Связанные Местью

Гроул прижался ещё одним долгим поцелуем между моих ног, затем встал на колени.

Он наклонился и поцеловал меня в губы.

Я чувствовала на нем свой вкус, свой запах. У меня перехватило дыхание.

— Это неправильно, — тихо сказала я.

Было ли это предательством? Быть близкой с врагом, с кем-то вроде Гроула, с монстром, это было неправильно на каждом уровне, который я только могла себе представить.

Он помог уничтожить моего отца. Он был причастен к тому, почему он сейчас мёртв. И всё же я находилась здесь, делила с ним постель и наслаждалась этим.

— Перестань так много думать о всякой ерунде, — пробормотал он.

— Ты не можешь понять, — резко сказала я.

Для него грех, вина и стыд не имели значения.

— Возможно, — согласился он. — Но я понимаю твоё тело. — Он прижал два пальца к моему влажному центру и поднес их к губам. — И твоему телу это нравится.

— Ты отвратителен, — сказала я. Я попыталась отвернуться, убежать, но это было почти невозможно, когда его тело нависло надо мной. — Возможно, моё тело реагирует на тебя, но я никогда не буду испытывать ничего, кроме ненависти к тебе, монстр.

Я сжала губы, не в силах поверить в то, что сказала. Как я могла сказать ему что-то подобное, если мне нужна была его помощь?

— Я монстр, ты правильно поняла. Всегда был, всегда буду. Я хорошо умею быть им. Немногие люди находят то, в чем они хороши, то, кем они должны быть, — просто сказал он.

В его голосе не было злости, только смирение.

— Это безумие. Никто не должен быть убийцей. Никто не должен быть похожим на тебя. Ты хочешь быть таким. Ты сказал, что любишь кровь, боль и смерть, и ты притворяешься монстром, чтобы оправдать ужасы, которые ты совершил.

— Ты права. Нет ничего лучшего, чем кайф от убийства. Это возбуждает. Ты против них. Всё или ничего. Ничто в этом мире не заставляет чувствовать себя более живым. Мне это нравится. И мне плевать на оправдания перед кем бы то ни было. Я бы всё повторил. Я ни о чем не жалею.

Я сглотнула.

— Не понимаю. Как можно стать таким? Это всё не может быть из-за шрама на горле.

Он встал с кровати.

— У меня много шрамов и все они сделали меня тем, кем я являюсь сегодня.

Я вглядывалась в его лицо в поисках намека на человечность, которое я видела раньше, но в тот момент он выглядел совсем другим.

— Это не значит, что не может стать по-другому. Ты действуешь непобедимо, но позволяешь своему прошлому и предполагаемой судьбе диктовать твою жизнь. Почему бы тебе не бороться за лучшее будущее?

— У меня нет будущего.

— Но может быть, — прошептала я.

Гроул снова заглянул мне в лицо.

Гроул вновь изучал моё лицо. На его лице была тоска. Он хотел большего от этой жизни, даже если пока не мог признаться в этом самому себе.

Он ушёл, не сказав больше ни слова, а я лежала без сна, глядя в темноту.

Я была слишком взволнована, чтобы спать, и, в конце концов, встала. По какой-то причине мне было необходимо быть рядом с Гроулом.

Когда я вышла в коридор, в доме стола тишина. Мой медленный вдох ощущался незваным гостем.

Я направилась к спальне Гроула, но дверь была открыта, а внутри его не было.

Где же он? Я кралась в темноте, когда мои глаза заметили тусклый свет, льющийся в дом с заднего двора. Подойдя к двери на террасу, я попыталась двигаться бесшумно.

Гроул сидел за маленьким обшарпанным столиком. Полусгоревшая свеча на блюдце едва пробивалась сквозь ночь, но умудрялась отбрасывать жуткие тени на его лицо.

Собаки лежали у его ног. Они не реагировали. Либо они не заметили меня, что не квалифицировало их как сторожевых собак, либо сочли меня слишком неинтересной для реакции.

Гроул выглядел одиноким. За то короткое время, что я его знала, я научилась лучше читать выражения его лица, но я всё ещё не понимала его.

Он искал моей близости, пытался обращаться со мной правильно, хотя никогда не учился этому.

Кто-нибудь когда-нибудь обращался с ним правильно? Возможно, за исключением его матери. Я хотела вернуться в спальню, но что-то удержало меня на месте.

— Я знаю, что ты там, — тихо сказал Гроул.

Я нерешительно подошла к нему.

Он выглядел усталым.

— Тебе надо поспать, — сказал он.

— Тебе тоже.

— Не могу, — признался он.

— Я тоже.

Мы посмотрели друг на друга.

— Можно мне остаться?

Гроул кивнул.

Я сделала шаг к свободному стулу, затем передумала и направилась к Гроулу.

Он нахмурился, наблюдая за мной.

Я забралась к нему на колени и положила голову ему на плечо.

Он глубоко вздохнул, но больше ничего не сделал.

Он был теплым и сильным.

Я втянула его запах.

Прошло немного времени, прежде чем мои веки потяжелели.

Когда я почти заснула, я почувствовала, как пальцы Гроула скользнули по моим волосам. Вверх и вниз. А потом я задремала.

Проснувшись следующим утром, я снова находилась в своей постели, а когда вошла на кухню и схватила ожидавшую меня чашку кофе, Гроул снова стал прежним, отстраненным.

— Я покажу тебе, где похоронили твоего отца, — без предупреждения сказал Гроул.

Я замерла.

Мое горло сжалось от эмоций, и большая часть гнева покинула меня.

— Ты сделаешь это? — мой голос дрожал.

Гроул кивнул, глаза были почти добрыми.

— У тебя должна быть возможность попрощаться. Если это облегчит дело.

Я не была уверена, что это правда, но всё же была благодарна. Его доброта до сих пор удивляла меня. Я не была уверена, что делать с человеком передо мной.

— У тебя была возможность попрощаться с матерью?

Выражение лица Гроула стало ещё более настороженным.

— Я видел, как она умерла, тогда и попрощался. После этого мне перерезали горло, и мне пришлось бороться за свою жизнь.

Я покраснела.

Конечно. Он был маленьким мальчиком, который ужасно страдал. Трудно было представить Гроула кем-либо, кроме могущественного и жестокого парня передо мной. То, что когда-то он был невинным мальчиком, с легкостью забывалось.

Я сменила тему.

— Когда ты мне покажешь?

— Как только ты выпьешь кофе, — он осушил свою чашку и поставил ее на стойку.

Я сделала два больших глотка, обжегших язык и горло, затем кивнула.

— Я готова.

Мы ехали долго, пока яркие огни и людные улицы Лас-Вегаса не остались далеко позади. Ландшафт становился все более грубым, и всё меньше и меньше признаков цивилизации было видно.

Вдоль дороги высились скалы, красные и оранжевые в лучах полуденного солнца. Долина Огня (прим.:Valley of Fire— национальный парк в штате Невада). Я только однажды проезжала через неё, и это было вечером, когда сила цветов не была так видна.

Несмотря на то, что я прожила в Лас-Вегасе всю свою жизнь, я редко исследовала его окрестности. Моя семья никогда не любила путешествовать. Мы ездили отдыхать в Аспен, Мексику или на Багамы.

Моя грудь резко сжалась при воспоминании о нашей последней лыжной поездке в Аспен в феврале прошлого года. Даже отец позволил себе достаточно свободного времени, чтобы покататься с нами на лыжах, и вечером мы все собрались у камина в нашем лыжном домике.

Внезапно я перестала ценить скудный ландшафт. Эта поездка была одной из прощальных. Я больше никогда не проведу каникулы со всей семьей, никогда не увижу, как отец борется с огнем в камине, извергая проклятия, в то время как мать отчитывала его за это.

Я даже не была уверена, увижу ли когда-нибудь снова свою сестру, и если с ней что-то случится, ни мама, ни я не сможем жить с этим.

Мне пришлось заставить себя дышать, несмотря на ком в горле.

Гроул уставился на меня, но я проигнорировала его. Я не хотела с ним разговаривать. Мои эмоции были вихрем, который я едва могла понять. Я сомневалась, что он сможет это сделать, и боялась, что он попытается отговорить меня от посещения могилы отца.