Семья напрокат

А Полонский в конце ролика эффектно снимал шлем, и блестел шикарной шевелюрой. Так вот откуда мне знакомы эти волосы и глаза! Я невольно сама всегда смотрела данную рекламу из-за этого симпатичного мужчины, чем несказанно бесила Игоря.

Но, рассказывать о своём пристрастии мужчине я не стану – слишком много чести.

– Значит, та эффектная брюнетка на воротах – и есть Лизавета?

Максим Дмитриевич кивает и отпивает из чашки кофейный напиток. В ту же секунду он морщится, и выплёвывает кофе в чашку:

– Вы решили меня отравить?

Я непонимающе смотрю на хоккеиста.

– Вроде бы, у меня не было такого в планах. А что случилось?

– Попробуйте свой кофе. Думаю, он точно такой же вкусный, как и мой. Но вы, почему-то свой не пьёте.

Я беру свою чашку с обжигающе горячим кофе, и делаю маленький глоток.

– Фу, солёно!

– Вот-вот.

Выливаю содержимое обеих чашек в раковину, и начинаю оправдываться. Хотя, что тут сказать? Да, вспомнила о рекламе и была невнимательна – перепутала баночки. У меня и соль и сахар в одинаковых кувшинчиках. Увлеклась своими воспоминаниями и не увидела буковки на баночках.

– Извините, сейчас сделаю новое кофе.

– Нет уж, спасибо. А то вы в следующий раз мне стрихнин подсыплете!

– Я думаю, вы тотчас распознаете его вкус, и не станете пить такой кофе. Ведь стрихнин горький.

– Пробовали?

У мужчины вытягивается лицо, и он приподнимает левую бровь. Явно насмехается. Что ж, хороший знак. По крайней мере, отвлёкся от мыслей о сыне.

– Знаю. У меня мама была химиком. Много чего знаю именно от неё. Тем более, в малых количествах стрихнин обладает лечебным эффектом. Так что, ничего бы страшного с вами не произошло.

– Как-то не хочется проверять.

Полонский расплывается в ехидной улыбке, и берёт из стоящей на столе вазочки, шоколадную конфету. Я пожимаю плечами, и отхожу к кухонному гарнитуру.

– После этого рекламного ролика я стал ухаживать за Лизой. Она, впрочем, сразу ответила мне взаимностью, и уже через неделю переехала в мою квартиру.

Морщусь. Ну-ну, Лизавета, скорее всего, быстро оценила состояние нападающего сборной, и решила брать быка за рога. Она не дура. Да одни часы на руке Полонского тянут на приличную сумму. Поэтому и переехала быстрее к спортсмену.

– И вы год жили вместе?

– Три недели. А потом она забеременела.

Хитрюга! Поняла, что ребёнок – это пропускной билет в безбедную жизнь. Даже если Полонский потом бы выбросил её из своей жизни, то алиментов бы ей вполне хватило на безбедную жизнь.

– Ого, как быстро! Ты – невероятно плодовитый!

Я подмигиваю спортсмену, намывая чашки из-под солёного кофе. Эта Лизавета мне уже категорически не нравится. Скорее всего, она просто алчная хищница, которая решила решить свои финансовые проблемы за счёт Максима Дмитриевича.

Но, вслух говорить о своих подозрениях я не рискую. Как бы то ни было – Полонский позволил любовнице забеременеть. Значит, был готов к отцовству.

– А что было потом?

– Ну, как обычно. Ждали родов. Я ездил на сборы, Лизавета скучала дома. На родах присутствовать не смог – они начались неожиданно, я как раз был на игре в другом городе. В общем, старался забить побольше голов – всё в честь сына. Потом меня отпустили домой, забрал Илюху с Лизой из роддома, окружил заботой. Но… Как-то не срослось.

Мужчина замолкает и прищуривается, в задумчивости смотря в окно. Мне, в принципе, всё понятно. Находчивая Лизавета вряд ли просто сидела дома в ожидании гражданского мужа. Скорее всего, искала ему замену. И нашла.

– А с каким футболистом она сбежала?

Хоккеист поднимает на меня свои зелёные глаза и напряжённо вглядывается, вопрошая:

– Откуда ты знаешь?

– Ну… Ты сам как-то обмолвился, что Илье сейчас семь месяцев, и неделю назад Лиза сбежала с мальчиком к какому-то футболисту.

– Да, так и есть.

