Страница 16 из 24
С той стороны камышей, куда ушли наши охотники, гремят частые выстрелы. Нам с Сашкой не видно, как утки шлёпаются после меткой стрельбы, и мы немного завидуем. Но мы понимаем, что скоро вырастем, и будем тоже ходить на охоту по уткам в резиновых костюмах.
Вечером охотники подходят к лагерю увешанные утками. Все они очень довольны и говорят, что такое обилие уток наблюдают впервые. Дядя Петя ухитрился сбить большого гуся гуменника, неожиданно налетевшего на него. Он доволен и говорит, что этот гусь – отбившаяся от стаи одиночка, и что ему – дяде Пете – повезло. Отец сообщает, что несколько утиных подранков уплыли, и что он рано утром, до рыбалки с бреднем, пройдет с Рексом вдоль камышей и доберет их. А еще поохотится на бекасов. И может нас с Сашкой взять с собой, если мы проснемся и захотим. А кто не захочет?!
Бекасы. Ночуем мы с мамами и всякими девчонками в автобусе, а мужчины и Рекс – у костра. Мы устали, спим крепко, и почти проспали, если бы не отец. Он нас расталкивает и велит тихо и быстро одеваться. Мы стараемся, но тихо и одновременно быстро у нас не получается, и мы будим пол-автобуса.
Ещё совсем темно, только чуть-чуть светлеет восток. Сеет мелкий осенний дождичек, слабый ветерок чуть шевелит верхушки камышей. Отец говорит, что дождь скоро кончится, и что погода самая легашачья.
Пока мы идём к месту охоты, дождь и вправду прекращается. Лёгкий ветерок продолжает дуть вдоль камышей. Рекс снуёт то влево, то вправо. Он уже начал работать. Отец объясняет, что подраненные утки почти всегда выбираются на берег, и тогда с умной собакой их легко отыскать. А оставлять подранков после охоты некрасиво, не по-охотничьи, и нам с Сашкой надо это запомнить. И мы запоминаем. Ещё отец говорит, что добирая подранков вдоль камышей, можно встретить и совершенно здоровых уток, а также бекасов и всяких других куликов. И стрелять их из-под стойки курцхаара Рекса.
Вот Рекс тянет к камышам и стаёт, приподняв заднюю ногу. Мы с Сашкой давно знаем, что стойки у Рекса не всегда картинно правильные. На стойке он может поднять или переднюю, или заднюю ногу, а может вообще никаких ног не поднимать, а стать так просто, как шёл. Рекс немного стоит, а потом суётся в камыш и выносит оттуда мёртвую крякву. Принимая от кобеля утку, отец поясняет, что подранок вчера вечером вылез на берег, а к утру сдох, и если бы не Рекс, то так бы и запропал совсем.
Следующая утка оказалась лёгким подранком. Удирая от Рекса, широконоска ухитряется добраться до глубокой лужи, где пытается нырять. Рекс мастерски добирает её, то ожидая на берегу, то бросаясь в воду и поднимая фонтаны брызг.
Чуть позже кобель стаёт в кустах перед небольшим зеркальцем воды. Почти сразу с лужи снимаются два чирка и, набирая высоту и скорость, поворачивают в сторону залива и камышей. Отец стреляет дуплетом настолько быстро, что выстрелы как будто сливаются в один звук. Оба чирка валятся в траву, и Рекс по очереди выносит их отцу. Вот это меткость! Мы с Сашкой восхищены умением отца стрелять, и работой собаки тоже.
Чтобы ничего не мешало ему прицеливаться, отец даёт нам нести уток. Эти утки пахнут как-то по-особому приятно, пером, камышом и волей. Они мешают нам идти, но это тоже приятно. Мы чувствуем, что становимся настоящими охотниками!
Так мы идём, изредка постреливая, примерно час. Рекс то выносит вчерашних уток из камыша, то стаёт на стойки и ждёт выстрелов отца. У нас с Сашкой уже по шесть уток, и нам очень тяжело идти, почти невозможно. Мы далеко отстаём от отца. А неутомимый Рекс всё работает! Наконец увлекшийся отец замечает наши трудности и возвращается. Отбирает у нас восемь самых тяжёлых уток, оставляя нам по два лёгких чирка. И мы поворачиваем назад, в лагерь.
