Порочные

— Эм… — попробовал вмешаться Марк, я лишь отрицательно покачала головой.

— Насколько тебе больно по шкале от одного до десяти?

— На сотню, — развел руками в стороны волк.

— Хорошо. Точнее плохо, — я открыла сумку, закопалась в нее в поисках таблеток, прикидывая, смогу ли смешать в стае необходимый состав… — Вот, — я поставила перед Артом пузырек. — По одной, только в тех случаях, когда терпеть нет вообще никаких сил. Я возьму у тебя сейчас анализы и вернусь завтра. Скорее всего… — я повернула голову в сторону Марка, — мне понадобится, чтобы ты обернулся. Прошел ровно до того момента, до которого проходишь обычно.

— Хорошо, — кивнул Джефферсон, правильно истолковав мой взгляд.

— С этим решили, — кивнула, выставляя на стол еще два пузырька. — Это витамины Колдер, за едой три раза в день. И ты должен начать есть. Даже через «не могу» и «не хочу», даже если вся еда в мире кажется тебе соевым сыром, или протеиновым коктейлем. Даже если к твоему виску приставит дуло какой-то чувак и скажет, что есть тебе не надо, или…

— Или что? — сверкнули знакомым блеском глаза оборотня.

— Или я вернусь сюда, засуну тебе в зад трубку длинною в милю и буду кормить через нее насильно.

Джефферсон у двери закашлялся в бесполезной попытке подавить смех, Арт расхохотался не скрываясь.

— Я не шучу, Артур Колдер. Я действительно это сделаю. Начинать есть можешь сразу после того, как я возьму у тебя анализы. И это не просьба, не испытывай мое терпение.

Колдер усмехается, но безропотно кивает.

Дальше мы просто трепимся ни о чем, пока я беру у него кровь, слюну, волосы и ногти, гоняю в сортир с пластиковой баночкой. Маркус накрывает на стол и варганит нехитрый завтрак — омлет и тосты. Видимо, сегодня это его роль.

Мы уходим ближе к двум часам, когда Колдер почти силой выпихивает нас из дома. Он держится лучше, чем когда я только его увидела, но мне все равно не дает покоя беспокойство. Сумка, в которой лежат анализы почти жжет мне руки. Я думаю, ищу варианты.

Очухиваюсь только когда понимаю, что машина свернула не там.

— Марк…

— Тебе надо купить продукты, наверняка еще какие-то мелочи. Я видел сумку, с которой ты приехала. Удивлюсь, если найду там хотя бы запасные джинсы.

— Мне не…

— Мы едем в магазины, Эмили, — Джефферсон повернул ко мне голову, слова звучат твердо. — Как ты недавно сказала Арту, это не обсуждается.

— Ладно, — поднимаю я обе руки вверх, не желая спорить. — Поехали.

Заодно поговорим. Разговор нам предстоит нелегкий. Вообще время в стае Джефферсонов легким быть не обещает. В замкнутом пространстве машины я слишком остро ощущаю присутствие Марка, его силу, его запах. Воспоминания, как дерьмо в канализации, все никак не желают идти ко дну.

Дери ж тебя…

Глава 3

Маркус Джефферсон

Злость. Злость такой силы, что хочется вдавить педаль газа в пол до упора. А Бартон сидит себе молча на соседнем сидении и пялится в окно, вообще ни черта не замечая.

— Ты сказала, что не полезешь к его волку, — вырвалось рычанием из горла, когда каким-то чудом мне все же удалось доехать до молла без происшествий и припарковать машину.

— Я уже извинилась за это, Джефферсон, признаю, что сглупила, — бросила Эм, держась за ручку двери.

— Он мог тебя разорвать, — я заблокировал замки, развернулся на сидении лицом к Бартон. Ее способность выводить меня из себя абсолютно феноменальна. Сродни магии.

— Не разорвал. Марк… — Эм на миг прикрыла глаза, потом все же повернула ко мне голову, — я не хочу с тобой ссорится. Я здесь не за этим. И, пожалуйста, очень тебя прошу, попроси у совета врача для стаи. Может, не на постоянную основу, может только на первое время, чтобы он поднатас…

— Эмили, — оборвал я девчонку, — Франческа не так плоха, как кажется…

— Не так плоха?! — взвилась вдруг Бартон, глаза полыхнули настоящим гневом. — Да она… Господи, она хоть курсы медсестры прошла?

— Эм, — я покачал головой, — у нее за плечами тот же колледж, что и у тебя, университет, ординатура.

— Это она тебе сказала, Марк? — Эм сощурилась, потом вдруг выдохнула, откинулась на сидении. — Ладно, проехали. Поступай, как знаешь. В конце концов, это твоя стая, ко мне она никакого отношения не имеет.

— Да неужели? — теперь я разозлился, отстегнул ремень, разблокировал двери, выходя на улицу. Мне нужен свежий воздух. Необходим.

Зануда вышла следом, замерев с другой стороны машины.

— Не начинай только гнать всю эту пургу про то, как стая меня ценит, любит и ждет. Как все тут прекрасно ко мне относятся, Джефферсон! Я все детство бесила вас одним своим присутствием! «Зануда-заучка-и-синий-чулок»…

— Мы были идиотами, — пожал плечами, вдруг успокаиваясь. Эмили была права, не во всем, но во многом. — Но, Эм… — я сощурился, — поправь меня, если я ошибусь, но ты так высоко задирала свой нос, словно специально отталкивала нас. Так зачем ты нас отталкивала? Особенно меня…

— Не льсти себе, — покачала Бартон головой и захлопнула дверцу машины. — Пойдем, мы теряем время.

Я закрыл машину, поравнялся с волчицей.

— Пытаешься сменить тему, Эмили? — я поймал девушку за локоть, развернул к себе. — Я думаю, что догадываюсь о том, почему ты так себя вела тогда.

Бартон попробовала отвернуться и мне пришлось удержать ее голову за подбородок.

Нежная… Такая нежная кожа. Белоснежная. Очень чувствительная.

Я гладил большим пальцем острую скулу, наблюдая за реакцией Бартон. За тем, как прервалось на миг ее дыхание, как расширились зрачки, как приоткрылись губы. Сочные, сладкие губы. Я хорошо помнил их вкус и мягкость, хорошо помнил, как может жарко выгибаться волчица, как тихо и испуганно звучат ее стоны, как одуряюще идеальна ее грудь.

— Я была идиоткой, — горько усмехнулась, Эмили. — Маленькой и глупой. Детская влюбленность — очень смешная штука.

— Детская влюбленность? — я опустил руку ниже, на шею, ощущая подушечками пульс Эм. Слишком частый, слишком беспокойный. Провел большим пальцем вдоль нижней губы. Мягкая, такая же умопомрачительная, какой и была. — Я помню твои поцелуи, Эмили, я помню твою кожу под своими пальцами, помню, как ты подставляла моим губам себя, как дрожала, как…

Эмили вдруг подалась вперед, обвила руками мою шею.

Я напрягся.

Зверь внутри тоже замер. Он по-прежнему не узнавал запах Эмили. Он словно распадался и растворялся на составные части, не был цельным. Как и ее поведение сейчас. Женщины обычно так улыбаются как раз перед тем, как схватить тебя за яйца.

— Вот и тешь себя этими воспоминаниями, Джефферсон. Тешь, потому что, как только я вытащу Арта, уеду. И ты меня больше не увидишь, никогда не получишь.

Я сжал руки на талии Эмили.

Она бросала мне вызов, она дразнила меня, и… она села играть в покер явно не за тот стол.

— Хочешь поспорим? — пробормотал, склоняясь ниже, касаясь языком кожи, чертя дорожку к уху.

Эмили отстранилась, и я не попытался ее удержать. Смотрела насмешливо, но на щеках румянец, а в глазах — адское пламя.

— Еще раз прикоснешься ко мне, Марк, и сможешь солировать в детском церковном хоре, — она отступила еще на шаг, а потом просто повернулась спиной, направляясь ко входу в торговый центр.

— Рычи, рычи, кукла, — улыбнулся я. — Вот тебе мое официальное заявление: я хочу тебя, и я получу тебя.

— Мозоли не натри, пока получать будешь, — фыркнула Эмили насмешливо.

А я представил голого Элтона Джона на пляже и задницу Нила Янга, потому что заходить со стояком в общественное место, наверняка переполненное в субботу маленькими гомонящими детьми и их бдительными мамашами, не позволяют остатки совести и здравого смысла.

Бартон, будто издеваясь, сразу же свернула в магазин с нижним бельем. Виктория, мать ее, Сикрет…

Рой Рэймонд должен гореть в аду, настоящий ублюдок.

Элтон Джон и его муж, голая Королева Англии, миссис Саммерхолд и ее обвисшие сиськи…