Полонский подпирает рукой подбородок и хмурится. Я понимаю, что ему не слишком приятно об этом говорить.

– А откуда ты знаешь про футболиста?

– Да она сама мне об этом сказала. Заявила, что я холодный, как лёд, на котором играю. А вот её новый ухажёр – горячий и жаркий. Но что за футболист, где она с ним познакомилась – ничего не знаю.

Мужчина закусывает губу, и тянется ещё за одной шоколадной конфетой. Пусть ест сладкое, оно отвечает за гормоны радости.

Пожевав губами, Максим Дмитриевич грустно продолжает:

– Между нами как-то не очень складывались отношения. Хотя, я старался для них с Ильёй. Детскую обставил, няню нанял – всё, чтобы ей полегче было.

– Няню? А она не проговорится, что я – не Лиза?

– Я её рассчитал. Лизавета сама попросила. Сказала, что она не находит с ней общего языка, хотя у женщины были великолепные рекомендации!

– И давно?

– Месяца два с половиной назад.

В моей душе поднимается какая-то тревога. Наверняка, хитрая Лиза как раз в то время завела себе любовника. И няня, возможно, начала что-то подозревать.

– А у тебя не осталось контактов няни?

– Да, записан где-то в записной книжке. Но она дома. А зачем тебе?

– Хочу с ней поговорить.

Я отвечаю уклончиво и задумчиво закусываю губу. Пока не буду говорить мужчине о своих подозрениях – может, я совершенно не права.

Зачем мне это? У меня нет ответа на этот вопрос. Но, отчего-то мне хочется помочь Максиму Дмитриевичу разыскать своего сына. Видно, что он очень грустит без него.

– Зачем?

– Я рассчитала свою няню, которая сидела с Никиткой – уж больно она заносчивая. Вот, подыскиваю ей замену.

– Да?

Полонский хмурится и оглядывает меня с ног до головы.

– Она берёт очень дорого за свои услуги.

– Ну, ничего! Ты же мне заплатишь хорошие деньги за работу, так что смогу себе позволить элитную няню.

Хоккеист расплывается в довольной улыбке. Видимо, его полностью устроил мой ответ. Это хорошо. Не нужно, чтобы он о чём-то догадался. Сама найду сбежавшую Лизавету и представлю ему все данные.

Мечтательно представив, как отблагодарит меня Полонский за столь неоценимую услугу, я закрываю глаза. Ведь мне чертовски понравился сладкий вкус мягких губ мужчины. И пусть, тогда я поцеловала его случайно, чтобы он ничего не сболтнул лишнего при Игоре, но в мозгу этот поцелуй засел плотно.

– Хорошо. Переедешь – напомни мне, я найду контакт Ирины Константиновны.

Киваю – отлично!

Тут из манежа приподнял головку мой заспанный сыночек. Увидев незнакомого мужчину, он растерянно заморгал заспанными глазёнками и вновь нырнул на дно манежа.

– Проснулся. Прости, мне надо кашу для него развести.

– Конечно-конечно, не волнуйся. Я тут тихонечко посижу, понаблюдаю за вами.

Максим Дмитриевич покорно замирает без движения за кухонным столом, а я начинаю колдовать над тарелкой с растворимой кашей. Беру Никиту на руки и усаживаю мальчика в стульчик. Он напряжённо наблюдает за незнакомым мужчиной, притаившимся совсем рядом.

– Открой ротик, дорогой.

Я пытаюсь привлечь внимание мальчика к ложке с овсяной кашей, но он не спешит повиноваться. Хоккеист встаёт со своего места, и отходит к окну, так, чтобы мальчику его было не видно. Благодаря этой рокировке, Никита, окончательно успокоившись, покорно начинает кушать.

Наконец, пустая тарелка перекочевала в раковину, и я поднимаю мальчика со стула.

– Ну, привет.

Глаза Полонского, обычно холодные, мигом теплеет, когда он смотрит на моего ребёнка, и у меня внутри радостно начинает колотиться сердце. Мужчина вовсе не такой грубый и бесчувственный, а постоянные подколы – только маска. Вон, как при взгляде на моего сына у него теплеет взгляд.

Но Никитка, похоже, не рад встречи со спортсменом. Он мигом открывает ротик, вцепляется в меня своими маленькими ручонками, и начинает истошно плакать.

Максим Дмитриевич недовольно морщится, и делает шаг назад:

– Ну, ладно.

– Прости, но он сейчас нетерпим к незнакомцам. Возраст такой.