Десант Тайсё

— А вдруг десант высадится уже сегодня?

— Предчувствие говорит, что моя статья опередит его. Следовательно, всё будет о’кей. Вот увидите, дорогой Пётр Михалч. Значит, пока не надо вооружать всех рабочих и готовить безумный взрыв, от которого первыми пострадаете вы сами.

— Хорошо бы... — задумчиво протянул Костя. — Ох, как это было бы здорово...

Редкую в такой обстановке душевную беседу прервал Ман, вихрем ворвавшийся в кабинет. Словно опалённый огнём сражения, он с разгона описал стремительную дугу и тормозяще упёрся руками в стол, возмущённо выпалив:

— Там творится хрен знает что! А они рассиживаются, покуривают!.. Ждёте, когда из вас выпустят потроха? Почему до сих пор не организована контрдемонстрация рабочих?

Куда пропала Красная гвардия? Надо немедленно разогнать эти сумасшедшие банды хунхузов! Костя, срочно займись ими! Аты, Пётр, срочно напиши самый решительный протест, сурово осуждающий провокационные действия консульства! Всё это устроено Кикучи!

— Во-он графин. Охолонься, родимый, — предложил Пётр. — Дрогашевский с Мельниковым своё дело знают. А булгачить рабочих пока ни к чему. Хотя... Пойду гляну, что там происходит. Пока, Фрэнк.

— Я с вами, — махом поднялся Кинг с кресла.

Ман по инерции продолжал сотрясать воздух стремительными взмахами рук, указующими призывами. Деликатность мешала Косте прервать в основном верную лавину слов, больше подходящих для митингового пространства. Спас его Проминский, сообщив по телефону, что имеет уникальный документ. Подобное слово он использовал крайне редко. Значит, верно добыл нечто особенное. Лучше бы познакомиться с документом наедине, поскольку назойливый Ман уже угнетал. Но как избавишься от него? Смущала треклятая деликатность. Возмужавший в другой среде, Проминский всё решил просто:

— Уважаемый секретарь Исполкома, у меня срочное дело к председателю. Извольте заняться непосредственными обязанностями.

— Это что ещё за чрезвычайные секреты? — встопорщился Ман, привыкший к иным отношениям.

— Их диктуют обстоятельства. Прошу немедленно оставить нас, — уже приказал Проминский.

Подобный тон был оскорбителен, унизителен для старого большевика, впервые после каторги бесцеремонно выставленного вон. Ман вовсю разразился гневом за дверью. Леонид плотно прикрыл её и, помахивая перед собой рукой, скривился от дыма:

— Ну, куряха, и начадил ты... Не продохнёшь. Кончай смолить!

— Не-е... Пускай видят, — кивнул Костя в сторону эскадры, — у нас тоже кое-что дымится!

Впрочем, Леонида занимал уже совсем иной дым... Он достал из-под бушлата и расправил большой лист бумаги. Маркое от свежести объявление вещало:

Я, командующий японскою эскадрою, питаю глубокое чувство к настоящему положению России и желаю немедленного искоренения междуусобиц и блестящего осуществления революции. Поэтому я до сих пор абсолютно избегал совершать каких-либо действий как вмешательство во внутреннюю политику России или оказания поддержки той или ной политической партии или давления, так как подобные действия напрасно препятствуют осуществлению революции и мешают возможности вынести соответствующие решения, основывавшиеся на разуме народа.

Однако, глубоко тревожась, что в настоящее время здешние политические споры всё более остры и, в конце концов, не будут возможными избегнуть возникновения беспорядков, и, увидя, что вследствие того, что в надлежащих органах, на которые возложено поддержание безопасности в городе, не наблюдается порядка и город попал в такое положение, что у него как бы нет полиции, я не мог не беспокоиться о жизни и имуществе проживающих в городе подданных Японской Империи и держав согласия.

К сожалению и неожиданности ныне в городе произошли среди бела дня убийство и ранение трёх японцев, что заставило меня принять на свою ответственность защиту жизни и имущества подданных Японской Империи и, следовательно, я принуждён высадить десант с вверенной мне эскадры и принять меры, какие считаю соответствующими. О дальнейшем направлении мною у Японского Императорского правительства испрошена инструкция.

Однако так как принятые мною меры заключаются в защите японских подданных, то ещё раз заявляю, что горячо питаю глубокую дружбу и сочувствие русским властям и русскому народу и у меня нет иной мысли и желания, чтобы русский народ ни о чём не беспокоился и, как обыкновенно, занимался своими делами.