Но ещё рано, поэтому отец уводит нас в мокрую луговину с отросшей после летних покосов травой. Трава пожелтела и уже почти вся полегла. Среди травы виднеются высокие кочки, а также глубокие следы коров, в которых блестит вода. Отец говорит, что здесь прячутся бекасы. И правда, вскоре Рекс красиво стаёт между кочек. Его голова низко наклонена над землёй и повернута в сторону, откуда пришёл к нему запах. Кобель нервно дышит, и мы видим, с каким трудом он сдерживает дыхание, чтобы не спугнуть птицу. Отец говорит шёпотом, что бекас сидит совсем рядом. Приложив ружьё к плечу, отец командует Рексу: «Вперёд!». Кобель делает шаг, и в нескольких метрах от него из-под кочки вырывается пёстрая длинноклювая птичка, тут же обделывается и с криком улепётывает. Летит она сразу как-то очень быстро, низко над землёй, делая резкие повороты и сливаясь с пожухлой травой. Мы успеваем подумать, что попасть в неё совершенно невозможно. Однако отец, чуть поведя стволами, ухитряется сбить и этого малыша! Рекс по команде сходит со стойки и быстро отыскивает в траве добычу. Мы с Сашкой внимательно рассматриваем оперение, слегка обслюнявленное Рексом. Сразу бросаются в глаза длиннющий клюв и голенастые ноги. На пёстрой спинке замысловатый узор из коротких перьев, которые ближе к хвосту превращаются в две длинные косички. Хвостик оторочен по кругу серебристыми и рыжеватыми пёрышками. Живот светлый, почти белый. Там, где попали дробинки, перья выбиты и под кожей виден толстенький слой жира. Отец говорит, что осенний бекас нагулял жирок, и что он очень вкусен, если его правильно приготовить.
Следующего бекаса Рекс срабатывает по-другому. Он прихватывает птицу очень далеко, работая верхом, то есть верхним чутьём, не копаясь в следах-набродах. Всё это нам поясняет отец после того, как сбивает и второго бекаса. А вылетает бекас очень далеко, и от собаки, и от отца. «Хлопнув» птицу таким дальним выстрелом, отец становится чрезвычайно довольным. Он выбирает кочку посуше, садится и неспешно закуривает. Мы стоим рядом, держим уток и бекасов, и тоже совершенно довольны. Рекс ложится подле отца и мгновенно засыпает. Он устал. Отец говорит, что больше охотиться не будем, потому что надо поберечь собаку; Рексу скоро девять лет. Немного передохнув, мы весело идём в лагерь, который начал потихоньку пробуждаться. Слышим голоса и звон посуды. Женщины готовят завтрак.
Над луговиной летают ласточки. У них длинные раздвоенные хвостики, и мы знаем из Брэма, что это – деревенские ласточки. Отец вдруг останавливается, снимает с плеча ружьё и даёт его мне: «Ну-ка, попади в ласточку!». Но ни я, ни Сашка не отваживаемся выстрелить не то, что в ласточку, а просто в белый свет, потому что знаем, как может ударить в плечо отдача у большого ружья двенадцатого калибра. Да и шутит отец, конечно, потому что очень любит всех птиц, а ласточек в особенности. Так и оказывается. Отец нас испытывает, что у нас перетянет: тяга к выстрелу, или любовь к ласточкам. И кажется ему, что всё хорошо, и что мы уже правильные охотники, и никогда не будем стрелять ласточек и певчих птиц. Это так кажется ему, а вот мы с Сашкой думаем, что если бы ружьё было поменьше, ну, как та отцовская трофейная двадцаточка, то очень может быть, что и выстрелили бы, даже по ласточкам…
Отец перед рыбалкой бреднем на Куршском заливе. 1950-е годы
Бредень. После вкусного завтрака, приготовленного женщинами, мужчины разворачивают длиннющую сеть с поплавками и грузами. Она называется бредень. Мы с Сашкой видим его впервые. В середине бредня длинная «мотня». Отец объясняет, что это особый кусок бредня, вроде капюшона из сетки, специально устроенный так, чтобы в нём собиралась вся попавшаяся рыба. А название «бредень» происходит от того, что рыбаки, когда ловят, то «забредают» в воду подальше и поглубже.
Бредень переносят к берегу, в том месте, где почти нет камышей. Рыбаки в резиновых костюмах, взяв один конец бредня, потихоньку заходят в воду. И отец идёт вместе со всеми. На берегу остаётся дядя Петя, женщины и мы с девчонками. Сначала мы должны постепенно отпускать оставшийся на берегу конец бредня, и следить, чтобы он не запутался, а потом – помогать вытягивать сеть на берег. Нашими действиями руководит дядя Петя.