Виктория

Перед особняком сияли чёрным лаком шикарные мерседесы с флажками на крыльях, а у дверей топтался милиционер, настороженно поглядывая на прохожих.

«Посольство Швеции», – вспомнила Вика.

Её внимание привлекла смятая серо-голубая бумажка, валявшаяся на тротуаре. Из любопытства она подняла её и развернула. Это была пятирублёвая купюра с парашютистом.

– Снова милостынька, – прошептала Вика. – Пятнадцать рублей, если с той десяткой.

Она не знала ценности денег. Сколько, например, стоит хлеб: пятьдесят копеек или пятьдесят рублей? И можно ли что-нибудь купить на пятнадцать рублей?

Хлебный магазин она заметила издалека, к нему змеилась длинная тёмная очередь. Вика пристроилась в хвост очереди, засунула руки в рукава, сделав подобие муфты.

– Простите, сколько стоит хлеб? – спросила она у старой женщины в очереди в пуховом платке и ватнике.

Старушка зорко глянула на Вику, но не удивилась:

– Вакуированная? Оно и видно… Пятнадцать рублёв, по одной буханке в руки дают. Без карточек… С первого числа карточки будут. А на рынке триста рублёв буханочка – есть не захочешь!

Пятнадцать рублей – ровно столько и есть. Она отстояла длинную очередь, получила маленькую буханку чёрного пахучего хлеба, спрятала её под куртку. Несла этот хлеб за пазухой как котёнка, как живое существо, чувствуя его сытный запах, от которого кружилась голова. И почему она раньше не ела ржаной хлеб?

Побродив по улицам, Вика замёрзла и решила вернуться в коммуналку к Валентине.

***

Дверь в общую квартиру была открыта. Она прошла по коридору, заставленному корзинами, тазами, лыжами и ненужным хламом, поскреблась в дверь Валиной комнаты.

– Заходи, – пригласила Валентина.

– А хозяйка не будет сердиться? – шёпотом спросила Вика.

– Я попросила за тебя, она разрешила недолго пожить, – успокоила Валя. – Небескорыстно, правда. У её сына глаза болят, она просила посмотреть.

– Конечно, без вопросов… – Она вытащила хлеб из-за пазухи и положила на стол. – Меня взяли на работу в санпропускник!

– Как хорошо! – всплеснула руками Валя.

– А знаешь, под чьим началом? Жуканиной Анны Ивановны. Я не сразу догадалась, что это она. – Вика разделась, потёрла озябшие руки.

– А ты её знаешь?

– Знаю заочно. Я читала статьи, как в войну она работала в эпидемстанции. Во многом благодаря Жуканиной не случилось эпидемий. И этот санпропускник на вокзале она организовала. Чудесная женщина, а ведь молодая совсем!

– О какой войне ты говоришь? – Тёмные брови Валентины поползли вверх.

– Об этой, – смутилась Вика, поняв, что забылась и ляпнула лишнего.

– А звучало, будто в прошедшем времени, – засомневалась Валя и вздохнула. – Это последствия контузии.

– Это я мечтаю, кончится же она когда-нибудь… Серёжка, чай будем пить?

– Будем! А можно мне конфету?

***

Пили чай с хлебом, намазанным прозрачным слоем масла, с печеньем и карамельками.

– Я так не хотела уезжать из Москвы, – призналась Валя, – из-за Серёжки пришлось. Слух кто-то пустил, что немцев видели в городе, может, просто слухи, я верить не хочу. Ты что-нибудь слышала?

– Нет, я ничего не помню. Расскажи…

– Шестнадцатого октября я собралась на работу. Я на заводе работаю в отделе контроля. Подхожу к метро, а там толпа людей, все в панике: метро закрыто, трамваи не ходят, автобусы тоже… Мы пешком с сослуживицей пошли. Приходим, а проходная закрыта, никого на территорию не пускают. Говорят, домой идите, не работает завод, вам всё сообщат.

Мы стоим в растерянности. Как так? И что теперь?

Делать нечего, домой пошли. Тут вижу: ветер несёт какие-то обрывки бумаги прямо на меня, портрет чей-то разорванный. Поймала обрывок, а это портрет Сталина: его нос, усы, лоб с зачёсанными волосами. А на помойках горами красные книги, знаешь, эти ленинские сборники, «Истории партии». Люди испугались и стали выбрасывать. Вот тут мы и поняли, что немцы будут здесь не сегодня, так завтра. Чудовищно, просто немыслимо…

Валя замолчала, пытаясь справиться с волнением, потом продолжила:

– Страшно было… Своих бандитов мы не боялись, хотя их было, наверно, много. Мы слышали, что стали грабить закрывшиеся магазины и склады. А вот немцев боялись, уже были наслышаны об их зверствах. Нам с сотрудницей повезло: возле бакалейного магазина раздавали крупы и сахар, нам досталось по три кило пшеничной крупы и сахара и по пуду муки. Это всё нам теперь пригодится.

Вика слушала и не перебивала, Валин рассказ её впечатлил.

– По шоссе шла толпа людей, как на демонстрации, только с чемоданами, мешками, узлами вместе флагов. А потом мне позвонили и предложили эвакуироваться с заводом в Куйбышев. Говорят, что и Сталин покинул Москву…

– Нет, он остался в Москве. Сначала хотел уехать, но передумал, только дочь отправил в Куйбышев, – уверенно сказала Вика.

– Ты это точно знаешь? – Валины глаза засияли надеждой.

– Абсолютно.

– Слава богу! – выдохнула Валентина. – Теперь я знаю, что Москву мы отстоим.

– Это только так говорят, а никакого бога нет, – влез с замечанием Серёжа.

– Отстоим, я знаю, верь мне. И до самого Берлина дойдём, и красный флаг будет развеваться над Рейхстагом.

– Ты так уверенно говоришь, что я верю, – улыбнулась Валентина.

– И верь. Это точно, как завтра взойдёт солнце.

– Вика, а родители у тебя живы? – Отхлебнула чай из чашки и отставила. – Остыл совсем…

– Отец умер три года назад, а мама… она далеко, в Ташкенте. – Ей почему-то пришёл в голову Ташкент.

– Ты получаешь от неё известия?

– Нет.

– Не переживай, с твоей мамой всё хорошо, – поспешила успокоить Валя, заметив, что Вика помрачнела. – Ты сама напиши ей до востребования или телеграмму отправь.

Если бы можно было! Но как? Написать на конверте: вручить адресату в мае 2017 года? Бред же… Хотя…

Вика задумалась, потом взяла карандаш и начала писать: «Мамулечка! Если ты читаешь это письмо, значит, задуманное у меня получилось. Я жива и здорова и очень надеюсь, что вернусь домой…»

6

Очередь в милицию начиналась от кабинета, а заканчивалась на широком крыльце здания. К счастью, двигалась она довольно быстро. Те, кто заявлял о потере паспорта, отправлялись к молодой женщине в синей форме и берете на тёмных волосах. Документы на прописку принимала другая, постарше.

Вика нервничала, стискивала кулачки.

– Фамилия, имя, отчество, дата рождения? – скороговоркой тараторила милиционерша.

– Фомина Виктория Александровна, десятого мая 1913-го.

– Когда и где утерян паспорт? Где бомбили? Возле Москвы?

Она записала данные, обстоятельства утери паспорта, заверив, что после тщательной проверки будет новый паспорт. Взяла бланк, выписала временную справку.

«На что я надеюсь? – думала Вика дорогой. – Сделают они запрос, и выяснится, что никакой Виктории Фоминой 1913-го года рождения не существует. И что потом?

Ах, если бы вернуться домой! Как так вообще вышло, что я попала сюда? Угодила в какой-то портал, или что там бывает? Если так, то выход должен быть там же, где и вход…»

– Ты чего пригорюнилась? – тронула её за руку Валя.

– Да так, задумалась… Валя, мне надо на рынок.

***

Продать крестик с цепочкой она решила ещё вчера – денег не было ни копейки. Надо покупать продукты, бельё и кое-что из одежды; мыло, зубной порошок, щётку… А зарплату она получит только через месяц, этот месяц надо как-то жить. Висеть на Валиной шее было совестно. Очень жаль крестик, но больше ничего ценного у Вики не было.

– Зачем тебе на рынок? – удивилась Валя.

– Хочу продать крестик, деньги нужны.

– Покажи крестик.

Вика сняла витую цепочку и вложила в Валину ладонь. Крестик был тонкой работы, с фигуркой распятого Христа со склонённой головой, увенчанной терновым венцом.

– Это ценная вещь. – Валентина полюбовалась блеском золота. – Ты верующая? Я и не знала…