5 апреля 7 г. Тайсио

Командующий Японскою Эскадрою

Контр-адмирал Хирокару Като».

— Отпечатано в типографии «Владиво-ниппо». К тому же сегодня ещё только четвёртое апреля седьмого года Тайсио, — подчеркнул Проминский, вытягивая длинные ноги в щегольских хромовых сапогах.

Стиснув трубку подрагивающими губами, Костя подошёл к окну. Со всеми шлюпками на местах, «Ивами» ничем не выказывал своих намерений. Лишь его флаг стремился по ветру на берег. И синие лучи протавренного на полотнище солнца извивались, точно щупальца спрута, готового в любой момент задушить свою жертву. Все слова были никчёмны.

Однако Проминский вдруг разговорился, выкладывая свои варианты завтрашнего поведения союзников. Некоторые из версий были весьма интересными. Если бы консулы слышали их — с удовольствием бы воспользовались идеями, чтобы обвести друг друга. К сожалению, неуёмному Талейрану не удалось найти главное: надёжный способ избавиться от роковой неизбежности. Хотя даже тут он утешил, что в принципе опасность невелика: если японцы и высадятся, то в основном для защиты своих трёхэтажных борделей, которые грозил закрыть Исполком, не понимая, насколько те важны для спокойствия десантников, засидевшихся на опостылевшем крейсере. Ведь их вполне могли опередить американцы с англичанами. Вполуха слушая это, Костя недоумевал, как в такой ситуации он умудрялся ещё балагурить...

Затем случилось тоже непостижимое. Слоняясь по кабинету, Костя взглянул на объявление Като. Крупный траурный текст лежал на письменном столе вверх тормашками. Пожалуй, новый ракурс и высек столь же невероятную догадку: разве этот документ не является фактом высадки десанта? Пусть он ещё неважен для Москвы, зато вполне пригоден тут как обвинение в вероломстве! Лихорадочно скатывая в трубку зловещий лист, Костя всё выпалил Проминскому, который согласился:

— Бравенная мысль. Благословляю. И для надёжности готов сопровождать, чтобы вместе прорваться к Ленлопу.

Но им повезло. Натощак трудно митинговать с должным усердием. Проголодавшиеся «демонстранты» убыли на обед, освободив путь в консульство. Проминский остался около льва. В такой деликатный момент не стоит своим видом напоминать Ленлопу о недавнем аресте полковника Боткина. Вдобавок следует позаботиться о благополучном отходе.

Прежде неприступно-близорукая, мисс Уэст на сей раз узнала Костю ещё издали, тотчас любезно доложила Ленлопу. Но тот по традиции не спешил пригласить к себе незваного визитёра, В столь напряжённое время у старшины консульского корпуса имелись дела поважнее. Сияющий маятник высоких часов, копирующих Биг-Бен, равнодушно отсчитывал минуты. Последние мирные минуты Владивостока. Последние минуты жизни множества людей... Ждать становилось всё невыносимей. Уже в полузатмении Костя вспомнил, что обязан чтить правила хорошего тона, спросив мисс Уэст:

— Согласен ли мистер Ленлоп на высадку японского десанта?

— Ах, господин Суханов, кому интересно, согласны мы или нет... — печально потупила она пламенные глаза.

Эта искренность переменила настроение. Как точно обыкновенная женщина передала суть всей политики союзников... Забыв нужные слова. Костя лишь поклонился. Когда за окнами снова грянул хор сытых «демонстрантов», грустная мисс Уэст любезно приоткрыла белую дверь кабинета.

Накаляющаяся обстановка заставляла Ленлопа носить прежний френч с майорскими погонами и пёстрым букетом наградных планок, вероятно, полученных за каждого германского диверсанта, пойманного в окрестностях. Безразличными глазами он показал на кожаное кресло у фигурного столика, предложил миниатюрную рюмочку бренди, сигары. Сам закурил белую трубку знаменитой фирмы «Донхилл» и многозначительно свёл к переносью белёсые брови, точно покрытые инеем. Сложно было государственному человеку, обременённому тьмой проблем, перестроиться на разговор с каким-то мальчишкой, попавшем сюда исключительно благодаря благоприятному расположению звёзд на американском флаге. Костя уже не мог убивать время на положенный этикет, нетерпеливо спросив: