Виктория

Только теперь она пожалела, что не взяла в дорогу продукты. Два яблока, банан, помятая пачка печенья «Любятово» да небольшая упаковка карамели – вот и все запасы.

Без еды, без денег, без вещей. Совсем одна…

***

Поезд стоял, пропуская встречные эшелоны. Хотелось есть, но она не могла позволить себе истратить эти крохи еды из рюкзака. Женщина с девочкой пересели поближе к столику, достали из корзины чёрный хлеб с салом и варёную картошку. Ели её, макая в соль и запивая молоком из бутылки. Вика отвернулась.

Валентина вынула из сумки свёрток, зашуршала бумагой.

– Серёжа, возьми, – позвала она сына.

Мальчик откусил бутерброд и стал жевать, катая свой грузовичок по стенке купе.

– Виктория, угощайтесь. – Валентина протянула бутерброд с колбасой в бумажной салфетке.

– Что вы, не надо! Я не голодна, – пролепетала Вика, у неё чуть слёзы из глаз не брызнули от нахлынувших чувств.

– Берите, пожалуйста, это не последнее, – уговаривала Валентина.

Вика не стала больше ломаться, поблагодарила, взяла бутерброд и начала есть. Ах, каким вкусным был этот бутерброд из куска белого хлеба и кружочка чайной колбасы!

Валентина с сыном тоже ехали в Самару. У Вики отлегло от сердца: всё-таки она будет в городе не одна.

– Вы к родственникам едете?

– Нет, мы эвакуируемся с заводом. А вы? Тоже от организации?

– Нет. Сама по себе, так получилось, – призналась Вика и после молчания неожиданно добавила:

– Чемодан у меня пропал…

Додумывая на ходу легенду, Вика рассказала, что во время бомбёжки потерялся её чемодан с вещами, деньгами и документами.

– Как? Где потерялся?

– В другом вагоне. Я искала, его нет.

Чемодан благополучно приехал в Самару, надо полагать. Мама уже в панике: дочери нет, телефон молчит… Боже мой, бедная мама! Наверняка места себе не находит. Будет искать её среди отставших от поезда, потом в больницах и моргах. Потом заявление в полицию напишет, дело заведут… И тогда какой-нибудь седовласый следователь выяснит интересные подробности. Как в поезде некий пассажир от страха сорвал стоп-кран, потому что ему привиделся низко летящий самолёт с нарисованными фашистскими крестами на хвосте и крыльях. У пассажира сработала память предков, и он дёрнул стоп-кран. И как при этом бесследно пропала другая пассажирка, Фомина Виктория Александровна, двадцати восьми лет…

– Проводнику сказать надо про чемодан, – вставила прислушивающаяся к разговору Валентинина соседка. – Как же вы без документов?

– Ищи-свищи энтот чемодан, – хмыкнул дед с газетой. – Кто увёл, того уже нет!

– Всё равно надо сказать, пусть поищут, – слабо возразила соседка.

– Сказать-то можно, а толку? – Он и мысли не допускал, что чемодан потерялся. – Эх, держи, девушка, вроде как милостынька тебе.

Он покопался в кармане и достал две мятые купюры в пять рублей.

Вика вспыхнула, но не в том положении она была, чтобы гордо отказываться, тем более что человек давал от души.

– Спасибо.

Это были серо-голубые банкноты с цифрой пять в гильоширной розетке и изображением парашютиста на фоне самолёта.

– Первый раз деньги увидела? – усмехнулся дед.

Вика опомнилась и убрала бумажки в карман куртки.

4

Поезд едва волочился, часто и подолгу простаивал на разъездах, пропускал крытые брезентом платформы и санитарные поезда. Вика вспомнила, как сказала проводнице: «Спать я уже дома буду!» – и горько усмехнулась. Ехали двое суток.

Вагон отапливался маленькой печкой, было холодно, по полу гуляли сквозняки. Вика сидела с закрытыми глазами, подобрав ноги и закутавшись в тонкое одеяло.

«Это дурной сон, это не может быть правдой. Я сейчас проснусь и увижу своё купе». – Она сильно зажмурилась, сосчитала до десяти и медленно открыла глаза.

С тоской увидела, что сон продолжался: Серёжа поглядывал на неё с любопытством, бросив игрушечный грузовик, Валентина дремала, привалившись спиною к стенке купе; старик с боковой полки пил чай, громко отхлёбывая из кружки, – он выходил за кипятком на станции.

– Давай кипяточку налью, – предложил дед, заметив её взгляд, – у меня целый чайник.

Вика покачала головой: наливать кипяток было не во что. Валентина, покопавшись в сумке, протянула ей алюминиевую кружку.

– Спасибо, – благодарно улыбнулась Вика.

– Ещё кому надо? – Он стал наливать кипяток в подставленные стаканы и кружки. – Сахару нету, жалко.

– У меня есть конфеты… – Вика достала из рюкзака несколько леденцов, угостила своих попутчиков.

Прихлёбывая из кружки, она снова ушла в свои мысли: «Вот так попала в историю… Зачем только пошла в этот вагон-ресторан? Сейчас бы уже лепила с мамой пельмени на День Победы, салатики бы крошила… В колонне бессмертного полка шла с портретом прадеда Ивана, телевизор смотрела. Эх… Ладно, нечего себя жалеть – глаза и так на мокром месте, только слёз сейчас не хватало…»

Вика сходила в уборную, помыла кружку и вернула Валентине.

«Куда я еду и зачем? – вернулась она к размышлениям. – Никого в Самаре у меня нет, родных нет, дома тоже нет. Лучше уехать в Москву при первой возможности. Может, на том месте, где бомбили, какой-то портал, и я попаду в своё время?»

– Полчаса стоять будем! – объявил проводник.

Вика выглянула в окно.

Возле длинного одноэтажного здания вокзала с арочными окнами стояли деревянные навесы, на крыше которых была прибита вывеска: «Горячие обеды». Возле навесов толпился народ.

Пассажиры зашевелились, потянулись к дверям. Валентина взяла эмалированную мисочку, прихватила дамскую сумку и пошла вместе с сыном к выходу.

Вика подсела к окну. Она видела пар, валивший от больших чёрных котлов, мелькающие в руках раздатчиц круглые половники.

Неподалёку от навеса грелся большой бак, напоминающий гигантский самовар, к нему подходили люди с чайниками, котелками и кружками, отворачивали краник и набирали кипяток. Вика никогда не видела титан, только читала, а теперь догадалась, что это он.

Она давно была голодна. Валя по доброте своей предлагала то бутерброд, то варёную картофелину, Вика отговаривалась, что уже поела – купила на станции пирожок. Она достала из рюкзака яблоко и стала его есть, откусывая от красного бока маленькие кусочки.

Вернулась Валентина с мисочкой горохового пюре с маленькой тефтелькой и куском ржаного хлеба в руках.

– Ешьте, пока горячее, – поставила она мисочку на столик.

– Я не голодна, правда. Я на станции ела, – начала отнекиваться Вика.

От гороха шёл такой аппетитный запах, что у неё заурчало в животе.

– Виктория, вы никуда не ходили, я видела. Я вам даю в долг, потом отдадите, хорошо?

– Хорошо. – Вика взяла ложку, стала медленно есть, сдерживаясь, чтобы не проглотить всё за секунду. – Спасибо, Валя. Давайте уже на «ты»?

– Ничего не имею против, – улыбнулась Валентина.

***

В Куйбышев приехали через два дня.

Ошеломлённая Вика вышла на перрон. Товарные, пассажирские и санитарные поезда всё прибывали, перрон и привокзальная площадь кишели людьми, как гражданскими, так и военными. Высоченной башни из стекла, с её огромными залами и смотровой площадкой, конечно же, не было; на её месте стояло длинное величественное здание архитектора Рошфора.

С потоком людей они с Валентиной попали внутрь, и Вика с благоговением смотрела на изящную лепнину, арочные окна и бронзовые люстры. Какая же красота! Старый вокзал она почти не помнила, а вот таким видела его впервые. Очень захотелось сделать несколько снимков на смартфон, но об этом не стоило и мечтать. Плакаты со стен зданий призывали граждан быть бдительными: красная сильная рука перехватывала чёрную корявую вражью лапу. И народ бдел. Поэтому пусть телефон лежит и дальше в потайном кармане.

Валентине дали ордер на вселение в комнату в коммунальной квартире на втором этаже.

Хозяйка квартиры кисло улыбнулась, принимая бумагу, пробежала глазами: