Порочные

И…

И что-то огненное вышибло меня из контакта. Вышибло с такой силой, что я физически почувствовала этот толчок, раскаленная смола пролилась на нервы, меня приложило о спинку кровати, голова ударилась о стену.

Арт зарычал и заметался на моих коленях, а я не смогла сдержать болезненного стона. Волчицу как будто сбило с ног и протащило брюхом по битым осколками и раскаленным углям. Они вгрызались в тело животного, рвали его, вспарывали, острые, тонкие спицы впились в голову. Мне казалось, я слышу скрип, с которым они прошивают череп. Ощущаю, как пружинит поначалу под ними мозг, и только потом, разрывая, с отвратительным хлюпом, они входят в ткани.

Мои руки повисли вдоль тела, в голове стоял звон и крик Колдера. Дыхание сбилось, мелко колотило все тело, а перед глазами плясали черные мушки.

Я не понимала, что происходит, не осознавала реальность, даже дергающегося и бьющегося в агонии на моих коленях Колдера не воспринимала.

Дверь жахнула о стену с такой силой, что с потолка посыпалась штукатурка, в комнату влетел Джефферсон.

Марк почти стащил меня за шкирку с кровати, разрывая наконец-то контакт между мной и оборотнем, и схватил продолжающего вырываться Арта за плечи, силой прижал к кровати.

— На меня! — проревел Джефферсон. — На меня смотри!

Я захлебнулась в силе.

Все краски и звуки на миг вернулись, а потом снова пропали, смысл слов перестал доходить до сознания, хотя губы Марка продолжали двигаться, он что-то приказывал Арту, но у меня никак не получалось понять, что именно. Я сползла по стенке вниз, подтянула колени к груди и закрыла глаза.

Дыши. Дыши, тупая волчица.

Вот сколько раз тебе, Бартон, говорили не суй руки, не зная куда.

Слабоумие и отвага…

Я не успела отследить, сколько так просидела, просто в какой-то момент все вокруг вдруг пришло в норму. Арт больше не кричал, не отдавал полные силы, ледяные приказы Марк, делся куда-то гул и звон в голове, а спицы наконец-то вынули из черепушки.

— Эмили, — Джефферсон нагнулся, обхватывая меня за предплечья, поставил на ноги. В душе снова шумела вода, Колдера на кровати не было, — не ушиблась?

— Нет, — все еще немного заторможено покачала я головой. — Прости, я… Я залезла слишком далеко. Он сорвался из-за меня. Мне… Я подожду вас внизу. Мне надо будет взять у Арта анализы и обсудить с вами его нахождение здесь.

— Что… — Марк выглядел встревоженным, обеспокоенным, его грудная клетка все еще продолжала вздыматься и опускаться быстрее, чем обычно.

— Внизу, Марк. Он очень силен, да? — спросила прежде, чем выйти.

Джефферсон на мой вопрос только раздраженно передернул плечами.

Я опустилась на стул на кухне, поставила перед собой сумку и рассеянно уставилась в окно. В какой момент все пошло не так? Что именно пошло не так? И что послужило этому причиной? И главный вопрос — если с волком и человеком все в порядке, то что мешает ему выйти? Если, конечно, с ними все в порядке…

Я нахмурилась, достала из сумки ноутбук. Фэллон уже должен был мне скинуть последние анализы Арта, которые у меня были.

Ребята спустились как раз к тому моменту, как я заканчивала просматривать кровь. Я ничего не упустила, те же цифры, что я помню. Незначительное понижение лейкоцитов…

— Эмили, — голос Марка заставил захлопнуть крышку ноута, повернутся на стуле, — ты хотела поговорить.

Арт сел напротив меня, Маркус предпочел остаться в дверях. Тысячу баксов за его мысли, потому что мне казалось, что оборотень ни о чем хорошем сейчас не думает.

— Да хотела. Арт, — я повернулась к Колдеру, перестав разглядывать Джефферсона, но спиной, от макушки до пяток, каждым участком тела продолжая ощущать его присутствие. Оно не нервировало, оно… странно будоражило. Это плохо, потому что сейчас мне надо было сконцентрироваться совершенно на другом, — скажи, — прокашлявшись продолжила, все-таки сумев взять себя в руки, — как часто зверь пытается выбраться наружу, как часто случатся приступы?

— Два раза в неделю примерно, — ответил вместо Арта Марк. Колдер вздохнул, уставился в столешницу, стиснул челюсти.

— Правду, Артур. Скажи мне правду, — перехватила я взгляд оборотня, когда он попытался вообще отвернуться. — И давай договоримся, что с этого момента ты будешь говорить мне правду. Своей подружке ты можешь заливать, ему, — мотнула головой в сторону Маркуса, — тоже можешь заливать, но своему врачу, юристу и любимой бабушке заливать не должен никогда.

— А как же священник, принцесса? — правый уголок губ Колдера дрогнул в отвратительном подобии улыбки. Этот оборотень никогда так не улыбался. Он выглядит действительно уставшим, измотанным, почти опустившим руки.

— Помнится, когда-то давно я попросила тебя принести мне шоколад темнее, чем твоя душа, и ты принес мне стопроцентный горький, сказав, что ничего темнее твоей души найти не удалось, — я накрыла его ладонь своей, не отводя взгляда. — Так как часто у тебя приступы?

— Почти через день, — произнес Артур, и я тут же выставила вперед руку, призывая Джефферсона продолжать держать язык за зубами, потому что заметила, как он дернулся в нашу сторону.

— Хорошо. С этим разобрались. Теперь расскажи про лес, что происходит, когда ты в лесу?

— Я… не знаю… Я просто теряю над собой контроль полностью. Становится очень больно, — он цедит слова, выталкивает их из себя, не желая расписываться в собственной слабости. И желание треснуть его по башке почти непреодолимо.

Нашел перед кем строить крутого парня.

А самое бесячее то, что за словами волка, почти ничего не стоит. Я все еще не вижу полной картины, все еще не знаю, что с ним происходит. Но тут есть тот, кто мне непременно расскажет.

— Тебе хуже, чем в городе?

— Да.

— Какая это боль? Ты знаешь, понимаешь, где она появляется, куда переходит потом? Вспомни.

— Что значит, какая…

— Ноет, тянет, колет, режет, крутит. Она пульсирует или постоянна? — обрываю я Колдера.

— Она выворачивает мне кишки. Постоянно.

— Кишки?

— Нет, — уголок губ Колдера снова дрожит. — Это просто выражение такое, принцесса. Начинается всегда в голове. Но это лишь миг, а потом накрывает все тело. У меня даже волоски в подмышках болят.

Я хмыкаю, ничего не могу с собой поделать. Эта шуточка полностью в духе Артура.

— Сейчас тело болит?

— Ломит немного, как будто грипп подхватил.

Ну тут все стандартно, слава тебе господи. Хуже было бы если бы не ломило, с учетом его состояния.

— Как давно ты пьешь таблетки?

— Две недели, — мямлит Арт.

Я рычу. Ничего не могу с этим поделать, психую так, что когти оставляют борозды в столешнице, дышу через нос.

— Просто, чтобы убедиться, — цежу, глядя на Колдера исподлобья, — ты сожрал оба пузырька за две недели?

Артур бросает на меня виноватый взгляд, как нашкодивший мальчишка, как будто это он подложил мне в шестом классе жабу в рюкзак.

— Да.

— Придурок, — не выдерживаю. Просто не выдерживаю. Понятно теперь, почему у него нет аппетита, почему еда кажется безвкусной. — Ты сейчас на таблетках?

— Нет.

— Как давно ничего не принимал?

— Со вчерашнего дня…

Я выдыхаю почти спокойно.

— Значит так, дальше без меня никаких таблеток, никаких микстур, никаких настоек и прочего барахла.

— А гри…

— Грибы тоже нельзя, — качаю головой, улыбаясь. — Даже от ведьмы.

Наша расхожая шутка. Когда-то давно, Арт приехал ко мне в колледж, я училась на втором курсе. Впереди были сложные экзамены, и я тряслась, как кленовый лист, потому что мне казалось, что я ничего не знаю, что голова пуста, как старая сосновая шишка. Арт, видя мое состояние, вызвался приготовить ужин. Стейк с грибами. Мне кусок в горло не лез так трясло, Колдер, улыбаясь во все тридцать два, на полном серьезе заявил, что грибы он притащил от какой-то ведьмы и, если они не помогут мне сдать, значит, ничего мне не поможет. В конечном итоге экзамен я все же сдала. Ага. Через три недели. Потому что на следующий день после прекрасного ужина и меня и Колдера забрали в больницу. С отравлением. Грибами.