Виктория

– Здесь указаны два человека…

– Сейчас уйду, я только помогла с вещами. – Вика указала на мешки и чемоданы.

Комнатка была маленькой, не развернёшься: окно с плотной светомаскировочной шторой, старый диван под пледом, двустворчатый шкаф, маленький стол и сложенная раскладушка у стены. Но она имела большое преимущество в виде отдельного входа из общего коридора, в конце которого была большая кухня.

– Если не получится у тебя с жильём, то возвращайся сюда, – предложила Валя, – мы поместимся на диване, а Серёжа будет спать на раскладушке.

– А хозяйка что скажет? Я не заметила радости на её лице.

– Да ничего не скажет, не на улице же тебе ночевать… Серёжа, чего приуныл? Распаковывай свой чемодан. Устроимся и будем кашу есть!

Вика порезала банан и яблоко, разложила кружочки и дольки на тарелке. Вскрыла пачку, вынула три печенья да прибавила несколько конфет к чаю. Серёжа во все глаза смотрел на угощенье.

– Я никогда не видел такое печенье. – Он погладил красно-жёлтую упаковку «Любятово» с колосьями. – Это заграничное, что ли? А это банан? А почему он жёлтый? Мама покупала бананы, но они были зелёные.

Бананы появились в СССР в тридцать восьмом году. Их стали закупать по распоряжению Сталина, которому очень понравился экзотический вкус.

Бананы привозили незрелыми, чтобы не испортились раньше времени. Даже такие зелёные плоды были дефицитом. Для съёмок фильма «Старик Хоттабыч» не нашли настоящих бананов, использовали муляж из папье-маше… и окрасили его в ярко-зелёный цвет: плодов другого цвета художники не знали.

– Ты читать умеешь, Серёжа?

– Мы только буквы в школе учили, а потом в эвакуацию поехали. – Он старательно выговаривал слово «эвакуация». – Мама сказала, что здесь я буду опять ходить в школу.

Это хорошо – не сможет прочесть сроки годности и дату изготовления.

Пришла из кухни Валя с дымящейся кастрюлькой.

– Вот и каша… пшеничная с маслом… Вкусная! Керосинку надо будет покупать. Хозяйка сказала, что свою давать не сможет. – Она разлила жидкую кашу по тарелкам, нарезала горбушку хлеба на ломтики. – Приятного аппетита!

Вика, избалованная деликатесами, готова была поклясться, что вкуснее этой каши ничего сроду не ела. Было неловко есть Валину еду, но она утешала себя, что на чужой шее никогда не сидела и сумеет отблагодарить.

Потом пили чай, экономно откусывая от печенья.

– На вокзал хочу сходить, – сказала Вика, отставив чашку, – я утром видела, как приехал санитарный поезд, медсёстры раненых принимали. Медики там нужны, я думаю. Хоть у меня паспорта нет, но всё же попробую.

– Кстати, про паспорт! – вспомнила Валя. – Завтра мы пойдём в милицию, я подам паспорт на прописку, а ты заявишь об утере. Тебе справку выдадут, а потом и паспорт после проверки сведений.

«Проверки сведений»! Этого Вика больше всего боялась.

5

– Простите, я могу видеть врача?

Медсестра в белом халате с завязками на спине удивлённо оглядела Викину одежду:

– Анна Ивановна в санпропускнике.

– А где это?

– Вон там, куда носилки понесли… А вы из посольства? – полюбопытствовала медсестра.

«Почему из посольства?» – подумала Вика, а потом её осенило: выделяющаяся одежда ввела в заблуждение сестру.

Пройдя через коридор, полный людей, и тамбур, Вика заглянула в кабинет, где две женщины в белых халатах осматривали раненого на кушетке.

– Здоров, – констатировала одна, сделав пометку в журнале, – отправляем в госпиталь.

– Анна Ивановна? – осмелилась подать голос Вика.

Молодая женщина лет тридцати повернулась к посетительнице. Лицо было закрыто марлевой повязкой, но глаза были добрыми и спокойными – это её приободрило.

– Забирайте раненого, инфекций нет… – кивнула она санитарам. – Вы ко мне? Сейчас выйду.

– Что вы хотели? – Анна Ивановна вышла, прикрыв дверь в кабинет.

– Я ваша коллега, эвакуировалась из Москвы.

– Из Кремлёвской больницы? – уточнила Анна Ивановна.

– Нет, не из больницы… Я сама по себе приехала, так сложились обстоятельства.

– Понимаю, – кивнула врач.

– Мне очень нужна работа. Я офтальмолог, но могу работать и медсестрой.

Анна Ивановна внимательно смотрела на Вику.

– Как вас зовут?

– Виктория.

– Хорошее имя у вас, победное… – Уже второй человек похвалил её имя. – Что вы заканчивали?

– Сеченова, в тридцать седьмом. – Она заранее посчитала и запомнила все даты.

– Медики нам, конечно, нужны. В этом санпропускнике осматриваем пока только раненых, но это надо делать с каждым, с каждым приезжающим в город. Участились случаи малярии, сыпного тифа, не говоря уже о кишечных инфекциях… иначе эпидемии не избежать. Вы меня понимаете?

– Вполне.

– Не хватает рук… Если вы согласны, я поставлю вас работать на санпропускнике с другими медиками.

– Конечно, согласна. Только… – приступила она к самому трудному, – у меня нет документов: поезд попал под бомбёжку.

– Это сейчас не редкость, к сожалению. Восстанавливайте свои документы, потом принесёте. Мы сделаем запрос в Москву по вашему месту работы. Вы где живёте?

– Ещё нигде, я только приехала.

– А, вот как! Сходите в исполком. С жильём, правда, в городе плохо, очень большой поток людей. Но попробуйте… Маша, – позвала она сестру, – запиши данные Виктории…

– Александровны.

– …данные Виктории Александровны и дай ей халат… Мойте руки, принимайте следующего человека.

Вика послушно направилась к умывальнику, вымыла холодной водой руки. Медсестра с короткими косичками помогла завязать ей халат, подала полотенце.

Вика осматривала раненого, присев на краешек кушетки, чувствуя себя, как на экзамене. Задавала вопросы, отмечая про себя, что Анна Ивановна кивает, как кивает учитель ученику, хорошо отвечающему урок.

– Подозрений на инфекции нет, – сказала Вика и поднялась с кушетки.

– Мне понравилось, как вы работаете. Это было профессионально, чётко, быстро. Вопросы грамотные, по делу, – похвалила Анна Ивановна.

– Спасибо.

– Завтра в вечернюю смену выходите, – кивнула Анна Ивановна. – Да, вот ещё… если вам некуда идти… вот мой адрес. – Она быстро черкнула пару строк на клочке бумажки.

– Большое спасибо, Анна Ивановна! Я думаю, что обойдусь, воспользуюсь только в крайнем случае.

***

«Как много вокруг хороших людей! Или мне просто везёт?» – думала Вика, шагая от вокзала по улице Красноармейской. Торопиться было некуда, захотелось погулять по городу, привыкнуть к его новому виду.

Со странным щемящим чувством она смотрела на родной город, выглядевший теперь, как на ретрокартинках. С улиц исчезли светофоры, совсем не видно автомобилей… Нет этой надоевшей рекламы, только агитационные плакаты на стенах.

Вика задержалась перед плакатом с суровой женщиной в красной косынке, приложившей палец к губам. «Не болтай!» – предупреждала надпись.

Супермаркеты с роскошными световыми вывесками уступили место скромным булочным, молочным и овощным магазинам. Не было на месте громадного дома со звездой в стиле сталинский ампир.

Вика прошла Шихобаловскую богадельню, в которой находилась школа-интернат (в Викином времени это был приход и православная школа). Остановилась перед огромным доходным домом Челышева из красного кирпича, с балконами и эркерами, вмещавшем общежитие, множество квартир и конторы.

Было холодно, в воздухе вились редкие снежинки, ей стало зябко в короткой куртке. Такие курточки мама называла поперденчиками: короткие, что не прикрывают… ну понятно что.

Вика с интересом присматривалась к людям, спешившим по своим делам: женщинам в пальто с цигейковыми воротниками, в ватниках и платках; очень скромно, даже бедно одетым мужчинам.

Рядом с тротуаром притормозила машина, и из неё выпорхнула нарядная женщина в облегающем синем пальто, в кокетливой шляпке, из-под которой выбивались белокурые локоны. Мазнув по изумлённой Вике взглядом и обдав её ароматом дорогих духов, она процокала каблучками по тротуару и скрылась в старинном особняке Курлиной.