну, не знаю, не знаю. Говорят, ты теперь в министерстве подвизаешься? — светски поинтересовался Нелдер, перебросив свой мешок на левое плечо, а свободную руку кренделем выставил, локоть галантно предложил Сатор.

— Да ну, — отмахнулась Анет, предложение милостиво принимая, — помощник референта.